Язык цвета. Все о его символике, психологии и истории - Рекер Кит - Страница 28

Иуду окрестили жадным за то, что он предал Иисуса ради денег. Желтый стал цветом его плаща и одним из первых антисемитских символов.

Джотто ди Бондоне. Поцелуй Иуды. 1304–1306.

В нем также присутствует оттенок антисемитизма. Связь между Иудой и желтым цветом не ограничивается золотом, а уходит корнями в далекое прошлое, к Омейядскому халифату. В середине VIII века он занимал территорию площадью около 11 миллионов квадратных километров от долины реки Инд на востоке до атлантического побережья нынешних Марокко, Испании и Португалии на западе. Хотя ислам являлся религией правящих классов и воинов, неисламское население на завоеванных территориях значительно превосходило их по численности. Евреи, христиане и зороастрийцы назывались «зимми», свободные люди, облагаемые налогом за то, что принадлежали к другим конфессиям. Предположительно, это было связано с административным строем, а не с предрассудками: мусульмане облагались другим налогом, направлявшимся на благотворительные и социальные цели.

Но стереотипы, безусловно, имели место. Так, не считалось желательным, чтобы мусульмане смешивались с представителями других конфессий, и со временем политика отразила эти взгляды. Согласно Договору Умара, христианскому патриарху Иерусалима в 637 году были предложены следующие условия капитуляции: немусульмане должны носить особую одежду, по которой их можно было бы отличить от граждан, исповедовавших ислам. В 807 году багдадский халиф потребовал, чтобы евреи, населявшие подконтрольный ему регион, носили желтый значок. Идея различать людей разных религий с помощью одежды и цвета укоренилась в Европе и к 1215 году стала официальной политикой, закрепленной папой Иннокентием III на Четвертом Латеранском соборе. После одобрения Ватикана значки различных форм и цветов – а иногда и шляпы, и плащи – распространились по странам, причем желтый стал основным цветом, обозначающим аутсайдерский статус евреев.

Опираясь на негативные связи, он нашел широкое применение в Испании XVI века, где инквизиция облекала людей, осужденных за ересь, в верхнюю одежду, называемую санбенито. Для тех, кто был приговорен к смерти, одеяния были черными и с вышивкой в виде драконов и дьяволов. Еретиков, раскаявшихся после суда, облачали в желтые санбенито, «украшенные» перевернутым пламенем. Этих «счастливчиков» душили перед сожжением на костре. Обвиняемый еретик, раскаявшийся перед судом, надевал желтое санбенито с красным крестом. Атрибутами ритуалов, сопутствующих публичному позору, в большинстве случаев также являлись желтые свечи и конические колпаки[151].

Евреи становились частой мишенью инквизиции, как и катары, члены гностической и аскетической христианской секты конца XII и начала XIII века в регионе Лангедок во Франции. Их насильно заставляли отказаться от своих убеждений или же их ждало отлучение от церкви Ватиканом. Частью покаяния становилось ношение большого желтого креста, пришитого к верхней одежде. Из-за такого заметного клейма еретика, пусть покаявшегося и исправившегося, часто подвергали допросам и пыткам со стороны инквизиции. Двадцатилетний военный крестовый поход (1209–1229), предпринятый Иннокентием III, в итоге их уничтожил.

Связь между многовековыми эмблемами вероотступничества и недавней историей кажется слишком очевидной: треугольники еврейских жертв нацистской Германии несут самые страшные ассоциации. Желтый значок исчез на некоторое время после Французской революции, но был возрожден в 1939 году как часть трагической обременительной эскалации маркировки, сегрегации, криминализации и убийства евреев. Региональные вариации были устранены в 1941 году указом Рейнхарда Гейдриха, который обязал евреев всей Германии в возрасте шести лет и старше носить желтую звезду Давида. Вскоре мандат распространился на большинство оккупированных стран[152].

Желтые эмблемы, символизировавшие инаковость и свидетельствовавшие об антисемитизме и дискриминации, сыграли заметную роль в гибели примерно шести миллионов евреев при нацистском режиме до его поражения в 1945 году. Очевидно, именно так желтый цвет, ответственный за жестокие преследования и смерти многих людей, оказался наделен самыми негативными ассоциациями.

Желтые книги

Европейские поэты и романисты конца XIX века, принадлежащие к символистскому и декадентскому движениям, чьи произведения были направлены против социальных, экономических и политических принципов господствующих классов, часто публиковались в книгах с обложкой из недорогой бумаги, которая выглядела скорее грязно-белой, чем желтой, но все равно называлась именно так. Les livres jaunes считались изданиями, выходящими за рамки приличий. Писатели ставили под сомнение романтическое представление о природе как источнике всех благ и с недоверием относились к рамкам и конформизму Викторианской эпохи как к непререкаемому пути для членов общества, занимающих хорошее положение. Декаданс, нарушающий правила, настаивал на том, что люди – не просто винтики во все более и более мощном механизме промышленной революции и сложившейся в ее результате жесткой социальной структуре.

Биркенау, Польша, 1944 год: венгерские евреи стоят в очереди, ожидая начала отбора годных и не годных для работы.

Из «Альбома Аушвица»: фотографии, сделанные в лагере смерти Аушвиц-Биркенау.

В стихотворении «Предупредитель»[153] поэт Шарль Бодлер поселил в сердце человечества желтую змею, которая должна была предостеречь нас, что смерть не за горами и что, возможно, нам не стоит отказываться ни от одного доступного нам удовольствия. Сам автор, похоже, следовал этому завету. Он очень быстро промотал большую часть наследства, заразился сифилисом, стал зависим от алкоголя и наркотиков и культивировал эксцентричную публичную личность. В некоторых случаях, однако, его сомнительная жизненная стратегия срабатывала: сборник «Цветы зла»[154] – влиятельная «желтая книга», ставящая под сомнение традиционные идеалы и одобряющая запретные удовольствия, – впервые вышел из печати в 1857 году, и его читают и по сей день.

В 1884 году французский писатель и государственный служащий Жорис-Карл Гюисманс опубликовал основополагающую livre jaune – «Наоборот»[155]. Живописный, как оранжерея, роман описывает бегство от общества (и возвращение в него) Жана дез Эссента. Стремясь к как можно более неестественной жизни, герой инкрустирует панцирь черепахи золотом и тяжелыми драгоценными камнями, думая, как экзотично она будет смотреться, бродя по его дому. Но вместо этого животное умирает от тяжести украшений. Во все окна дома вставлено цветное стекло, чтобы не проникал естественный свет. На стенах висят пикантные картины, например «Саломея» Гюстава Моро. На полках стоят книги писателей-декадентов и символистов – Поля Верлена и Стефана Малларме. Еда дез Эссента так же сложна, а ночные посиделки столь же беспокойны. Разумеется, все происходящее не лучшим образом сказывается на его здоровье, и в конце книги мужчине приходится вернуться к нормальной жизни. Жизнь самого Гюисманса в какой-то степени повторяет эту сюжетную линию. Автор принял католичество в 1890 году и в поздних работах, достаточно популярных, чтобы позволить ему уйти на пенсию и жить на гонорары, рассуждает о религии и церковной жизни.

Благодаря французским Les livres jaunes желтый превратился в цвет нестандартный, выходящий за рамки мышления.

Франтишек Купка. Автопортрет. 1907.

«Наоборот» упоминается в романе Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея», написанном в 1890 году, где говорится о том, что в нем попадаются «метафоры, причудливые, как орхидеи», и волнующие отрывки, содержащие «описание религиозных экстазов какого-нибудь средневекового святого или бесстыдные признания современного грешника»[156]. Гюисмансовский дез Эссент явно был близок по духу аморальному Дориану Грею, который скандальным образом предавался каждому пороку, искушавшему его. Сам Уайльд демонстрирует некоторое сходство с обоими героями. Он угодил в центр скандала, за чем последовали тюрьма, банкротство и остракизм. Однако его остроумная манера переворачивать условности с ног на голову продолжает завоевывать самому автору и его детищам – желтым книгам (и пьесам) – пылких поклонников спустя более чем столетие после преждевременной смерти писателя.