Гадости для радости ...и по работе (СИ) - Ясная Яна - Страница 2

Ладно, сейчас разберемся.

— Проходите, садитесь. — С легким вздохом я указала гостям на диван, с которого только что их вытолкала. — Нет, деньги совать мне не надо — я не могу вам гадать, и советов давать тоже не буду. Но могу потратить немного времени, чтобы объяснить, почему. Посидите минуту, я сделаю нам всем чай. Хотите успокоительный? Нет? А я хочу.

Успокаивающий чай у меня был. Правда, самый что ни на есть позорный для волшебного существа вроде меня — обычный сбор из аптеки, который я простецки мешала с листовым чаем, таким же обычным, купленным в магазине.

Не, ну вот чего я распсиховалась?

Первый раз, что ли?

Просто сегодняшний дурацкий день вышиб меня из колеи. А я — нежный котик, я страсть такого не люблю, вот и разволновалась.

Но в успокоительном чае ведь что главное? Главное,за время, которое нужно потратить на его заваривание, успеешь привести в порядок голову.

Вот и я в комнату вернулась не только с тремя чашками на подносе, но и с восстановленным самообладанием.

— Скажите, зачем вы ко мне пришли на самом деле? — Спросила я, когда раздала чай всем, и желающим, и не желающим, и уселась на свое место. — Только честно.

Катерина рассматривала чай — хмуро и сосредоточено.

Потом призналась:

— Вы же Маркиной помогли. Она всем уши прожужжала, какую она крутую гадалку нашла и как эта гадалка всю правду сходу увидела и как в Иркиной жизни после этого все проблемы разрешились…

Господи, что ж это за Маркина такая впечатлительная? Может, она не у меня была? Я, вроде, ни на кого такого чудотворного эффекта не оказывала.

— Вот я и решила — попробуем! А вдруг, чем черт не шутит, окажется, что врачи ошиблись?

Я внимательно смотрела в окно мимо клиентки, не желая играть в игру, в которую она меня втягивала — “Дай мне надежду”.

— А вы? — Повернулась я к Андрею.

Он помолчал.

— Кате сейчас очень тяжело. То есть… нам обоим, конечно, тяжело, мы оба хотели этого ребенка. Но… для меня он — идея, идеальный образ. А для Кати — реальность, данная в ощущениях. Ей хуже. Она в эту идею с гадалкой вцепилась, как клещ, ей и так плохо, не спорить же из-за ерунды. Так, по крайней мере, я с ней рядом и не дал бы заморочить ей голову. Но вы, вроде, вменяемая. По крайней мере, не станете тянуть из Катьки душу чтобы выдавить денег. Но в эти ваши трюки я все равно не верю.

Он со стуком поставил на стол чашку с чаем, которую держал все это время в руках.

Я вздохнула, входя в разговор, как в воду. В незнакомую реку, где не видно дна и не знаешь, чего ждать:

— В этом и есть вся… деликатность моего положения. Когда доказательная медицина делает подобного рода заключения, она опирается на доказательства. Они материальны. Их можно предъявить. Показать другому специалисту, отнести в суд, в конце концов.Специалисты вроде меня же в своих заключениях опираются на эфемерную субстаматерию. На некий абстрактный магический дар. Со внутреннего ока скан не снимешь и в качестве подтверждения к своему заключению не приложишь. Как вы верно сказали, мне можно верить. Можно не верить. Можно поверить, а потом передумать. И если бы вы пришли ко мне, не зная, что с вашим ребенком что-то не так, это был бы один раз говор. Но вы знали, и все равно пришли — а это совсем другое дело. На мой взгляд, вы пришли ко мне, чтобы разделить с кем-то ответственность за тяжелое решение. Я не хочу этой ответственности. Это ваше решение. Я не хочу иметь к нему отношения. Нафиг-нафиг, я не хочу, чтобы потом мне в окно прилетела бутылка с зажигательной смесью.

Андрей, убаюканный и расслабленный моей мерной речью, вскинулся, возмущенный, полоснул меня негодующим взглядом:

— Вы полагаете, я на подобное способен?!

— Вы — нет. А вот ваша жена — запросто!

— Что за чушь?! — Взвилась уже Катерина. — Да я попросту не докину, у вас пятый этаж!

Я взглянула на нее с иронией, она смешалась:

— Ну, то есть, я хотела сказать, помимо того, что я в принципе не стала бы, я бы просто и не смогла!

— Да-да! — покивала я, и встала, вынуждая их рефлекторно подняться вслед за мной, и повела к выходу из квартиры.

Они послушно шли за мной, и только уже в дверях замялись, переглянулись, без слов обсудив что-то между собой (в этой семье действительно царят хорошие отношения!), и Андрей спросил:

— А… Червона, скажите, а как вы узнали… ну, всё.

Я мягко улыбнулась:

— Я очень квалифицированная шарлатанка. У меня отличные источники информации!

И закрыла за ними дверь, на все замки. Облегченно на нее откинулась: фух! Вытолкала!

Постояла так немного, и вернулась к себе, радуясь, что все закончилось.

И лишь тогда поняла, что рано выдохнула: на алтарном столе, среди карт и чашек с недопитым чаем, валялись деньги.

Да твою раскрою!

21/06

21/06

Нестерпимо тянуло раскинуть картишки (или руны, или кофе, или хоть хрустальный хар в стену швырнуть), и убедиться, что пара из Катерины и Андрея покинула меня навсегда. Но главное правило, по которому живет ясновидящая-змеедева — “Позволь неприятностям случаться”.

В свою судьбу без последующих осложнений заглядывать можно не так уж часто, и лучше приберечь эту возможность для более фундаментальных вопросов. Можно, конечно, обратиться за помощью к коллеге — этажом ниже, вроде бы, как раз живет одна, но… Не доверяю я этим человеческим предсказательницам!

Остро захотелось домой, в родную деревню Виноградарь, всеми правдами и неправдами переименованную лет сто пятьдесят назад из Змеевки.

Там хорошо; там теплое море бьется в галечный берег; там виноградники раскинулись на километры вокруг. Там сила эгрегора питает мой народ — нагов, или змеелюдов, или серпентеров, как нас ни назови. Там все свои, и даже люди, которых в Виноградаре немного — свои, и посвящены в тайну. Там мама, папа, сестры, и кругом сородичи, и есть с кем посоветоваться в сложном вопросе!

Кхм.

Там мама, папа, сестры и кругом — сородичи…

Ну… нет, не так уж я и соскучилась. Я лучше позвоню!

— Мам, привет. Ну так что там у Урсулы с ЕГЭ?

— Выяснили, — и по трагичному маминому голосу я поняла, что права была в решении не спешить с возвращением домой. — Ты представляешь, она завалила его специально! Ваня, он сказала нам с папой, что не хочет в большой мир, подождет еще годик, посидит дома!

— В смысле — “не хочет”?

Сказать, что я опешила — это ничего не сказать, это культурно промолчать.

Каждый молодой наг, по достижении самостоятельного возраста, должен покинуть общину и прожить десять-пятнадцать лет вне ее — с целью познания мира, развития кругозора и чтобы, когда вернется, больше ценил прекрасное место, где ему посчастливилось родиться. У нас “возрастом достижения самостоятельности” назначен момент окончания средней общеобразовательной школы.

Экзамены сдал — все, пшел в большой мир на вольный выпас, и пока не обживешься, без веских причин не появляйся. Когда обживешься — тоже не появляйся без веских причин.

Мы же наполовину змеи, и избегать лишних движений — у нас, в принципе, видовой признак. Нет, есть редкие исключения, но в основном, наги — это та самая гордая птица ежик, которую не пнешь — она не полетит. А мы еще и живем замкнутой общиной. Нагам физически не слишком комфортно за пределами эгрегора, и психологически — вне границ родных социальных связей.

И закон, обязывающий молодежь познавать большой мир, спасает наши общины от вырождения и стагнации (а за ней — и деградации).

Этот закон чтится и соблюдается беспрекословно, отказаться выполнять его требования — это, это…

Так.

— Мама, — мягко уточнила я у драгоценнейшей ролительницы. — В каком это смысле Урсула не хочет в большой мир? Насколько я помню, она уже года три точно знает, что будет делать по окончании школы и куда поедет учиться.

Молчание.

— Мама. Ты ничего не хочешь мне сказать?