Идальго (СИ) - Номен Квинтус - Страница 4

По этой кнопочке я тоже пхнул, а затем спокойно минут пять выслушивал, как незнакомая женщина зачитывает это «обоснование». Оказывается, программа учитывает и длину волн, и расстояние между ними — и сейчас ведет яхту под очень маленьким углом у гребням волн чтобы меньше качка была. Зато потом повернет — и яхта помчится как по булыжной мостовой. Именно помчится: сейчас она летела по волнам со скоростью примерно в тридцать пять километров в час (а со стакселями мчалась бы под полтос), а после поворота, когда ветер подует в корму, скорость еще километров на десять поднимется…

А еще оказалось, что эта дура меня слышит: когда я после очередной ее фразы выдал в пространство вопрос «пор ке эс эсто» (вежливая форма вопроса «какого черта») комп на пару секунд замолк, а потом женский голос сообщил:

— К сожалению, я вас не понимаю. Введите ваш вопрос с клавиатуры.

Ну что, я ввел — и узнал, что могу прослушать техническое описание программы и пользовательского интерфейса, а могу его и прочитать. Ну, читаю-то я быстрее, чем эта дура разговаривает…

Интересное оказалось чтиво: я узнал, что белые ведра, которые висят на распорках мачты — это разнообразные датчики, и яхта постоянно уточняет скорость и направление ветра, абсолютную скорость судна (точно не понял, но вроде бы относительно морского дна, пользуясь данными с сонаров) скорость подводных течений и фигову тучу всякого другого, а так же следит за погодой с помощью радаров и лидаров. И вот последнее оказалось очень кстати…

Уже почти стемнело, когда сидящая в компе тетка радостным голосом сообщила, что «надвигается тропический ураган» и «посоветовала» побыстрее спрятаться от него за Женским островом. До которого, между прочим, еще оставалось километров двести. Лично у меня никаких мыслей о том, как это вообще можно сделать, не было, поэтому я просто молча ткнул кнопку «выполнять». Правда, мне снова пришлось пихать кнопку, отменяющую установку стакселей — зато я сразу понял, на кой черт этой посудинке два тысячесильных движка.

Должен признаться, что скачки по волнам на скорости под сотню километров в час надолго оставляют самые светлые воспоминания (о том моменте, когда они, наконец, заканчиваются). Причем эта дура паруса при этом не убирала, так что сколько реальных сил тащили по волнам яхту, я даже примерно представить не могу. Но за Исла Мухерас яхта спрятаться успела. Конечно, этот курортный островок, над уровнем моря возвышающийся почти на метр, от ветра вообще не защищал — но волны через него все же не перекатывались. И морская болезнь меня не постигла — однако постигла глубочайшая тоска: на острове не то что отелей, там даже какой-нибудь паршивой хижины ни одной не было! И на противоположной стороне пролива тоже ни одного признака жизни человеческой я не увидел: города с почти миллионным населением просто не существовало!

Шторм продолжался двое суток, даже чуть больше. А я за это время решил, что стоит отправиться в места, гарантированно более населенные — однако проклятая железяка сообщила, что в Веракрус придется плыть дней десять, потому что «против ветра лавировать». Зато, кажем, к Гавану — уже всего дня три (это я специально указал, что на одних парусах, потому что если еще шторм случится, а в баках будет пусто, то хрен от него убежишь). Однако когда на пятый день своего пребывания в этом мире я двинулся к Гаване, железяка все тем же равнодушным голосом сказала, что «в сорока двух милях к юго-востоку обнаружено судно», чему я вообще не удивился: ей с верхушки мачты действительно далеко видать. И я, даже особо не раздумывая, задал программу плыть к нему. Подумаешь, лишних сорок миль, с такой яхтой это всего пара часов…

Нужно было сначала все же на проложенную компом трассу посмотреть: яхта до точки рандеву добиралась часов пять очень кривым путем. Впрочем, оно того стоило: в конце этого странного пути я своими глазами увидел «находку». Деревянную лоханку, бывшую — судя по пенькам обломанных мачт, парусником. А теперь ставшую просто полузатопленной лоханкой. Пустой лоханкой, в смысле, без экипажа. Моя железяка, проверив обстановку своими сонарами и прочими датчиками, сообщила, что «снизу ничего не торчит» (на выяснение чего мне потребовалось минут пятнадцать, все же даже письменную речь комп понимал через раз и пришлось долго уточнять формулировки запросов). А когда все уточнил, причалил к посудине и пошел выяснять, что же случилось.

То есть и так было понятно, что случилось: лоханка в шторм попала — и попала. Я думал, что хоть какой-нибудь бортжурнал найду или еще что-то, позволяющее понять, в когда меня занесло — но обломись: никакого журнала я не нашел, а нашел двух полуживых моряков, причем оба были с поломанными конечностями. По счастью, у одного только руки были сломаны (правда, обе сразу), а у второго была сломана нога — но все же одна. И мне удалось их кое-как переправить на яхту: в том, что лоханка еще некоторое время на плаву продержится, уверенности у меня не было ни малейшей.

Что делать с подранками, было в целом понятно: когда мать работает военным хирургом (а хоть бы и офтальмологом, но все равно хирургом, причем именно военным) определенных знаний набираешься даже того и не желая. Правда, с медикаментами на моей яхте было почти никак: все, что мне удалось обнаружить, заключалось в двух больших флаконах с ибупрофеном в капсулах (нераспечатанных еще, по двести сорок капсул в бутылке) и нескольких тюбиков крема от загара. Еще какая-то мазь с бензокаином (если я не путаю, то это вообще-то анестезин, очень помогающий в случаях, если мизинчиком ударился об угол дивана) нашлась — и всё… То есть не совсем всё, еще нашлось — но не в судовой аптечке, а в одной из кают — несколько упаковок неведомого препарата под названием «Sleep Aid», то есть, скорее всего, снотворное какое-то, маленькие таблеточки голубого цвета — но насколько это является медикаментом, я сказать не берусь.

Так что я с подранками сделал все, что мог: так как переломы были не открытыми, я просто наложил шины (сделанные из доски, которую я выломал из фальшборта найденной посудины), примотал доски обрезками найденной там же парусины, скормил пациентам по паре ибупрофеновых пилюль. По счастью, пациенты мне попались испаноязычными, слова мои понимали (хотя их я все же понимал с некоторым трудом), так что даже раздеть их и вымыть мне особого труда не составило. А раздевать и мыть — пришлось, поскольку аромали мужички не по детски — ну а после такой процедуры их и в каютах уложить стало не страшно.

Неприятно было другое: их же теперь кормить нужно, а избытка жракли у меня точно не было. И не будет: я твердо помнил, что есть рыбу, выловленную в южных морях, категорически не рекомендуется: рыбы эти жрут ядовитые водоросли и сами становятся столь же полезными для организма, как плохо приготовленная рыба фугу…

Впрочем, польза от спасения утопающих все равно была, и не только лишь потому, что людей от смерти спасать — дел благое. Хотя особо много мне подранки рассказать не смогли, кое-что стало уже понятно. Благодаря нескольким находкам, и прежде всего найденным в единственной каюте суденышка деньгам. Денег было немного: парочка уже знакомых мне мексиканских песо и полтора десятка кругляшей, которые я идентифицировать вообще не смог. Но вот даты, на монетках проставленные… самая «поздняя» означала тысяча восемьсот двадцать второй год. А если эти денежки сейчас в ходу…

Еще на суденышке я подобрал две каких-то страшных (и очень тяжелых) сабли, а в каюте (вероятно капитанской) я нашел большой пистолет (в дуло которого свободно влезал указательный палец) и плотно закрывающуюся круглую коробочку, в которой скорее всего был совсем не табак. Но на этом мои находки закончились: в трюм я даже не попытался заглянуть, опасаясь, что если я крышку трюма открою, то воздух из него выйдет и посудина камнем на дно пойдет. Да и внешний вид кораблика намекал на то, что вряд ли в трюме что-то ценное…

Так что я закинул снятые с недоутопленников шмотки в стиралку и пошел в зал управления этой шайтан-машиной с целью вернуть ее на курс к Гаване. Без особой спешки чтобы приблизиться к цивилизации, ведь если время сейчас такое, то хрен его знает, что мне от Гаваны-то ждать. И по дороге к залу управления я подумал, что утро — оно ведь вечера мудренее. Потому что уже потихоньку темнеть начало, а плыть, сломя голову, во тьме кромешной… Железяка, конечно, своими датчиками и в темноте все видит, но все равно чувствуешь себя как-то неуютно. А если выспаться — то может и во сне мысль полезная в голову придет, да и с утра на свежую голову сапоги надевать приятнее… Так что я направился в свою каюту спать. То есть все равно в рубку зашел, задал программу «лечь в дрейф», в потом — уже спать пошел. Подранков я особо не опасался: с такими переломами они и в гальюн сами вряд ли доползут. А кроме того я видел, как они истово молились. Не на меня, а на изображения святых и особенно на распятие, прибитое к двери в рубку: даже тот, у которого нога была сломана, попытался на колени бухнуться. А на двери моей каюты вообще дева Мария изображена, так что пока они там перед дверью молиться будут, я проснусь и… придумаю что-нибудь.