Назад в СССР: Демон бокса 3 (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 22

Пока набирал, Ольга откупорила второй мерзавчик. Похоже, такая добавка к принятому внизу её доконает и вырубит как хук в подбородок. Ответила Вика.

— Слышала, папа ругался, а я Ваню кормила, не могла подойти.

— Он Олю помоями облил. Сидит, плачет, выпила виски, взялась за джин. Сейчас поведу к унитазу, пусть метнёт обратно.

— А белочка?

— Нет, до белочки ещё не допилась… А, ты про Машуню. Натанцевалась на свадьбе, спит без задних лап. Но наверняка спросила бы: когда мама приедет.

Ольга иронически скривилась: ну и?

— Документы отдадут в Москве на следующей неделе. Но даже не знаю… Пока маму ещё выпишут, спазм ей сняли, хорошо, что не инфаркт. А тут дома дурдом. Представь, что папа учудил…

— Удиви.

— Во всеуслышание заявил на офицерском собрании в училище, что подготовка договора по ракетам средней дальности — измена Родине, а в Кремле засели предатели. Мне ещё дома хвастался — как я их! Вчера уехал на работу с водителем на «Волге», вернулся на трамвае. Мы как раз с Ваней гуляли. Злой как чёрт. Жду, когда его уложат в госпиталь на обследование перед отправкой на пенсию. Хоть звания не лишили бы, какие-то деньги…

— Пусть мама продолжает получать мои мандариновые от Резо, когда ты уедешь в Штаты.

— Я не знаю, когда я уеду! Дурдом! Без Машеньки душа рвётся, но и маму оставить с этим… «Вспышка справа». Она снова загремит в кардиологию. Не знаю, Валерочка, прости, не знаю…

— Что я говорила? Не злорадствую, сочувствую, — Ольга вежливо выдержала с минуту после того, как я положил трубку и матюгнулся. — Ты её разлюбил, когда узнал про них с Гошей? Так не было ничего. Он — импотент.

— Наверняка пробовали.

Я вернулся к кровати и растянулся на ней, пропихнувшись между Машей и Ольгой. Лежбище было столь широкое, что вместило бы и ещё одно тело, как в анекдоте «Ленин с нами». Давно пора заканчивать и тащиться к себе. Но невыносимо оставаться одному. Наверно, перенесу дочу, тихонько раздену, пусть спит рядом с папой, и плевать на америкосов, подозревающих в нежном отношении папы к дочке намёк на педофилию. Сами извращенцы, мать их…

— Думаю — пробовали, — согласилась свояченица. — Скорее всего. Подробности не расспрашивала.

— Бывает разное. Она сказала: подаю на развод. Значит — ушла от меня, сбросила всякие обязательства. Потом люди сходятся, будто снова медовый месяц, любовь-морковь. Но Вика не ушла куда-то к себе или к новому мужчине, а оставила себе наш дом. Мой дом, построенный до свадьбы.

— Храм вашей любви.

— Не ёрничай. Так оно и было. И она привела в него Гошу, прекрасно зная, как я к нему отношусь. Тут не мои собственнические чувства виноваты, ты же понимаешь, ревность, в первую очередь, это собственническое чувство. Дико обидно другое. Ей, недавно клявшейся в вечной любви, вдруг в одночасье стало плевать, что я обо всём думаю. Просто вычеркнула меня из жизни, не считая дома и алиментов.

— А ты погоревал и вычеркнул её.

— Да, но не Машу. А они связаны. Вообще не понимаю, как она кинула её в Москве со мной, когда оформлены документы на вылет…

— Для меня тоже — загадка. Убеждала себя, что вернётся в Москву и воссоединится с нами? Понятия не имею. Но как бы то ни было, она там и останется в Минске, мы — здесь. Ты уже спишь?

— Признаться, сон как рукой сняло. Не удивляйся, меня на двенадцать раундов мордобоя хватает, что со мной сделает одна свадьба…

— Тогда обожди, я сейчас.

Ольга снова уединилась в ванной, некоторое время шумела вода, потом надолго всё стихло. Я уж и правда решил подремать под сонное дыхание Маши. Наконец, раздался стук каблуков.

Барышня была в том же белом гостиничном халате, плотно запахнутом. С лица исчезли следы слёз, глаза подведены. Видимая часть ног, от белых свадебных босоножек до края халата, затянута в чёрные чулки.

— Пошли к тебе в номер.

— Уверена?

— Нам обоим плохо. Я на взводе. Не спасёшь меня, спущусь в холл и предложусь первому встреченному негру со СПИДом.

— Шантаж?

— Да. Идём. Постараюсь, чтоб ты не пожалел. Потом вернусь сюда. Маша не должна, проснувшись, почувствовать себя одной.

Наверно, этот последний пункт сокрушил остатки обороны. Порой тётя относится к моему ребёнку более чутко, чем родная мать.

Когда-нибудь Билла Клинтона, сегодня мирно сопящего где-то этажом выше, будут разносить за внебрачную связь с практиканткой Белого дома. Чесслово, я не буду в первых рядах клеймящих его за аморальность. Сам такой.

Глава 8

Банкет

Алкоголики утверждают, что просыпаются с рефлекторным позывом глотнуть воды, потом похмелиться. Сознание включается позже.

Я сразу сунул ноги в кроссовки, потому что утренняя пробежка на шесть миль давно въелась в привычку, как бы ни провёл время накануне и сколько бы мало ни спал. Мозги заработали, только когда глянул на смятую постель. Встал один, Ольга ушла как обещала — пока не проснётся Машка.

Туалет, зубная щётка. Трусы на мне — вполне годные для спорта, майка несвежая, плевать, всё равно взмокнет.

В таком расхристанном состоянии я выскочил из холла и потрусил к заливу. Мысли постепенно раскладывались по полочкам.

Формально мы с Викторией не разошлись. Все её аргументы на очередную задержку вроде бы имеют под собой почву. Ситуация с мамой и отцом объективно сложная. Она пропустила год в академке из-за Вани, желательно досдать госэкзамены в инязе и получить корочки хоть о каком-то верхнем образовании, за высшее их никто не примет ни в Европе, ни в США. Но это всё не причины, а поводы, поиск видимости причин. Ольга, поступившая годом позже, тоже сдавала бы госы этим летом, но бросила вуз и без колебаний ринулась за океан.

Со мной и за мной.

Разумеется, ночное происшествие не было спонтанным. Внешне она несколько напоминает старшую сестру, карие глаза очень похожи. Черты лица крупнее, нос чуть длиннее, губы пухлые. Главное отличие в росте. Кто в женщине ценит, главным образом, длину ног и красивую попу — находка.

Перед свадьбой Патриции и Роджера она максимально изменила внешность, выстриглась (ей идёт), густо раскрасила глаза, Вика пользуется тушью гораздо сдержаннее. Купила чёрные чулки, стринги и кружевной бюстгальтер, подсмотрев такое «неотразимое» сочетание в каком-нибудь журнале или рекламном буклете, не зная, что предпочитаю совершенно обнажённое тело. Наверняка обзавелась ими в тот день, когда с пышной ватрушкой-негритянкой и с Машей ходила в шоп-круиз по Балтимору, и я, обеспеченный смокингом, оставил их без присмотра. Неторопливо выжидала момента, чтоб стало даже ежу понятно: жена не приедет. Ночью ловушка захлопнулась.

Я разочарован, жалею? Рву на себе волосы — на голове и в паху, что же мы наделали… Ничуть.

Романтических чувств нет. Думаю — и у неё не особо. Нам хорошо вместе и втроём с Машкой тоже. Пока достаточно.

Свою меркантильность свояченица, а теперь любовница, скрывать не собирается. С этим надо что-то делать, тем более в преддверии аудита расходов со стороны инопланетного изверга. К сожалению, я не могу знать, какие банковские операции восьмидесятых годов оцифрованы, сможет ли гад проконтролировать, сколько мне денег капнуло на счёт и на что они списаны.

Нет, она явно не собирается быть нахлебницей и ограничиваться ролью постельной грелки да гувернантки для Марии. Намекает, что хотела бы получить профильное образование и помогать мне во всех начинаниях… Кстати, не самое полезное дело. Это евреи как-то умудряются вести семейный бизнес, вращаясь внутри собственного маленького клана круглые сутки. От жён и любовниц надо иногда отдыхать, не обязательно — с другими женщинами.

Ладно, решим в процессе. Проблема лишь с Машей, та наверняка заметит, что отношения папы и тёти изменились. Никаких скидок на юный возраст, она чувствует и подмечает даже то, что укрыто от взрослых. Первая предложила лететь в Штаты без мамы и брата!

Они уже проснулись к моему возвращению. Ольга, одетая в одно только белое боди, заставила племяшку делать зарядку, сама для примера высоко закидывала ноги и прогибалась.