Ртуть (ЛП) - Харт Калли - Страница 34

Эверлейн закатила глаза. Она положила руку мне на предплечье.

— Не обращай на него внимания. Отвечая на твой вопрос, скажу, что технически феи, оказавшиеся в ловушке, когда ртуть застыла, могут быть еще живы, да. Но королевства, в которых они находились, были нестабильными и опасными. Маловероятно, что старость убила кого-то из них. А вот местные кланы, вполне могли.

— В следующий раз, когда захочешь узнать что-то обо мне, не стесняйся спросить напрямую, — сказал Кингфишер, прикладывая руку к новенькой двери кузницы. Он впервые заговорил с тех пор, как мы покинули библиотеку, предпочитая идти по Зимнему дворцу в гробовом молчании.

Дверь распахнулась, и он вошел внутрь.

Я топталась на пороге, пытаясь решить, войти ли мне вслед за ним или бежать в противоположном направлении, обратно в свою комнату, где он не сможет меня расстроить. Дворец представлял собой кошмарное переплетение коридоров, лестниц и закутков, но мне казалось, что я смогу найти дорогу, если очень постараюсь.

Я еле заставила себя шагнуть вперед и вошла за ним в кузницу.

— Если бы я спросила тебя о чем-то, ты бы мне не ответил. А если бы и ответил, то это была бы неправда.

— Неверно. Если бы ты спросила меня о чем-то, достойном ответа, я бы ответил. И если бы я ответил, то это была бы правда. — Как и вчера, он начал снимать с себя доспехи, снова начав с меча. На этот раз я была готова и не вздрогнула, когда он достал оружие.

— Да. Конечно. — Люди и феи во многом отличались друг от друга, но сарказм был универсален.

Его руки ловко справились с ремнем, который тянулся по его боку, и отстегнули нагрудную пластину.

— Испытай меня, человек.

— Хорошо. Ладно. — Благодаря тому, что Кингфишер вчера вечером навел порядок, сегодня кузница выглядела безупречно. Верстак был свободен от мусора, пол чист. Все инструменты были как новенькие и висели на крюках на стене напротив печи. Я обогнула верстак, оставив между нами самую большую и тяжелую преграду, какую только могла, пока он продолжал снимать доспехи — на случай, если ему не понравятся мои расспросы и он набросится на меня. Потому что я планировала разозлить его. Вывести его из себя. Раздразнить его так же, как он поступал со мной, постоянно обзывая Ошей и открыто насмехаясь.

К черту его.

Кингфишер уронил на пол свой нагрудник.

Я прислонилась к верстаку и сказала:

— Элрой клянется, что мужчина будет врать о размере своего члена каждый раз, когда женщина его спросит.

Кингфишер замер.

— Ты спрашиваешь меня, какого размера мой член, Оша?

— Мне не важно, насколько он велик. Мне важно, что ты ответишь.

Медленная, пугающая ухмылка расползлась по его лицу.

— Он достаточно большой, чтобы заставить тебя кричать, а потом еще немного.

— Вот видишь. — Я ткнула в него пальцем. — Ты не собираешься быть честным.

Он оглядел кузницу, выглядя растерянным.

— Прости, но я не уверен, что понимаю, что ты имеешь в виду.

— Спроси мужчину, какой у него член, и он покажет тебе, что он полон дерьма.

— Может быть. Но я не мужчина. Я принадлежу роду фей. — Он сделал паузу. — И может быть, я просто хорошо оснащен.

— А может, ты просто тратишь мое время, и нам лучше заняться тем, чему ты собираешься меня здесь учить, — огрызнулась я.

Руки Кингфишера переместились на шею. Ему потребовалось всего четыре секунды, чтобы снять серебряную пектораль.

— Может быть, дело в том, что ты задала мне вопрос о моем члене, как маленькая голодная сучка во время течки, а не спросила о чем-то важном?

Боги, он продолжал удивлять меня. Каждый раз, когда я думала, что достигла предела того, насколько одно живое существо может ненавидеть другое, он доказывал мне, что я способна на гораздо большее.

— Хорошо. Отлично. Я спрошу тебя о том, что имеет значение. Тебя изгнали из ивелийского двора, потому что ты совершил что-то плохое. Беликон сказал, что ты сровнял с землей целый город.

Он изогнул темную бровь, глядя на меня.

— Это был вопрос?

— Ты это сделал? — спросила я.

— Почему ты хочешь это знать?

— Потому что сейчас я делю с тобой очень маленькое пространство. Потому что мы одни. Потому что я хочу знать, дышу ли я одним воздухом с массовым убийцей. И не надо увиливать от вопроса, задавая мне встречный. Ты это сделал?

Он пристально смотрел на меня. Даже на расстоянии я видела, как среди этого моря яркой зелени клубится пойманная в ловушку ртуть.

— Да. — Это слово прозвучало резко. С вызовом. — Да.

— Почему?

— Потому что у меня не было выбора.

Я ударила ладонями по верстаку, чувствуя, как гнев железным кулаком сжимает мою грудь.

— Почему?

— Ты не готова к этой информации. И никогда не будешь готова.

— Почему?

— Потому что ты человек, а люди слабы, — прорычал он. — Потому что это не твое дело. Потому что неважно, почему я это сделал. И неважно, какую причину я тебе назову, она не будет достаточно веской. А теперь спроси меня о чем-нибудь другом.

Мой голос дрожал, когда я заговорила.

— Ренфис сказал, что ты страдал последние сто лет, потому что тебя изгнали после того, как ты уничтожил тот город. Куда они тебя отправили?

Кингфишер подошел к верстаку. Доспехов на нем уже не было. Он снова был одет в простую свободную черную рубашку и черные штаны. На его шее висела серебряная цепочка — та самая, которую он одолжил мне, когда я умирала, — она поблескивала, привлекая мое внимание. Я изо всех сил старалась не отшатываться, когда он приблизился, но он был огромен. Он возвышался надо мной, занимая так много места, вторгаясь в мое личное пространство, заслоняя проклятый свет. Он был всем, что я могла видеть. Всем, что я могла чувствовать. Он был холодным утренним воздухом, и дымом, и свежей землей, и тысячей других сложных запахов, которым я даже не знала названия.

Оскалив клыки, он наклонился так близко, что кончики наших носов разделял едва ли дюйм. И он прорычал:

— В ад.

Я не могла дышать. Не могла думать. Он был так близко. Такой злой. Казалось, он был на грани срыва, и его удерживала лишь тонкая нить.

Ни с того ни с сего его самообладание вернулось, а клыки исчезли.

— Молись, чтобы тебе никогда не пришлось испытать это на собственном опыте, человек, — прошептал он. — Протяни руку.

— Протянуть…?

— Да, протяни руку.

Находясь так близко, он мог сам взять мою руку, если бы захотел. Он мог разорвать меня на части, и я ничего не смогла бы с этим поделать. Онемевшая и дрожащая, я протянула руку, от всего сердца молясь, чтобы он не начал ломать мне пальцы за то, что я его расстроила. Что-то прохладное и гладкое коснулось моей ладони. Кингфишер сжал мой кулак, а затем крепко обхватил его своими ладонями, покрытыми татуировками. Сначала я ничего не почувствовала. Я слишком остро ощущала его близость и дикую гамму различных запахов, которые исходили от него и обрушивались на меня.

Древесина, кожа, специи, какая-то зелень, слабый мускус и…

— Ой.

Кингфишер прищурился.

— Что?

— Ой! Больно! — Я попыталась высвободить руку, но хватка Кингфишера только усилилась. Он не отпускал меня, сжимая мою руку все крепче и крепче, и ощущение жжения в центре моей ладони стало по-настоящему жгучим. — Кингфишер, — сказала я предупреждающим тоном. Он не отпустил меня, а только стоял, глядя на меня сверху вниз, наблюдая за мной, металлические нити ртути дико перемещались в его правом глазу. — Фишер, что ты делаешь?

— Скажи мне, что ты чувствуешь, — потребовал он.

— Мне больно, вот что я чувствую! — воскликнула я, теперь уже по-настоящему дергая руку. Я тянула и дергала, вкладывая в это движение все свои силы, отчаянно пытаясь освободиться, но Кингфишер держал крепко.