Операция "Берег" (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 115

— Ищут опять шо-то. Не сидится нашей контрразведке, — отметил проницательный Грац.

— Чего же не искать, раз пока не нашли, — сказал мехвод. — Но раз теперь «в низах» ищут, значит, мы только в прикрытии. Так, Митрич?

— Что тут загадывать? — вздохнул Иванов. — Вернется командир, пояснит на пальцах.

По башне щелкнуло пулей. Крикнул кто-то из саперов, прикрытие ответило: сначала из автоматов, потом щедрой очередью трофейного МГ.

— Куда они? Вообще не вижу, — ворчал наводчик, поворачивая башню.

Митрич тоже ничего особого не видел. Оптика, и сама по себе не идеальная, сейчас туманилась дымом горящих домов. Площадь и то, что назвали «сквером», оказались местом довольно тесным, старинной застройки. Упомянутый памятник имелся — торчал постамент, темный статуйный мужик на нем заметно покосился, и рука оттопырилась неестественно — задело взрывом, оно и понятно. За памятником стояло немецкое орудие, выглядело чуть поцелее статуи, расчет успел дать деру, но не весь — валялся одинокий немецкий вояка, каска с головы слетела и откатилась под постамент. На посеченных ветвях деревьев и кустов, на мостовой трепетали и норовили заново взлететь светло-серые прямоугольники листовок — наши летчики ночью щедро набросали. Смутный рисунок, текст на немецком — предложение о капитуляции.

— Дня два-три и закончим, — сказал Тищенко, возясь на своем месте. — Мне зампотех сказал: наши ночью заново реку форсировали, еще раз немцев окружили. Поупираются фрицы, да и «хенде хох» сделают. Вроде за город прорываться пытались, но куда там. Крепко бьем гада. Точно, скоро закончим.

— Хорошо бы, — отозвался стрелок-радист. — Пусть сдаются, чего тут мудрить. Митрич, чего молчишь? Закончим, а?

— Определенно. Но не сразу, — пробормотал Иванов. — Чуток подзатянется с окончанием. Нужно же еще долги раздать. Но недолго осталось, это верно.

Не хотелось хлопцам настроение портить. Про «закончим» вчера упоминали — Катерина мельком намекнула. Получалось, что месяц войны, никак не меньше. И хрена с два фрицы сдадутся — группировка, отошедшая к морю и Пиллау, сильна, упорно будут огрызаться. И танки немецкие туда ушли. Странным образом именно здесь — в самом Кёнигсберге у фашиста сил оказалось пожиже. Видимо, обманули их наши генералы.

Грац всё разглядывал памятник и гадал, кому же поставили — на короля вообще не похож, худосочный такой, хотя и с шабелюкой. Остальной экипаж посмеивался, выдвигал версии. Митрич болтовню не слушал, тянуло в сон. Стрельба отдалилась — в центральных кварталах среди крепких пяти-шестиэтажных домов дрались вовсю, но это подальше.

Странно оно все складывается. Вот контрразведчики, да та же Катерина — знают много, осведомленные, куда там. А толку? Жизнь все равно полна гадского беспорядка и внезапности. Вон Земляков, пока ехали, кратко рассказал — видел, как из города немецкие танки уходили. Ценное тяжелое вооружение — прут колонной по забитому шоссе — расступись все живое. Гражданские не успели шарахнуться — головной танк подмял тележку с раненой или больной — так никто даже не крикнул. Стояли на обочине, смотрели, как тяжелые машины проходят. «Королевские тигры» — последняя надежда рейха, в количестве считанных четырех штук[3].

На старшего лейтенанта Землякова эпизод произвел впечатление. Толковый парень, хотя и интеллигент, фронтовой опыт имеет. Но проняло. Больше всего то, что немка-бабка в тележке тоже кричать даже не подумала, только собачку к себе плотнее прижала. Господи, что война делает. И ведь не кончается. Вообще не кончается. Чуть слабее, подальше, почти гаснет, потом опять разгорается. Катерина и Земляков это знают, но все равно служат. Земляков в своей контрразведке, у него вроде и жена-девчонка там служит, Катерина где-то у себя, в ином отделе.

Митрич сидел, закрыв глаза, и думал, что он всегда это и раньше знал. Война всегда останется. Будут победы, вернутся домой столяры, слесари, учителя и колхозники, а кадровые останутся. Будут вести малые войны, ловить чужих шпионов и засылать своих разведчиков, и готовиться к большой войне. Зная, что все равно пойдет поначалу коряво, не всё по плану, придется вытаскивать из запасов старые винтовки и спешно конструировать новые танки. Ну, или что там у них в будущем напридумают.

Вот же говняный мир. Нужно было спросить, что там по поводу кино в будущем предвидится? Должно же хоть что-то обнадеживающее иметься? Хотя, может лучше вообще ничего не спрашивать. Нормальные люди все же останутся и тогда, это очевидно, уже хорошо.

Между прочим, хороший человек Земляков сболтнул, что на башне ночного немецкого танка, давившего бабок с собачками, значился тактический номер 217. Знакомый, а? Неужели цел до сих пор, гадюка? Или совпадение?

— Подъем! Готовимся! — в люк соскользнули командирские сапоги, за ними остальные части тела старлея Терскова. — Получили техническую и боевую задачу…

— На связь, «шестой» требует, — перебил Хамедов…

* * *

9 апреля 1945 года. Кёнигсберг.

14:05

Работали практически под огнем. Нет, внизу-то было тихо и даже вполне безопасно, но на подходах то и дело под обстрел попадали. Переждать бы, пока немцев подальше выбьют-выколотят, но видимо, не терпели промедления контрразведывательные задачи.

Танки охраняли, разок пришлось даже открывать огонь по шалой немецкой группе, пытавшейся непонятно куда и с какой целью проскочить вдоль корпуса складов. Митрич в стрельбе не участвовал по уважительной причине — был переброшен на особо тонкую профессиональную работу — платформу под опору блока лебедки сколачивал. Тросы уходили прямиком в пролом мостовой — саперы расширили взрывами. Внизу виднелась искрошенная кирпичная кладка, еще ниже угадывалась вода. Туда-то и уходили тросы.

Странное дело: оборудования и техники хватало, приполз даже мощный гусеничный трактор-тягач, изрядно битый и залатанный. А людей было мало: десяток саперов «Линды», несколько артиллеристов из батареи ОМГП, четверо моряков-инженеров, да контрразведчики из малознакомой Митричу опергруппы подполковника Коваленко. Видимо, стянули всех кого могли. Кто-то и внизу имелся, но туда, видимо, иным путем проникли, не через провал.

…— Ложись!

Попадали, пережидая свист мины. Бабахнуло у стен развалин. Опытный народ вскакивать не спешил — случайная мина или немцы накрыть пытаются?

— Дрянь топор-то, — сказал Митрич лежащему рядом саперу.

— Вот не чепляйся. Нормальный плотничий, фронтового образца, тута тебе не тама, грубо и быстро работаем, — справедливо указал сапер.

Начали спускать оборудование в надводную дыру: внизу уже были лодки — саперная-надувная и найденная на месте немецкая плоскодонка.

— Давай хоть какой причал сколотите, скользко тут! — орали снизу.

— Пойдешь, танкист?

— Отчего же не пойти. Любопытно, — сказал Митрич.

Оно и правда было интересно, прямо как в детстве, когда байки о замоскворецких подземельях слушал.

Спустили со связкой досок. Показалось, что сейчас купаться придется, нет, подхватила лодка.

Ничего себе, думалось, что канал какой узкий, вроде канализационного, а тут прямо действительно канал, хоть на прогулочных катерках катайся, хотя свод низкий и очень неуютно. Лодка двинулась к стене, там на узкой площадке работали люди.

— О, Митрич, ты ли это? — удивились сверху.

— Давно не виделись, товсталнант. Как здоровье?

— О, мне на сон грядущий такую целебную клизму через рот вкатили, прям как рукой сняло, — сказал старший лейтенант Земляков почти нормальным голосом.

— Митрич, вот тут закрепиться нужно, лодку придерживать, — призвал к делу озабоченный Янис.

Живо сколотили узкий ступенчатый причальчик — главное было гвозди не рассыпать и утопить.

Обе лодки теперь работали на середине канала.

— Э, видал костюмы? — спросил Янис, привязывая веревку-поручень.