Очерки по истории русской церковной смуты - Краснов-Левитин Анатолий Эммануилович - Страница 128

После долгих письменных сношений, экстренных депеш Василия Димопуло, широковещательных «личных» посланий Евдокима и т. д. и т. п. 6 мая 1924 года Константинопольский Синод вынес особую резолюцию по «русскому вопросу».

Увы! Резолюция снова не удовлетворила обновленцев. Синод с сожалением констатировал, что в Русской Церкви происходят «нестроения и смуты». Далее в резолюции говорилось, что «Святейшему патриарху Тихону, как любвеобильнейшему пастырю, следовало бы (в целях прекращения смуты) уйти на покой».

Наконец Синод выразил желание послать в Москву комиссию в составе нескольких иерархов для изучения на месте «Живой Церкви»[59], выразил желание поддерживать связь с «церковными кругами в Москве, в том числе и с Синодом», а также порицал тех иерархов-эмигрантов, которые используют церковную кафедру для политических выступлений.

Без сомнения, это был большой крен в сторону обновленцев, но все же это не было тем, чего с таким рвением добивались в Троицком подворье.

И вот здесь совершился гениальный по беззастенчивости трюк, равный которому трудно найти во всей истории церкви.

1 июня 1924 г. в «Известиях ЦИК» появилось следующее сообщение пол сенсационным заголовком: «Вселенский патриарх отстранил бывшего патриарха Тихона от управления Российской Церковью».

«Московский представитель Вселенского патриарха архимандрит Василий Димопуло сообщил представителю РОСТа следующее, — говорилось в сообщении. — Мною получено только что из Константинополя сообщение о том, что Константинопольский патриарший Синод, под председательством Вселенского патриарха Григория VII, вынес постановление об отстранении от управления Российской Православной Церковью патриарха Тихона, как виновного во всей церковной смуте. Постановление это вынесено на заседании Синода при Вселенском патриархе 6 мая и принято единогласно.

По словам архимандрита Василия, это постановление является результатом неоднократных советов Константинопольскому патриарху со стороны восточных патриархов, и в частности Сербского патриарха.

Вместе с тем Константинопольский патриарх посылает в Москву авторитетную комиссию из виднейших восточных иерархов для ознакомления с делами Российской Православной Церкви. В состав комиссии, выезжающей в СССР, входят: митрополит Никейский Василий, митрополит Феатирский Герман, являющийся управляющим всеми греческими церквами в Западной Европе, митрополит Сартский Герман, являющийся обер-секретарем Константинопольского Патриаршего Синода, и начальник канцелярии Вселенского патриарха Христо Папанну.

Одновременно Вселенский патриарх признал Российский Синод официальным главой Российской Православной Церкви и запретил к священнослужению всех иерархов, бежавших из России в эмиграцию, во главе с Антонием Храповицким. Все эти иерархи предаются церковному суду».

(Известия ЦИК, 1924, 1 июня, № 124.)

Для того чтобы уяснить себе всю «гениальность» проделки Евдокима — Василия Димопуло, следует вспомнить, что резолюция Константинопольского Синода нигде не была опубликована. Мало того, она даже не была переведена с греческого на русский язык.

Фальсификация была настолько грубой, что ей не мог поверить ни один сколько-нибудь богословски грамотный человек. Как известно, Российская Церковь с 1448 года является автокефальной и совершенно независимой от Константинопольского патриарха: «отстранить русского патриарха» Константинопольский патриарх имел примерно столько же прав, сколько английский король — отстранить председателя Совнаркома. Что касается «комиссии восточных иерархов», то она так и осталась на берегах Босфора: из всех перечисленных в Синодском послании лиц только один — Герман Феатирский — прибыл в СССР, однако прибыл с небольшим опозданием — на 21 год: он прибыл в 1945 году, по иронии судьбы, чтобы принять участие в выборах патриарха Алексия.

Тем не менее на неосведомленную в церковных делах публику это сообщение должно било, по мысли инициаторов проделки, произвести совершенно ошеломляющее впечатление. Понятно, это впечатление могло быть очень непродолжительным. Но этого и не требовалось. Следовало лишь сделать открытие Великого Предсоборного Совещания помпезным, произвести фурор, а там всегда можно было сослаться на неофициальный характер сообщения (газетчик перепутал, телеграф соврал и т. д.), на неточность перевода и т. д.

Одержав эту грандиозную газетную победу, синодалы ринулись во весь опор к открытию Великого Предсоборного Совещания…

Для того чтобы уяснить себе характер и значение Совещания, интересно проанализировать его состав, сравнив с Собором 1923 г.

На Предсоборном Совещании было представлено 400 депутатов. На Соборе 1923 г. — 476 человек. Зато на Предсоборном Совещании было 83 епископа, тогда как на Соборе 1923 г. — архиереев было всего 62.

Так же, как перед Собором 1923 года, перед Предсоборным Совещанием происходили выборы по епархиям. Епархиальные съезды избирали по 2 человека на Собор. Архиереи считались членами Совещания, назначенными Синодом, из 83 архиереев восемь носили титул митрополита, 29 — архиепископов, остальные 46 — епископов.

Таким образом, перед нами не «Великое Предсоборное Совещание», а новый обновленческий Собор.

Еще больше это подтверждается порядком дня Предсоборного Совещания. В порядке дня были следующие вопросы:

1. Положение в Русской Православной Церкви. Докладчик — митрополит Евдоким.

2. Тихоновский вопрос. Докладчик — архиепископ Александр Крутицкий (Введенский).

3. О соборности, митрополитанском строе и патриаршестве — проф. Покровский.

4. О борьбе с атеизмом. Докладчик — архиепископ Александр.

5. О борьбе с сектантством. Докладчик — проф. В.З.Белоликов.

6. Доклад о каноничности Собора 1923 года и Синода. Проф. Попов.

И прочие мелкие вопросы.

Уже из этого перечня вопросов, занимающих Предсоборное Совещание, видно, что меньше всего члены Совещания думали о Вселенском Соборе. Если можно употребить сравнение из геометрии. Константинопольское Предсоборное Совещание и Московское — это две параллельные линии, и трудно было думать, что они пересекутся, даже в бесконечности.

10 июня 1924 года распахнулись ворота 1-го Дома Советов. Это уже в пятый раз за последние два года они раскрылись перед духовенством:

начиная с августа 1922 года в 1-м Доме Советов происходили два съезда группы «Живая Церковь», один съезд СОДАЦа, Собор 1923 года и вот — Великое Предсоборное Совещание. О его открытии официальный обновленческий журнал повествует в торжественно-эпическом стиле.

«10 июня 1923 года в Москве открылось Предсоборное совещание. Утром в Храме Христа Спасителя совершено было моление Христу Спасителю 38 епископами и многочисленным духовенством. Вечером же собравшиеся депутаты приглашены в здание бывшей Духовной семинарии.

В двухсветном зале, на возвышенной эстраде, находились все митрополиты, несколько избранных епископов и два греческих архимандрита — представители Вселенского патриарха Константинопольского и патриарха Александрийского. Весь зал заполнен депутатами. На таррасах и у входных дверей теснились посетители.

Председатель Священного Синода митрополит Евдоким открыл Совещание такими словами: «Именем Великого Архиерея и Господа нашего иисуса Христа объявляю Великое Предсоборное Совещание открытым». Почетным председателем Совещания провозгласили Вселенского патриарха Константинопольского Григория VII. Председатель Священного Синода пригласил всех присутствующих к исповеданию веры. Все громко пропели Символ Веры.

Письменных и телеграфных приветствий к Предсоборному Совещанию, полученных из России и других стран, оказалось так много, что невозможно все прочесть.

Приветствие от Константинопольского патриарха Григория VII читал представитель его архимандрит Василий по-русски. Затем огласили приветствия от Грузинской церкви, от Сербской, американских церквей и обществ и много других. Первое совещание началось и закончилось молитвою».