В мышеловке - Френсис Дик - Страница 35

— Сейчас вылетят из своих клеток-контор птички-красавицы, — бодро проговорил Джик.

— Ну и что?

— Я буду считать тех, кто ходит без бюстгальтеров.

— И это говоришь ты, семейный человек!

— Старые привычки живучи.

Мы насчитали восемь «верняков» и один сомнительный вариант до того времени, когда вернулась Сара. Теперь на ней была легкая юбка оливкового цвета и желтая блузка, и все это напомнило мне по цвету фисташковое мороженое с медом.

— Так-то лучше, — заявила она, бросая на заднее сиденье две набитые коробки. — А теперь полный вперед!

Целительные свойства новых нарядов давали знать себя на протяжении всего нашего пребывания в Новой Зеландии, что невероятно поразило меня. Она, казалось, чувствовала себя в большей безопасности, надев что-то новое и чистое. Соответственно улучшалось и ее настроение.

«Хлопчатобумажная броня, — подумал я. — Непромокаемая и пуленепробиваемая». Безопасность — новый пунктик Сары.

Мы снова потащились на холм над бухтой, где на узкой тихой улочке находился дом Нормана Апдайка. Сам город, казалось, тянулся нескончаемо вдоль береговой линии, но участки и дома на них выглядели крохотными. Однако внутри дома мы поняли, что такое впечатление создается оттого, что смотришь издалека.

Общительный Норман Апдайк оказался полной противоположностью своей неприветливой жене. Круглая голова с блестящей лысиной венчала округлое, приземистое тело.

Мы с Джиком отрекомендовались художниками-профессионалами, сказали, что были бы очень признательны, если бы могли полюбоваться прославленной картиной, которую он только что купил.

— Вас направили из галереи? — полюбопытствовал он, польщенный косвенным комплиментом его вкусу и достатку.

— В определенном смысле, — ответил я, а Джик очень серьезно добавил:

— Мой уважаемый друг известен в Англии своими картинами, на которых изображены лошади. Они выставлены в ряде престижных галерей и даже в Королевской академии.

Я было испугался, не переборщил ли он, однако на Нормана Апдайка его слова произвели впечатление, и он впустил нас в дом.

— Проходите, пожалуйста! Картина в спальне.

Он провел нас в большую, заставленную мебелью комнату с темным ковром, ворс которого доходил до щиколоток, с громоздкими темными буфетами и с великолепным видом на залив, поблескивающий под солнцем.

Жена его окопалась возле телевизора, поглощенная дебильным британским комедийным спектаклем. Она кисло взглянула на нас и не поздоровалась.

— Сюда, — сказал Апдайк, не без труда обходя шеренгу массивных кресел. — Ну, какого вы о ней мнения? — И он с гордостью показал на полотно, висевшее на стене.

Небольшая картина, тринадцать на восемнадцать дюймов. Черный конь с удлиненной шеей и подстриженным хвостом на фоне голубого неба. На переднем плане пожухлая трава. Все полотно покрыто старым лаком.

— Херринг, — благоговейно прошептал я. Норман Апдайк расцвел еще больше:

— Вижу, что вы знаете свое ремесло. А вещь кое-что стоит, а?

— Немало, — согласился я.

— Полагаю, что я выгодно купил ее. В галерее мне сказали, что я всегда буду иметь прибыль, если захочу продать ее.

— Можно мне познакомиться с техникой мазка? — вежливо спросил я.

— Пожалуйста.

Я осмотрел картину вблизи. Хорошая работа. Она вправду была похожа на Херринга, который умер в 1865 году. И еще чем-то неуловимым она напоминала педантичность Ренбо. Чтобы обрести окончательную уверенность, нужно было прибегнуть к микроскопу и химическому анализу.

Отступив назад, я окинул взглядом комнату. Особо ценных вещей в ней не было. Несколько картин на стенах — явные копии.

— Чудесно, — заявил я с восхищением, поворачиваясь снова к Херрингу. — Неповторимый стиль. Настоящий мастер! — Апдайк прямо сиял. — Вам нужно остерегаться грабителей, — посоветовал я.

— Слышишь, милая, — засмеялся он, обращаясь к жене, — что говорит молодой человек? Нам нужно остерегаться грабителей.

Она на секунду оторвалась от экрана и посмотрела на меня отсутствующим взглядом.

Апдайк потрепел Сару по плечу:

— Объясните вашему другу, что грабители нам не страшны.

— Почему? — спросил я.

— У нас дом на сигнализации.

Джик и Сара точно так же, как раньше я, посмотрели по сторонам и не обнаружили ничего такого, что стоило бы украсть. Апдайк следил за их взглядами — и на глазах расцветал.

— Показать этим молодым людям наши маленькие сокровища, милая?

Милая не повела и бровью. Телевизор кудахтал металлическим смехом.

— Очень интересно, — подзадорил я.

Он хитро усмехнулся, как человек, который хочет показать вещь, действительно заслуживающую внимания. Сделав два-три шага, он остановился возле одного из темных буфетов, как бы вмурованного в стену. Широким жестом он распахнул двустворчатые двери. Внутри было шесть глубоких полочек, и на каждой из них по нескольку мастерски выполненных изделий из жадеита — кремово-белые и бледно-зеленые, полированные, причудливые, дорогие. Каждое изделие на массивной подставке. Освещенные электрическими лампочками, они выглядели просто изумительно.

У нас вырвались возгласы восхищения. Норман Апдайк заулыбался.

— Гонконг, конечно, — пояснил он. — Понимаете, я много лет работал в Гонконге. — Он передвинулся к следующему буфету, раскрыл дверцы, и там снова оказались полочки и новые изделия. Такие же красивые.

— Жаль, что я не очень разбираюсь в жадеите, — проговорил я извиняющимся тоном, — и не могу оценить коллекцию.

Он много рассказал нам про свои драгоценности — может, даже больше, чем нам хотелось знать. У него было четыре буфета в спальне, а столовая и холл просто заставлены жадеитом.

— В Гонконге его отдают за гроши, а я проработал там больше двадцати лет.

Мы с Джиком переглянулись, и я кивнул. Джик сразу же стал жать руку хозяину, говоря, что нам пора идти. Апдайк вопросительно посмотрел на супругу, все еще сидевшую у телевизора. Заметив, что она даже не повернулась в нашу сторону, он добродушно пожал плечами и повел нас к выходу.

Когда наружная дверь открылась, Джик и Сара вышли, оставив меня в холле наедине с хозяином дома.

— Мистер Апдайк, в галерее… кто именно продал вам Херринга?

— Мистер Грей, — ответил он сразу.

— Мистер Грей… Грей… — нахмурился я.

— Ну, такой приятный мужчина, — широко улыбнулся Апдайк. — Я признался ему, что мало понимаю в живописи, но он заверил меня, что я буду иметь от небольшого Херринга такое же наслаждение, как и от всего своего жадеита.

— Следовательно, вы рассказали ему о своей коллекции?

— Разумеется… Понимаете… Если вы не разбираетесь в чем-нибудь конкретном, то стараетесь показать, что знаете что-нибудь другое. Ведь это свойственно всем людям…

— Верно, всем людям, — повторил я. — Скажите, как называлась галерея мистера Грея?

— А, — казалось, он даже немного растерялся, — вы же сказали, что именно он рекомендовал вам посмотреть мою картину?

— Я бываю в стольких галереях, что позабыл, какая именно меня направила к вам.

— Галерея изобразительных искусств «Руа-Пегу». Я ездил туда на прошлой неделе.

— Куда «туда»?

— В Веллингтон. — Улыбка исчезла с его лица. — Послушайте, что все это значит? Зачем вы сюда приехали? Мне кажется, вы вовсе не знаете мистера Грея.

— Нет, — признался я. — Но, мистер Апдайк, мы хотим предостеречь вас. Мы действительно художники, мой друг и я. После того как мы увидели вашу великолепную коллекцию жадеита, наш долг рассказать вам, что люди, имеющие подобные ценности, были ограблены вскоре после того, как приобрели картину… На вашем месте я проверил бы, исправна ли сигнализация в вашем доме.

— Но… Бог ты мой…

— Существует шайка преступников. Они следят за продажей картин, а потом грабят дома покупателей. Думаю, они рассуждают так: если кто-то может позволить себе приобрести Херринга, то у него наверняка есть что украсть…

Он смотрел на меня со все возрастающим пониманием.