Очерки по истории русской церковной смуты - Краснов-Левитин Анатолий Эммануилович - Страница 133

Принятием этой петиции закончилась работа Великого Предсоборного Совещания.

От А.Краснова-Левитина.

Выражаю сердечную благодарность пастору Евгению Фоссу, без чьей инициативы не могло бы быть осуществлено настоящее издание, а также Сергею Баньковскому за дружескую помощь.

Том III

Вместо пролога

1925 год открыл новый период в истории церковной смуты, и прологом к нему явилась Смерть.

9 апреля 1925 года в газетах появилось следующее краткое сообщение:

«7 апреля в 23 часа 45 минут умер в лечебнице Бакунина (Остоженка, 19) бывший патриарх Тихон в присутствии постоянно лечивших его врачей: Е.П.Бакунина, Н.С.Щелкан и послушника Тихона — Пашкевича.

Смерть произошла от очередного приступа грудной жабы. Кроме перечисленных врачей, Тихона консультировали профессора: Кончаловский В.П., Шервинский, Плетнев К.К. и ассистент — доктор Покровский (бывавший у Тихона ежедневно). В день смерти у Тихона была консультация специалистов по уху, горлу и носу из профессора Свержевского и докторов Генкина и Мещерского.

Утром 8 апреля Тихон был, после предварительного обряда, доставлен архиереями на свою квартиру в Донском монастыре, где и предположены похороны». (Известия, 1925, 9 апреля, № 81, с. 4.)

Это сообщение, как громом, поразило всех — и верующих, и неверующих. Никто не ожидал смерти патриарха, хотя уже давно в его здоровье замечались тревожные симптомы. Нефрит — болезнь почек, которой патриарх страдал очень давно, обострилась после заключения. Кроме того, под влиянием постоянного нервного напряжения у патриарха развивалась грудная жаба, проявлявшаяся в довольно редких припадках. Все эти болезни не мешали, однако, патриарху совершать по несколько раз в неделю длинные богослужения, благословлять тысячи верующих, принимать посетителей и вести текущие дела.

30 декабря 1924 года патриарх совершал богослужение на окраине города — на Пятницком кладбище (за Крестовской заставой). В этот день в кладбищенском храме было положено начало мироварению. В эти годы, после освобождения патриарха из заключения, освящение мира совершалось обычно в Рождественский сочельник. В 1923 году пришлось изменить принятой в Русской Церкви традиции освящать миро в Страстной четверг, ввиду полного оскудения мира. После длинного богослужения патриарх в алтаре упал в обморок. Иподиаконы обомлели от испуга — им показалось, что Святейший умер. Однако патриарх быстро пришел в себя. «Да нет, нет, я еще жив», — с улыбкой сказал он, увидев испуг на всех лицах. С большим трудом добрался он, однако, до дому — ехать надо было на извозчике через всю Москву — до Донского монастыря. Впервые после освобождения патриарх должен был лечь в постель. Первый раз в жизни он не смог совершить рождественских и крещенских богослужений. Врачи настойчиво советовали патриарху лечь в клинику для исследования. При этом они ссылались на то, что в Донском монастыре — в атмосфере вечной суматохи, среди несметных толп народа, от которых трудно было изолировать патриарха, невозможен ни полный отдых пациента, ни тщательное исследование его здоровья.

Раздавались, однако, и другие голоса: так, известный специалист по болезням сердца проф. Плетнев категорически настаивал, чтобы патриарх не ехал в больницу. В связи с этим разыгрался драматический эпизод: когда 13 января 1925 года патриарх, утомленный и издерганный непрерывной суетой, все же решил переехать в клинику доктора Бакунина на Остоженке, профессор упал на колени перед постелью патриарха. «Ваше Святейшество! Не соглашайтесь на больницу, — со слезами на глазах воскликнул профессор, — неизвестно, в чьи руки вы там попадете!» — «Да, но вы же там будете, профессор. И все мы будем около Святейшего», — сказал митрополит Петр. Святейший молча кивнул головой. В тот же вечер он переехал в прекрасно оборудованное помещение в клинике Бакунина (Остоженка, 19). Это было одно из первоклассных медицинских учреждений Москвы и одна из немногих частных больниц, еще остававшихся в годы нэпа.

Алеша Б. — семнадцатилетний иподиакон, сердечно преданный патриарху, поспешил вечером в больницу — поздравить Святейшего с Новым годом (в это время еще живы были старые традиции, и вечер 13 января для большинства москвичей был новогодним вечером). «Алеша, у меня здесь нет иконы, достань мне, пожалуйста, образ», — тихо сказал Святейший.

Алеша бегом направился в конец Остоженки — в Зачатьевский монастырь. «У Святейшего в больнице нет иконы, дайте, пожалуйста, икону», — сказал он монашкам. Матушки заохали, и одна из них побежала к себе в келью и сняла со стены небольшой образ Благовещения Пресвятой Богородицы в серебряном окладе.

«Спасибо, голубчик», — сказал патриарх, когда образ Благовещения был водворен над его кроватью. Об этом эпизоде многие вспоминали через два с половиной месяца, когда в праздник Благовещения умер патриарх.

В тихой, спокойной обстановке частной больницы здоровье патриарха начало быстро поправляться. 31 января 1925 года патриарх совершил свой первый выезд из больницы — в этот день он совершил панихиду по митрополите Евсевии (своем старом друге и помощнике, умершем в 1919 году) в Новодевичьем монастыре.

1 февраля 1925 года он совершил литургию в Донском монастыре.

На протяжении февраля и марта патриарх совершал богослужения в самых отдаленных концах города, благословляя, как обычно, тысячи молящихся. В феврале им были совершены литургии в храме Трифона Мученика (у Рижского вокзала), в храме Богоявления (в Елохове) — в праздник Сретения Господня и всенощная в храме Взыскания Погибших в Палашах, литургия в храме святой Софии на Софийской набережной.

Патриарх, однако, не торопился выписываться из больницы — здесь он чувствовал себя лучше и спокойнее по сравнению с крохотными комнатками женского монастыря, битком набитыми народом.

Лишь на первой неделе Великого поста решил Святейший выйти из клиники, чтобы провести эту седмицу по-монашески, поговеть и не пропустить ни одного богослужения.

В прощеное воскресенье, 1 марта 1925 года, он служил литургию в храме св. Ермолая на Садовой улице. Вечером он совершил прощеную вечерню в Донском монастыре и на протяжении всей первой недели служил каждый день. Затем патриарх вновь переехал на Остоженку.

На протяжении Великого поста патриарх служил каждое воскресенье. 8 марта 1925 года он совершил литургию в храме св. Николая на Песках.

16 марта — в храме Зачатьевского монастыря.

21 марта — всенощную с выносом креста в храме Воскресения на Остоженке (рядом с клиникой).

22 марта — в воскресенье Крестопоклонной недели — Святейший слу жил литургию в храме Сорока Мучеников, при которой совершил послед нюю в своей жизни хиротонию, рукоположив архимандрита Тихона во епископа Гомельского.

29 марта патриарх Тихон совершил литургию на далекой московской окраине — в храме Петра и Павла на Преображенской площади, обычно этот храм называли Малым Преображением.

В шестое воскресенье Великого поста патриарх совершил литургию в храме Вознесения на Никитской улице.

Служба была длинная, торжественная. Несколько тысяч москвичей переполнили огромный храм, который был в то время любимым храмом московской интеллигенции. Многое видели стены просторного, красивого здания: в феврале 1831 года здесь венчался А.С.Пушкин с Н.Н.Гончаровой. В 1918 году здесь происходило отпевание юнкеров, погибших в 1918 году — 180 гробов заполняли храм. В 1920 году здесь венчалась дочь Ф.И.Шаляпина, и могучий бас великого артиста, читавшего Апостола, сотрясал стены.

5 апреля 1925 года, за два дня до смерти, патриарх Тихон совершил здесь свою последнюю службу.

Между тем церковная политика, жестокая и равнодушная к страданиям отдельных лиц, как и всякая политика, продолжала развиваться своим чередом в эти весенние месяцы. Митрополит Петр имел несколько встреч с Тучковым. Беседы касались юридического положения «тихоновской церкви». Каждого из собеседников тревожило свое.