Останься в Вейзене - Зарецкая Анастасия - Страница 12

– Герта! – Она послушно повернулась в мою сторону. – Что-то случилось? Почему все до одного погружены в собственные мысли?

Она с хитринкой посмотрела на меня – я только сейчас заметила, какой у неё необычный, миндалевидный, разрез глаз, добавляющий лицу восточный шарм.

– Сегодня же маскарад в городе, – объяснила Герта. – Решают, кто с кем пойдёт и кто что наденет. Даже ученикам лучшей академии империи свойственна вся эта пошлость.

Мы попрощались, и Герта лисой выскользнула за дверь.

Маскарад, вот же придумали. Ещё и в городе, а не во внутреннем дворике. Ещё и в четверг. Важное правило студенческих тусовок – оставлять следующий день относительно свободным, чтобы было время прийти в себя. А местные студенты, как верно заметила Герта, вряд ли сильно отличаются от всех остальных, и размахом гуляний в том числе.

Время до обеда я провела за чтением. Преодолела ещё одну треть книги – последнюю оставила на вечер. Классификации закончились, за ними последовал определитель. Возьмите камень, покрутите его так и эдак, а потом уроните с какой-нибудь большой высоты, ведь линия, по которой пройдёт излом, тоже много о чем интересном может сказать.

Сытая, а оттого добрая, я пошла заниматься своей профессиональной деятельностью. До чего докатилась? Теперь и во сне нет отдыха от работы.

Феранта поделилась со мной интересующим их камешком. Точнее, как выяснилось, одним из, поскольку в той таинственной пещере всяких-разных камней оказалось предостаточно. Мне достался небольшой, сантиметра в три длиной, экземпляр (так что кидать его жалко, не найду ведь потом, если разлетится на крупицы), но красивый. Светло-зеленый, с желтоватым отливом, окрашенный неравномерно. И весь какой-то корявенький. Структуру так просто не различишь – надо все-таки закончить с микроскопом. Да и в целом я не то чтобы когда-то занималась минеральными породами. Буду по местной книге учиться, раз всем остальным некогда.

Несмотря на всю крошечность и невинность камешка, Феранта передала его мне в самом настоящем сейфе. Выглядел он, как обычная металлическая шкатулочка (мне больше нравятся деревянные, резные, но кто меня спрашивал?). Однако, чтобы добраться до камня, надо сначала приподнять дно – я себе ноготь сломала, пока пыталась подтянуть его наверх – а затем наткнуться на ещё одно, точно такое же, за исключением четырех колесиков с цифрами, из которых надо сложить определенную комбинацию. Тоже такое себе удовольствие. Но указательный палец, лишившийся маникюра, все-таки сыграл на пользу: им крутить колесики оказалось куда удобнее.

Шкатулку, то есть сейф, Феранта передала мне тогда же, когда показывала лабораторию.

И я убрала её в один из свободных ящиков, задвинула поближе к дальнему левому углу до более благоприятных времён.

Благоприятные времена наступили весьма шустро. Шкатулка дожидалась меня там же, где я её оставила. Вот я и принялась её взламывать, как будто бы там действительно имелось что-то ценное.

Три – номер эпохи, девяносто один – последние цифры текущего года. Какие первые, Феранта не уточнила. А завершает код семёрка, только я забыла, что она значит. Надеюсь, не количество лет, которые я, по задумке, должна провести в академии – есть у того, кто придумывал эту комбинацию, некоторая страсть к датам…

Вот и что мне делать с этой красотой дальше? Я подошла к окну и поднесла камень поближе к свету. Полупрозрачный, свет проходит насквозь и рассеивается на моей ладони зеленоватым туманом. Надо все-таки отыскать инструменты и провести его вскрытие. Даже цвет, как выяснилось, можно смотреть только на свежем изломе. Да и форму кристаллов сложно определять по отполированной внешней поверхности.

Вот определю я все это, и что дальше? Как подвести это к магии?

Гетбер говорил, я тоже несу в себе её частичку.

Я вернула камень в шкатулку и поближе придвинулась к окну, практически уткнулась в стекло носом. Деревянная рама пропускала в лабораторию сладкий весенний воздух. На небе с самого утра припекало солнце – клянусь, будь я сугробом, растаяла бы под ним, не колеблясь. От любопытных глаз окна лаборатории защитил куст барбариса с растопыренными пучками листьев-лопаток. На ветках уже обозначились красные цветочные почки. Скоро загорятся огнём.

Точно, огонь!

Гетберу не понравилось моё имя, поскольку оно напомнило ему заклинание, призывающее огонь. Я всё ещё понятия не имею, согласно какой логике здесь работает магия. Но кто мне мешает попробовать?

Я прикрыла глаза и выровняла дыхание. Затем взглянула на собственную ладонь и шепнула тихонько:

– Вар-Вэйр.

Ничего не произошло. Я попыталась снова, вкладывая в заклинание силу и энергию. Ничего.

Попробовала ещё раз. Потянулась вслед за заклинанием душой, пожертвовала на него частичку себя. И снова мимо. Видимо, весь мой магический потенциал тратится на то, чтобы переводить незнакомые словечки.

Почему даже сон лишает меня преимуществ, доступным всем остальным?

Гетбер говорил, камень выдал себя, когда усилил магию во много-много раз. Но ведь нужно иметь эффект, хотя бы микроскопический, чтобы было, что усиливать? И все-таки мои руки сами собой потянулись к камешку. Я сжала его в ладони и, смотря на кулак, повторила тихое: «Вар-Вэйр».

И снова пустота.

Пора настраивать микроскоп и разыскивать геологический молоток – такой, с заострением на конце, любимый предмет сказочных гномов, работающих в рудниках. Больше ничем не смогу помочь этой славной империи.

Я разжала кулак.

И на свободу вырвалось пламя. Недолго оно продержалось – секунду, быть может, и даже не успело согреть, не говоря о том чтобы обжечь. И все-таки оно было, насыщенное зеленое, будто кто-то поджег смесь с примесями бария и меди.

Невольно отбросила камень на пол. Он упал, обиженно звякнув. Но не сломался, ничего даже не откололось. Все-таки по твердости покрепче графита будет… Быть может, даже покрепче стекла.

Надо настроить микроскоп.

И спрятать шкатулку получше. Раз мои бессильные руки с помощью этой малютки смогли создать огонь, что же будет, если он попадёт в руки сильному магу?.. С таким уровнем магического таланта, чтобы маг этот, единственный на всю округу, не решался произносить моё имя вслух. Ключ от лаборатории тоже лучше прятать тщательнее. Будь моя воля, я бы и саму лабораторию поместила в сейф.

Историю о возникновении ядерной бомбы я много раз слышала.

Иногда изобретения играют против их создателей. Паниковать, конечно, ещё рано, поскольку я пока не поняла, по каким принципам работает эта магическая лупа. Или уже поздно, поскольку о существовании таких камешков знают все, кому не лень.

А ведь там ещё и другие есть. Вдруг существуют такие, которые мой шепоток преобразят в пожар на всю академию? Кто бы знал…

Долго работа не продлилась. Слишком сильно все-таки меня впечатлил огонь на собственной ладони. Так что, вдоволь навозившись с микроскопом, навертевшись шурупчиков и искрутив несчастное зеркало, я все-таки сдалась и пошла в нашу с Ирмалиндой квартирку.

Язык не поворачивается называть эту женщину соседкой. Даже в мыслях.

Соседки – это те, с кем я после пар обсуждала преподавателей и с кем ругалась поздно вечером из-за света (выключенного или включенного, зависело от того, насколько была загружена каждая из нас). Напарницей её именовать тоже не хватает наглости: Ирмалинда-то в академии работает в самого её основания, и это я ещё не спросила, чем она занималась до того, как академия начала свою деятельность.

Я постучалась в её дверь и после разрешения заглянула внутрь.

Ирмалинда сидела за столом, заваленная множеством исписанных бумажек. Видимо, её студенты недавно прошли контрольную точку.

– Проходите, милая, – она радушно махнула рукой на собственную кровать. Комната у неё опрятная, но не лишенная изящества. К шторам подвешены золотистые кисточки, на столе расположился глиняный сервиз. И во всяких особенных углах стоят маленькие букеты из засушенных цветов. Ирмалинда объяснила, что в пространстве существуют энергетические узлы, которые по-разному воздействуют на живые организмы. Некоторые из этих узлов улучшают настроение и укрепляют здоровья – их Ирмалинда своими цветочными композициями усиливает. А другие вытягивают последние силы, и их Ирмалинда блокирует.