Идальго (СИ) - Номен Квинтус - Страница 17

Я подозреваю, что ни один из пассажиров в жизни с такой скоростью никогда не передвигался — а ведь под парусами яхта шла едва лишь с восемнадцатью узлами. Сейчас шла — но и это ввергало пассажиров в священный ужас. Казначей, обладающий чином викария, за обедом еще спросил, почему никто не стоит за штурвалом и я не гоняю моряков работать с парусами — и получил честный ответ, что судном управляет по моей просьбу лично дева Мария, а мешать ей просто неприлично, после чего вообще все вопросы отпали. Почти все: уже за ужином он так же поинтересовался, почему приготовлением пищи для всех именно я занимаюсь, ведь это вроде не совместимо с дворянской честью.

— Дон Пастор (вот такое имя у викария было), на этом судне много чудес, обычному человеку непонятных, но из-за непонимания их человек несведущий может что-то сделать не так и все испортится. Я обучался тому, что можно в камбузе делать, довольно долго и способен по крайней мере не нарушить наставления Девы, а остаться в море без горячей пищи желания у меня нет. Так что мне проще самому приготовить всем еду следуя наставления Мадонны, а исполнение ее заветов ущерба дворянской чести нанести не может. А вас я вот о чем спросить хотел: сеньор де Тагле сказал, что вы оплатите любые мои покупки в Европе, но мне хотелось бы знать, на какие суммы я вообще могу рассчитывать. Сами понимаете: попытка купить что-то, что окажешься не в состоянии оплатить нанесет как раз большой ущерб чести…

Вопрос был совершенно не праздный. Во-первых, я даже примерно не знал, сколько денег священники выдали казначею — так что было бы крайне неприятно оказаться в описанной мною ситуации. А во-вторых…

Я уже совершенно точно знал, что церковь в «провинциях Рио-де-Ла-Плата» была куда как богаче всех тамошних государств. Хотя бы потому, что церковную десятину там платили абсолютно все (кроме, разве что, парагвайцев после установления там диктатуры) и церковники большую часть полученного просто складывали в свои загашники. В разговоре с Ларраньягой я совершенно случайно узнал, что два основных собора (в Буэнос-Айресе и в Монтевидео) хранят в своих подвалах золота, например, больше, чем его имеется у всех «гражданских» жителей этих территорий. Но это золото составляло лишь небольшую часть накопленных богатства, так что мне два самых важных церковника двух стран могли с легкостью отсыпать всякого ну очень много. Но могли и не отсыпать, ведь им сейчас предстояли огромные траты: те же заводы новые выстроить, да и два университета должны были в очень немаленькую копеечку обойтись.

А с университетами было вообще очень интересно: де Тагле мало что решил выстроить «лучший университет в католических странах», так еще решил привлечь в качестве преподавателей самых лучших современных ученых. Кого именно, я не очень представлял (он говорил, но имена оказались мне совершенно незнакомыми). То есть не представлял за исключением планируемого декана химического факультета: на эту должность гонцы де Тагле уже отправились смаривать самого Дель Рио. А это был действительно знатный химик, я у попа его книжку взял почитать и в ней уже много полезного для себя вычитал. То есть книжку я просто «скормил» компу (дорогие сейчас были книжки, эту мне де Тагле с трудом дал на недельку всего), а потом время от времени ее почитывал. То есть раньше почитывал, просто чтобы быть в курсе нынешних научных достижений — а сейчас я просто сидел (в рубке или, чаще, просто в своей каюте) и думал над тем, как бы получше (и побыстрее) применить с большой пользой описанное в книге Дель Рио «новое» вещество, придуманное всего тридцать лет назад Эдвардом Ховардом…

Если мои пассажиры и думали, что яхта плывет осень быстро, через два дня мнение свое они поменяли. Железяка верно рассчитала маршрут, да и вероятностные ее прикидки оказались вполне обоснованными — и утром тридцать первого паруса поймали краешек раскинувшегося над всей Южной Атлантикой циклона. Самый-самый краешек, железяка своим ровным голосом сообщила, что скорость ветра составляет всего-то шестьдесят пять километров в час. А скорость самой «Девы Марии», идущей под заметных таким углом к ветру, была уже в районе семидесяти…

Следующие двое суток мои пассажиры питались исключительно мате с сахаром (сахара, кстати, мне погрузили чуть ли не полтонны), а мате я не заваривал как положено, а просто засыпал его в бортовую кофе-машину. Ну а я — меня даже от этой бурды мутило не по детски, однако я все же старался побороть свой непослушный организм и мелкими порциями все же ел паровой рис. И в результате все выжили, хотя вид абсолютно у всех был очень бледный. Бледный, но совершенно не испуганный: католикам даже в голову не могло придти, что с яхтой, управляемой «лично Девой», может что-то нехорошее случится, а безумная качка — это всего лишь испытание твердости из духа…

Из циклона яхта вышла примерно в тысяче километров от Африки, на широте границы между Анголой и Намибией, и потом десять дней мы неспешно (со скоростью в районе тридцати километров в час) добирались до Островов Зеленого Мыса. Пару раз на этом маршруте включались моторы, но ненадолго, а вот после этого моторы не выключались до самого Лиссабона (куда мы, правда, заходить не стали). Ну а последние четыре с половиной тысячи километров яхта прошла ровно за две недели, и на этом пути дважды, причем оба раза на Балтике, пришлось оба мотора на полную мощность запускать: какие-то корабли с пушками почему-то очень захотели нас остановить. Наверное, расспросить хотели нас о дальних странах…

И я очень сильно пожалел о том, что башенка подъемного крана не была оснащена так, как я это представил, впервые ее увидев. Но, надеюсь, это дело наживное — главное, что яхта все же добралась туда, куда я так долго стремился. Ну а то, что путешествие заняло полтора месяца вместо «обещанных» железякой трех недель — это пустяк. Я же сам указал использовать «наиболее экономичный режим плавания», а когда я увидел через окно зала управления яхтой Кронштадт, в баках плескалось хорошо если тонны полторы топлива…

Федор Красиков внимательно смотрел за проходящими в Санкт-Петербург судами: работа у него была такая. Каждое судно, подходящее с моря к Котлину, останавливалось, на него высаживалась команда солдат под командой караульного офицера, сам Федор проверял судовые документы — и если ничего не вызывало у него подозрений, судно продолжало свой пусть к столице, но уже под руководством крепостного лоцмана. Со времен Петра случилось лишь одно изменение: теперь шкиперов в караулке не держали и караульные не ждали, пока шкипер к форту на шлюпке приплывет, а сами на борт поднимались. Император приказал особо следить за судами аглицкими и французскими, но поди разбери, откуда какой судно идет и что на борту везет — так что проверке подвергались все корабли. А сами солдатики, не привлекая к этому делу офицеров, проверяли даже лодки рыбацкие.

Но «караульциков» Кронштадта перевозимые грузы вообще не интересовали, их, грузы эти, мытари на берегу все проверят — а крепостной гарнизон сейчас следил за тем, чтобы на кораблях никаких пушек не было. Если ты мирный торговец — то иди своей дорогой, а если у тебя на борту хотя бы и раньше имелся даже фальконет, то тут уж изволь доказать, что судно твое ныне не вооружено и никаких подлостей от тебя ждать не надо. Однако основным назначением «морского караула» было все же распределение судов между причалами порта: иногда их столько в город набегало, что им и причалить было негде, и чтобы в Неве не устраивать заторы, еще у Котлина их распределяли по свободным причалам — а если таковых не было, то просто задерживали на внешнем рейде. И как раз сегодня все городские причалы были заняты, так что Федор больше раздумывал над тем, куда поставить появившиеся на горизонте суда. И эти мысли отвлекли его от наблюдения за морем — так что он снова повернул свой взор на запад только после удивленного крика караульного солдатика:

— Нет, ты глянь, как летит-то!