Очерки по истории русской церковной смуты - Краснов-Левитин Анатолий Эммануилович - Страница 79

(Деяния II Всероссийского Поместного Собора Православной Церкви. — Москва, 1923, с. 2.)

Вслед за этим управделами А.И.Новиков огласил текст приветствия Собора Правительству:

«Высшее Управление Российской Православной Церкви в единении со всеми собравшимися на Собор верующими — всеми предстоящими, изъявляет признательность Правительству Российской Республики за разрешение через Собор осуществить православно верующему народу страны свои желания внутреннего устройства религиозной мысли — дух общественности и трудового быта. ВЦУ в декрете об отделении церкви от государства видит благородный мотив (как можно видеть мотив — это секрет, который так и остался, к сожалению, неразъясненным деятелями ВЦУ. — Авт.) предоставления церкви инициативы, т. е. свободы духа в религиозной области, раскрепощения ее от охранно-полицейских обязанностей, почин в освобождении религиозной деятельности из-под служебного подчинения политическим течениям и временным интересам. (А для чего вы собрались, друзья? — Авт.)

В принципе свободы совести ВЦУ находит условие роста религиозного авторитета в соприкосновении с группировками разных жизнепонимании и одушевляется желанием, чтобы дальнейшая церковная жизнь направляла энергию православного культа в Российской республике по принципу солидарности церкви и государства в общеморальных достижениях увеличения жизненного блага нашего отечества». (Там же, с. 2.)

Прослушав эти приветствия (автора определить нетрудно — таким тяжелым языком писал только один Антонин), «предстоящие» выразили молчаливое согласие (что им еще оставалось делать?) и разошлись. «Исторический момент» прошел благополучно — торжественное открытие Собора состоялось.

Начало деловых заседаний было назначено на 2 мая; остававшиеся два дня решено было употребить для кулуарных совещаний.

Мы также воспользуемся этим перерывом, чтобы рассмотреть состав Собора.

Собор состоял из 476 человек. Из них 287 были выбраны от епархий. 139 членов Собора были назначены ВЦУ. В эту группу «назначенных» входили 62 архиерея (их список см. в приложении к настоящей главе). 56 епархиальных уполномоченных ВЦУ, 70 представителей от центральных комитетов различных обновленческих групп и членов ВЦУ: 32 — от ЦК группы «Живая Церковь», 20 — от ЦК СОДАЦа, 12 — от ЦК «Возрождения», 6 членов ВЦУ и один (проф. Б.В.Титлинов) получил почетный мандат как представитель богословской науки.

Из 74 епархий русской православной церкви были представлены 72. Партийный состав Собора следующий:

«Живая Церковь» 200 человек СОДАЦ 116 человек «Возрождение» 10 человек Беспартийные (так называли «умеренных тихоновцев») 66 человек Непартийные обновленцы 3 человека

Перед самым открытием Собора был выдвинут проект объединения групп «Живая Церковь» и СОДАЦ в единую группу под названием «Свободная Православная Церковь». Однако этот проект не был проведен в жизнь. (Известия, 1923, 5 мая, № 98, с. 3).

Как видно из приведенных цифр, группа «Живая Церковь» имела а Соборе большинство. Большинство это, однако, было очень непрочным, так как в состав группы входило 60 делегатов из Сибири, возглавляемых Петром Блиновым, которые образовывали независимую организацию под названием «Сибирская группа «Живая Церковь», которая имела программу, совпадающую с СОДАЦем. Красницкому удалось лишь с большим трудом удержать сибиряков в своих рядах. Сибиряки это понимали и, лавируя между группировками, играли роль арбитра в партийной борьбе.

Содацевцы также увивались вокруг Петра Блинова: переход сибиряков в их лагерь фактически означал для них победу: 116 содацевцев плюс 60 сибиряков равнялись 176 голосам против 140 живоцерковников.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Этим объясняется то, на первый взгляд совершенно необъяснимое, обстоятельство, что никому дотоле не известный захолустный священник Петр Блинов неожиданно становится ведущей фигурой на Соборе. Эта новая конфигурация определялась в стенах Троицкого подворья в те две недели, которые прошли между Фоминым воскресеньем и Неделей о расслабленном. Во время совещаний, которые происходили в эти дни в стенах Троицкого подворья, было принято сногсшибательное решение выдвинуть Петра Блинова на пост председателя Собора, оставив за Антонином лишь почетное председательство. Помимо тех, чисто фракционных соображений, которыми руководствовались деятели ВЦУ, ими руководил также страх перед Антонином, который мог бы повторить на Соборе инцидент Страстного монастыря, на этот раз в грандиозном масштабе. Два дня, оставшиеся между торжественным открытием и началом деловых заседаний, должны были решить, как будут складываться отношения с Антонином в дальнейшем.

Выдвижение председателем Петра Блинова — неизвестного человека, которого Антонин не признавал епископом, было открытым ему вызовом. Перед Антонином, таким образом, стояла следующая дилемма: признать белый епископат и Петра Блинова — и остаться первоиерархом, или остаться на своей старой позиции — и уйти от руководства (не мог же он все время «не замечать» председателя Собора и говорить, что он «ворует евхаристию»).

Прошли два дня — и Антонин не принимал никакого решения. «И умел же поиграть на нервах этот человек», — говорил А.И.Введенский.

Наконец, наступил последний срок: 1 мая вечером в Троицком подворье состоялся Собор епископов. Так как ни Красницкий, ни Введенский здесь присутствовать не могли, то роль партийного лидера играл Петр Блинов. Председательствовал, разумеется, Антонин. Он и на этот раз остался верен себе: предоставив слово докладчику, он назвал его просто Петром Блиновым, без всяких титулов. Во все время собрания Антонин Грановский продолжал «играть на нервах» у своих противников, ничем не выражая своих намерений, и только в самом конце заседания, когда нервы всех были напряжены до крайности, после обсуждения вопросов о белом епископате, когда высказались все, кроме Антонина, первоиерарх выпрямился во весь свой огромный рост и сказал: «Ну что ж, нехай, пусть они будут епископы, может, какой-нибудь толк из этого будет». И тут же, обратившись к Петру Блинову, назвал его «Вашим Высокопреосвященством». Вздох облегчения вырвался у многих: несокрушимый впервые в жизни капитулировал.

Это определило его роль на Соборе. В течение всего Собора он играл совершенно несвойственную ему роль «святочного деда». Почему он так поступил? Странно было подозревать Антонина в отсутствии стойкости и смелости. Еще страннее было бы упрекать его в беспринципности. Видимо, главным мотивом, который руководил Антонином, был страх одиночества. Очутиться на старости лет в положении сектанта-отщепенца, имея за собой группу в 10–20 человек, — вот что пугало человека, выросшего в церковных традициях. Чтобы избегнуть этой участи, он пошел на компромисс со своей совестью и признал все те решения Собора, которые глубоко противоречили его убеждениям.

Как и всякий компромисс, уступка Антонина ничего не спасла и ничему не помогла: через несколько месяцев он отверг постановления Собора, порвал с обновленцами и оказался в том самом положении сектанта-отщепенца, которого он так сильно боялся.

На другой день, 2 мая 1923 года, в среду, на праздник Преполовения Пятидесятницы, в 7 часов вечера открылось первое деловое заседание Поместного Собора.

Собор заседал в том самом зале 3-го Дома Советов (бывшем актовом зале семинарии), в котором уже происходила работа съезда группы «Живая Церковь» и СОДАЦа.

Высокий светлый зал с лепными украшениями, построенный еще в XVIII веке, не мог вместить всех желающих попасть на открытие Собора. И это заседание открыл Антонин.