Эволюция Генри (СИ) - Ильин Владимир Леонидович - Страница 38

— Генри, я кому сказала, не закрывать на ключ! — Пнули в железную дверь ногой.

«А, эта», — фыркнул я про себя, уже неспешно выключая радиостанцию.

И в полный голос поинтересовался, заказывал ли кто гулящих женщин — хотя был в помещении совершенно один.

За дверью притихли, прислушиваясь — не почудилось ли. Ну а я снял антенну с вентиляции и успел открыть дверь до новых ударов.

— Да, Сарочка? — Заворковал я, глядя на крепкую рыжеволосую девку в джинсах и кофте.

Под двадцать пять дылде, а мозгов ни в одном глазу.

— Ты чего заперся, придурок?

— Разумеется, думал о тебе и делал себе приятно. Вот, руки понюхай.

Сара отстранилась на шаг и посмотрела с подозрением — так ведет себя человек, который чувствует, что над ним подшучивают, но поднимать крик — себе дороже.

Я ж, если она дядю позовет, мол, Генри опять ее оскорбляет, все ему дословно повторю — а тот поржет в голос. С развлечениями в общине так себе.

Ах да, Сара у нас — родственница самого наставника Хофа. Племянница, или что-то около того, поэтому пользуется особым доверием, ну и балованная сверх меры — пока все носят что-то служебно-бесформенное, позволяет себе приталенные джинсы и красить ногти.

Взаимная нелюбовь у нас случилась практически сразу.

Я был зол на все и всех, потому что Ральф свалил, выкупив за мой счет экстренный отъезд на север — не с пустыми руками, причем, свалил, рожа хитрая — и я понятия не имел, какие договоренности еще в силе, что мне делать, и как вывернуться в этот раз.

А эта дура была зла на меня еще до первого знакомства. Оказывается, ее парень и любовь всей жизни работал в караване торговцев. А из-за Ральфа, а значит и из-за меня, они снялись с места на две недели раньше, оставив ее одинокой и недолюбленной.

Хотелось бы сказать ей в лицо, что таких, как она, у ее жениха по три штуки в каждом крупном поселении, но хамить открыто — означало рисковать здоровьем. Все же, родственница — судя по цвету волос, кровная, а не через жену-тетку.

Ну а Сара не сдерживалась, вываливая все, что думает о мутных приживалах, мошенниках и бесполезном сброде по имени Генри, который либо ничего не умеет, либо умеет слишком много, а значит всех их тут взорвет по тупости или преступному умыслу — репертуар менялся изо дня в день. Отвечать ей матом было неразумно — следовало выдерживать ту грань, за которую ее влиятельный дядя не прикажет высечь прутьями. Скалить ей рожи за спиной считал ниже собственного достоинства, но и бездействовать не собирался. Подумав, выбрал стратегию «влюбленного идиота» и донимал ее каждый раз взглядами обожания, сдобренными стихами, где лучшими рифмами были «грудь — круть» и «сиськи-письки».

Нормальный человек бы постарался избегать меня, а эта каждый раз лезла с жалобами к дяде. Наставник, в общем-то, представлял, чего стоит его родственница, и старался разобраться честь по чести — то есть, смеялся, пока выставленная дурой племянница краснела от гнева.

Прошлого раза, впрочем, ей хватило надолго. А нечего лезть в работающий прибор руками, даже если на его дне видна шоколадка — на самом деле обертка от нее, фольгированная, и не просто так там лежит, а как часть прибора. Это я так наставнику объяснял, хотя, признаюсь, ловушку ставил умышленно. В итоге: удар током, сломанный прибор (на самом деле нет, но я его потом день «чинил»), выключенный от короткого замыкания свет (снова «подарок» от меня) и женские вопли в полной темноте, то и дело спотыкающиеся о любезно подставленный мною стульчик. Подвал же, темень полная — для нее, не для меня.

С тех пор перешли на уровень холодной войны. Даже могли молча пройти мимо.

— Собирайся, обед. — Сузила Сара глаза.

Естественно, пищу персонально мне уже никто не носил — обедал с охраной. О добавке тоже речи не шло, но мясом не обижали, а у Сары не было шанса плюнуть в чай, что тоже неплохо.

Я обернулся на мастерскую — три стены в столах с расставленными приборами, несколько столов стоят по центру, собранные по три, для зон приемки заказов и выдачи готового. Над головой — лампы, свет устроен грамотно, не собирает ненужные тени, а над паечным участком дублирован. Несколько стульев за столами, но большая их часть — у свободной стены, чтобы сразу определить, где положено сидеть гостям. По стенам проходят гофры с уложенными внутри проводами. Все чисто, опрятно, функционально — нормально я поработал.

И, вроде как, все выключено — а значит можно смело уходить на обед.

Я вынул ключ и, потеснив Сару, выбрался в темень прохода. Закрыл дверь на ключ — дождался, пока закроет она своим ключом, и первым направился к лестнице наверх.

Позади раздражённо затопали подошвы ее обуви — ей не нравилось идти позади. Хотя бы из-за подвальной двери на первом этаже, закрыв которую, можно было оставить остальных в полной темени — пока еще найдешь выключатель на стене, можно с лестницы свалиться — она с одной стороны открытая, а у второй низкий поручень, да и ширина — на одно-два резких движения. К слову, Сара меня так запирала — якобы случайно. И даже не представляла, насколько мне на это было наплевать…

Под конец лестницы, Сара все же обогнула меня — а я не удержался и постарался облапать со всем старанием, изображая, что помогаю не упасть.

На свету первого этажа было видно, как пошло розовыми пятнами ее лицо — но на истерику не сорвалась и быстро куда-то свинтила. Наконец-то правильные рефлексы. Авось, через месяц даже подружимся… Если наставник Дэвид проболеет еще месяц.

Подвзорвали моего первого покровителя крепко — он все еще лежал плашмя, и неизвестно, приходил ли в сознание. В его честь молились, его имя вспоминали на улице — мне не нужно было расспрашивать о здоровье, чтобы узнавать свежие новости.

Раньше я бы сказал, что Ральф зря сбежал. В таком состоянии наставник Дэвид еще долго никому ничего не скажет — если вообще очнется от затяжного беспамятства. Армейские у ворот Грин Хоум не объявлялись — а ведь две недели срок вполне серьезный.

Раньше я сказал бы, что перехитрил себя Ральф — столько идти к цели, стараться, отчаянно верить — и бросить на последнем шаге.

Раньше я жалел бы Ральфа и гордился им — не сломался, а раз так, то, быть может, такое с ним не в первый раз.…

Злость первых дней на него давно прошла. Да и было той злости — чуть. Подумаешь, автобус ему барахлом набили… Подумаешь, бросали при этом значительные взгляды на меня, будто бы расплачиваясь — и принимая плату… Подумаешь, только потом дошло, что исполнитель покушения на наставника не мог бы остаться в общине все равно. Ральф отомстил за Винса, но на этом его дни в Грин Хоум были сочтены.

Мастерской он действительно пытался заработать себе на обеспеченную старость — и ведь заработал же, только не здесь, а где-то на севере.

А все эти его слова о доверии — словами и остались. Проверка пистолетом — попытка добыть координаты убежища. Рассуждения о военных и о том, что теперь-то я точно должен отвести его ко входу в бункер — в ту же лузу…

Никому доверять нельзя. Злости нет, осталась глухая тоска — словно человека похоронил. Успокаивало, что он жив, и, возможно, когда-нибудь встретимся. Уже без лирики — получить по печени он точно заслужил.

Что касаемо большой затеи наставников с мастерской — пока предпосылок к ней я не наблюдал. Возможно, потому что мастерская работала на действительно важные для общины вещи — поважнее сбора электронной рассыпухи с мертвых плат. И до замысла с подгребанием всего электронного под себя еще дойдет. Но вряд ли скоро — тут с тракторами не разобрался до конца, а уже маячил наставник Лоренс с кухонной и постирочной техникой, которую тоже — срочно.

Поэтому жил и работал, ловя себя на мысли, что ощущения уже настолько привычно мерзкие, как будто это навсегда.

В закутке, где обедали я и охрана, обнаружились три мужика вокруг небольшого стола и три набора посуды, исходящие паром от горячего содержимого.

— Генри, тебе наверх, — приветственно кивнул начохраны, указав взглядом на потолок.