В мышеловке - Френсис Дик - Страница 37

Сара решила позвонить сама, заявив, что ее австралийский акцент вызовет меньше подозрений, чем английское произношение Джика или мое собственное.

— Галерея изобразительных искусств «Руапеху»? Не могли бы вы оказать мне любезность… — начала она. — Я хотела бы поговорить с кем-нибудь из администрации. Понимаю, конечно, но дело очень важное. Да, я подожду… — Она прикрыла микрофон ладонью и повернулась к нам: — Похоже, это секретарша. Она явная новозеландка…

— Ты молодец! — восхитился я.

— Алло? Да. Простите, как вас зовут? — Ее глаза вдруг расширились. — Понимаете, мистер Уэксфорд, у меня только что были три странных посетителя. Они хотели посмотреть картину, которую я недавно у вас приобрела. Чрезвычайно странные люди. Они заявили, что вы их послали. Я им не поверила и решила навести справки у вас. Вы действительно посылали их ко мне?

В трубке зазвучал возбужденный голос.

— Описать их? Молодой мужчина с русыми волосами и бородкой, мужчина с раненой рукой и какая-то неопрятная девица. Я их выпроводила. Они мне сильно не понравились… — Она состроила гримасу и теперь слушала возбужденный голос. — Нет, разумеется, я им ничего не показала. Говорю вам, они мне не понравились. Где я живу? Ну конечно же здесь, в Веллингтоне. Разумеется… Очень вас благодарю, мистер Уэксфорд, приятно было с вами…

Она повесила трубку, не обращая внимания на все еще звучавший голос.

— Вот это женщина! — возликовал Джик. — Какая актриса получилась бы из моей жены!

Уэксфорд. Сам Уэксфорд… Сработало!

— Итак, теперь, когда они знают о нашем пребывании здесь, — предложил я, — может, пойдем куда-нибудь?

— О нет, — инстинктивно запротестовала Сара, глядя в окно на море. — Здесь хорошо, а мы весь день на колесах.

Я не стал возражать.

— Обзванивая отели, они нас не найдут, — заметил Джик. — Даже если они позвонят сюда, то все равно будут спрашивать Кассаветза и Тодда, а не Эндрюза и Пила.

— Так вы — Эндрюз и Пил? — спросила Сара.

— Мы супруги Эндрюз, а Тодд — Пил.

— Приятно познакомиться, — съязвила она.

Мы без приключений пообедали в ресторане отеля. Мистер Пил надел повязку прямо поверх одежды, справедливо решив, что так его легче заметить. Из тех же самых соображений мистер Эндрюз наотрез отказался сбрить бороду.

Мы разошлись по номерам и вовремя легли спать. А я провел еще приятный час, снимая с ноги повязки и любуясь швами на бедре. Дерево наградило меня рваными ранами, которые нисколько не были похожи на правильные операционные разрезы. Рассматривая извилистые, похожие на железнодорожные пути швы на вспухшей коже малиново-черно-желтого оттенка, я все более приходил к выводу, что врачи в Алис-Спрингсе просто кудесники. После падения минуло четыре дня, но швы нигде не разошлись, несмотря на мой активный образ жизни. И тут до меня дошло, что я как-то не заметил, как состояние постоянного недомогания прошло. Удивительно, размышлял я, как быстро самовосстанавливается человеческий организм, если есть такая возможность.

Я залепил памятные знаки свежим лейкопластырем, приобретенным еще в Гамильтоне, устроился в постели, и мои срастающиеся кости больше не протестовали. «Все, — самодовольно думал я, засыпая, — все теперь будет хорошо!»

Но тогда я во многом просчитался. Я не придал должного значения той поспешности, с которой Уэксфорд примчался в Новую Зеландию, недооценил ярость и настойчивость, с которой нас разыскивали.

Мы разворошили гнездо профессиональных преступников, не предполагая, что наш успех пробудит такой силы страх и злобу, о которых мы и не подозревали. Мое представление об Уэксфорде, который рвет на себе последние волосы, было далеко от действительности. Он выслеживал нас с решимостью, близкой к одержимости, непреклонно, жестоко и быстро.

На следующее утро я проснулся поздно и приготовил себе кофе в кофейнике, находившемся в каждом номере. День выдался теплый и солнечный, настоящий весенний день. У меня было прекрасное настроение, когда позвонил Джик.

— Сара говорит, что сегодня хочет вымыть голову, иначе волосы у нее слипнутся. Она уже ждет меня в холле, чтобы я отвез ее в магазин, где продают шампунь. Но я подумал, что лучше было бы все-таки тебя предупредить!

— Только будьте осторожны! — В моем голосе прозвучала тревога.

— О, конечно, — ответил он. — Мы и близко не подъедем к галерее, только до ближайшего магазина. И как только вернемся, я тебе сразу позвоню.

Он положил трубку, а через пять минут звонок прозвенел снова. Я подошел к телефону. Звонила девушка от стойки портье.

— Ваши друзья приглашают вас поехать вместе с ними.

— Ладно.

Я без пиджака спустился в лифте, сдал ключ от номера и вышел к нагретой солнцем стоянке. Посмотрел по сторонам, разыскивая глазами Джика и Сару. Но, как выяснилось, не эти друзья ждали меня.

Может, было бы лучше, если бы моя левая рука не была привязана под сорочкой. А так они просто схватили меня за одежду, подняли в воздух и самым унизительным образом затолкали в машину на заднее сиденье.

Внутри был сам Уэксфорд. Его глаза за стеклами массивных очков были враждебны, а в движениях исчезла нерешительность. Теперь я снова в его власти, как за решетчатой дверью, и он не собирался со мной миндальничать. На нем и сейчас была «бабочка». Веселый горошек никак не соответствовал предстоящему невеселому делу.

Мышцы, которые пихнули меня к нему, как выяснилось, принадлежали Грину через долгое «и» и еще одному типу, мне не знакомому, походившему по описанию на Бровастого.

Мое настроение падало быстрее, чем опускался лифт в «Хилтоне». Я оказался посредине, а Грин сел на место водителя.

— Как вы меня нашли? — спросил я.

Грин со злорадной усмешкой достал из бумажника цветную фотографию и протянул ее мне. — На ней мы все трое — Джик, Сара и я — стояли возле магазина в Мельбурне. Женщина из галереи, как я догадался, не теряла времени и сняла нас в аэропорте перед вылетом.

— Прошли по отелям, — объяснил Грин. — Все очень просто.

Больше говорить было не о чем, и я сидел молча. Может, еще и потому, что мне не хватало воздуха.

Да никто больше и не рвался разговаривать. Грин включил зажигание, машина рванула с места.

Уэксфорд смотрел на меня с торжествующим видом. Бровастый так заломил мне здоровую правую руку, что для дебатов просто не оставалось сил. Он не давал мне выпрямиться. Моя голова склонилась почти к самым коленям. Все было чрезвычайно болезненно и унизительно.

Наконец Уэксфорд проговорил:

— Мне нужен наш список.

В его голосе не осталось ни капли учтивости. Он не собирался вести со мной светский разговор и не давал себе труда скрывать свею ярость.

«Боже, — с сожалением подумал я. — Какой же я недотепа, что вот так глупо попался!»

— Ты слышишь? Мне нужен список и все остальное, что вы забрали.

Я не ответил. Меня захлестнула боль.

По звукам, доносившимся снаружи, я понял, что мы проезжали по улицам города, жившего своими заботами, но моя голова была ниже окна, и я ничего не видел.

Вскоре машина резко свернула влево и стала натужно взбираться в гору. Подъем, казалось, растянулся на многие-многие мили. На вершине двигатель облегченно вздохнул, и машина легко побежала вниз.

Никто не проронил ни слова. Мысли о том, что ждало меня в конце путешествия, были настолько прискорбны, что я гнал их от себя. Я мог вернуть Уэксфорду список, а тогда что? И правда, что тогда?

После длительного спуска машина на миг притормозила, а потом свернула направо. На смену городскому шуму пришел рокот моря.

Я сделал грустный вывод, что мы свернули с шоссе и сейчас ехали безлюдным проселком.

Наконец машина остановилась. Бровастый отпустил мою руку. Я с трудом выпрямился, измученный и помятый.

Вряд ли они могли бы найти более глухое место. Дорога пролегала вплотную к морю и являлась просто частью берега, а берег представлял собой непроходимый хаос остроконечных черных камней, о которые бились пенящиеся волны, — ничего похожего на милые глазу пляжи Англии.