Твердая рука - Френсис Дик - Страница 46

— Да, но я не знаю, что именно.

— Это загадочно.

— Посмотрим, что ты обнаружишь. Глинер, подумал я. Если и были три лошади, с которыми я ничего не смог сделать, то это Глинер, Зингалу и Три-Нитро. Зря я попросил Лукаса Вейнрайта написать письма — одно Генри Трейсу и два Джорджу Каспару. Если эти лошади умрут, дайте мне знать... но не так быстро, не с такой молниеносной скоростью.

Я въехал на ферму к Генри Трейсу, резко притормозил и выбрался из машины.

Он вышел из дома, чтобы встретить нас, и мы двинулись вдоль сарая, где спаривались лошади. Как у большинства подобных построек, его стены достигали в высоту десяти футов, и в него можно было войти через двойные двери. Очень похоже на помещение для верховой езды у Питера Раммилиза, только поменьше, решил я.

— Я позвонил живодерам. Они скоро здесь будут, — сообщил Кен. Генри Трейс кивнул. Производить вскрытие там, где лежала лошадь, было невозможно, запах ее крови продержится несколько дней и взбудоражит всех других лошадей, которых приведут в сарай. Ждать нам пришлось недолго — вскоре прибыл грузовик с лебедкой, на который и догрузили лошадь. Мы двинулись вслед за ним, оказавшись во дворе живодерни, где павших лошадей рубили на куски, на корм собакам. Место само по себе небольшое и очень чистое.

Кен Армадейл расстегнул сумку, которую привез с собой, и протянул мне нейлоновый, легко стирающийся халат. Сам он надел такой же. Лошадь уложили в квадратной комнате с белыми моющимися стенами и бетонным полом. Я заметил на этом полу сток и дренажную трубу. Кен повернул кран так, чтобы вода текла в шланге рядом с лошадью, и надел длинные резиновые перчатки.

— Все готово? — осведомился он.

Я кивнул, и он сделал первый продолговатый надрез. Я с трудом смог вынести вид крови, и в течение десяти минут мне было не по себе. Однако Кен, похоже, не обратил на это внимания. Он детально исследовал внутренности лошади. Он извлек всю сердечно-легочную массу и положил ее на стол, стоявший под единственным окном комнаты.

— Странно, — немного погодя заметил он.

— Что?

— Взгляни.

Я приблизился и посмотрел, куда он указал, но увидел лишь окровавленный кусок ткани с жесткими зазубринами хрящей.

— Это его сердце? — переспросил я.

— Да. Взгляни на клапаны... — Он повернул ко мне голову и нахмурился. Обычно лошади от этого не умирают. — Он начал размышлять вслух:

— Как жаль, что мы не могли взять у него кровь при жизни.

— У Генри Трейса есть и другая лошадь с таким же заболеванием, — сказал я.

— Ты можешь взять ее кровь.

Он выпрямился и посмотрел мне прямо в глаза.

— Сид, — проговорил он. — Лучше расскажи мне, в чем тут дело. И, я полагаю, на воздухе нам будет легче беседовать.

Мы вышли и за стенами лаборатории действительно почувствовали себя свободнее. Он стоял и слушал меня, кровь стекала с его перчаток и халата. Я загнал в глубины подсознания теснившиеся в моем мозгу кошмары и рассказал деловито, обстоятельно, без всяких эмоций.

— Их сейчас... вернее, было... четверо, — пояснил я. — Лично мне известно о четырех. Все были лошадьми высшего класса, фаворитами зимних скачек в Гинеях и Дерби. Отборные лошади, и все из одной конюшни. Всех отправляли на скачки в Гинеи, и в ту неделю они великолепно выглядели. Все начинали как бесспорные фавориты, и все самым жалким образом проигрывали. Все переболели в одно и то же время. Очевидно, это было инфекционное заболевание, но вирус оказался слабым. И у всех обнаружили сердечную недостаточность.

Кен заметно помрачнел.

— Продолжай.

— Там была Бетезда, выступавшая на юбилейной скачке в Гинеях два года назад. Этой весной во время родов она умерла от сердечного приступа.

Кен тяжело вздохнул.

— А теперь вот этот, — проговорил я, указав на сарай, — Глинер. Он победил на скачках в Гинеях в прошлом году. А потом у него заболело сердце, и выявился артрит. Другая лошадь Генри Трейса, Зингалу, участвовала в скачках, а после чуть не свалилась от усталости.

Кен кивнул.

— А какая лошадь четвертая?

Я посмотрел в небо. Синее и ясное. Я убиваю себя, подумал я. Потом перевел взгляд на Кена и ответил:

— Три-Нитро.

— Сид! — Он был шокирован. — Всего десять дней назад.

— Итак, что же это? — спросил я. — Что с ними случилось?

— Мне нужно провести несколько тестов, чтобы окончательно убедиться, сказал он. — Но симптомы, которые ты описал, типичны, а сердечная недостаточность очевидна. Лошадь умерла от свиного рожистого воспаления, но это заболевание встречается только у свиней.

— Нам нужно сохранить это сердце как свидетельство, — проговорил Кен. Я согласился с ним.

— Боже мой...

— Возьми одну из этих сумок, — посоветовал он. — Открой ее и подержи. — Он положил в нее сердце. — Нам, наверное, стоит попозже отправиться в Исследовательский центр. Я думаю... я знаю... что смогу получить там информацию о рожистых воспалениях у лошадей. Мы можем поехать вместе, если ты не возражаешь.

— Да, — откликнулся я.

Он снял свой залитый кровью халат.

— Духота и напряжение, — сказал он. — Вот что ускорило его кончину.

Смертельное сочетание, если у него больное сердце. А иначе он бы еще долго прожил.

Ирония судьбы, с горечью подумал я. Он сложил все свои вещи, и мы вернулись к Генри Трейсу.

— Образчик крови Зингалу? Нет проблем, пообещал он.

Кен взял очень много крови. Мне показалось, что ее хватило бы для плавания линейного корабля, но что значит литр лошадиной крови, если у лошади ее целые галлоны. Генри привел нас в чувство, угостив кое-чем, и мы были ему за это благодарны. Расставшись с ним, мы забрали наши трофеи и поехали по Бьюри-роуд в Исследовательский центр коневодства.

Офис Кена был маленькой пристройкой к огромной лаборатории. Зайдя туда, он положил сумку с сердцем Глинера рядом с раковиной и сказал мне, что должен смыть всю оставшуюся кровь.

— А теперь подойди и взгляни, — пригласил он меня.

На этот раз я мог ясно видеть, что он имел в виду. По краям клапанов были маленькие наросты, похожие на кочешки цветной капусты кремовобелых тонов.

— Их рост препятствует закрытию клапанов, — пояснил он.

— Я вижу, что так оно и есть.

— Я положу сердце в холодильник, а потом мы посмотрим журналы по ветеринарии и поищем одну статью.

Я сел на жесткий стул в его аскетически обставленном офисе, пока он перелистывал журналы. Я посмотрел на свои пальцы. Согнул и разогнул их. Все это просто невозможно, подумал я. Прошло только три дня с тех пор, как я встретил в Честере Тревора Динсгейта. «Если вы нарушите ваше обещание, я сделаю то, о чем говорил».

— Вот она, — воскликнул Кен, разгладив лист бумаги. — Хочешь, я прочту тебе отрывки? Я кивнул.

— "В 1938 году свиным рожистым воспалением заболела лошадь, страдавшая вегетативным эндокардитом — хронической формой болезни у свиней". — Он посмотрел на меня. — Поэтому наросты, похожие на цветную капусту, стали увеличиваться. Правильно?

— Да.

Он прочел новый отрывок из статьи.

— "В 1944 году мутанты рожистой рудеопатии неожиданно появились в лаборатории, специализировавшейся на производстве вакцин, и вызвали острый приступ эндокардита при использовании лошадиной сыворотки".

— Переведи, — попросил я. Он улыбнулся.

— Они использовали лошадей для производства разных вакцин. Вы делаете лошади инъекцию, заражаете ее болезнью свиней, ждете, когда она начнет вырабатывать антитела, и получаете сыворотку. Ее вводят здоровым свиньям как профилактическое средство от этой болезни. То же самое, что и со всеми прививками у людей от оспы и прочего. Обычная процедура.

— Ладно, — отозвался я. — Продолжай.

— Вышло так, что, вместо того чтобы вырабатывать антитела, лошади сами заразились этой болезнью.

— Как это могло случиться?

— Здесь не сказано. Попробуй выяснить в фармацевтической фирме. Насколько мне известно, она связана с лабораторией по прививкам Тиерсона в Кембридже.