Драконы войны - Уэйс Маргарет - Страница 39

— Плавно иди на снижение, — приказал Линдрус, и Тарискатт вздрогнул. Он пытался махать крыльями ровно, но они не слушались. Дракон совсем выбился из сил и почти сразу камнем полетел вниз. Линдрус приготовился к смерти. Закрыв глаза, он вверил себя и своего великолепного боевого дракона воле Паладайна.

Толчок заставил воина снова открыть глаза; кругом все было серым, беспробудно серым. Они снова летели. Пусть рывками, но Тарискатт все-таки снижался, а не падал.

— Что ты делаешь? — прокричал всадник.

Дракон молча продолжал работать крыльями; его блестящая после дождя чешуя была покрыта пятнами крови.

— Что ты делаешь? Тарискатт! Отвечай!

— Приземляюсь, — выдавил, наконец, бронзовый дракон, хрипя от натуги.

— У тебя не хватит сил. Мы вместе упадем.

— Нет.

Дракон не мог тратить энергию еще и на разговоры. Линдрус скрипнул зубами, понимая, что переубедить напарника невозможно, — оставалось только держаться в седле до конца и не терять надежды.

Приземление вышло жестким. Тарискатт отчаянно махал крыльями, чтобы смягчить удар, но силы его иссякли. Он рухнул, кости передних лап хрустнули, и этот звук мучительной болью отозвался в душе Линдруса. Дракон проехал вперед по земле, и раны на его груди стали еще шире. Застонав от боли, Тарискатт остался лежать там, где упал; пошевельнуться он был не в силах.

Линдрус рассек мечом упряжь на боку дракона и бросил оружие на землю. Соскользнув вниз по плечу зверя, он бросился вперед по размокшей грязи и остановился возле головы Тарискатта.

Блеск уже угасал в глазах его боевого напарника, лужи окрашивались драконьей кровью. Линдрус ничего не мог поделать. Он просто смотрел, и его обуревали странные чувства. Воина охватило отчаяние. Он не знал, как поступить, и ему было горько, что большого бронзового уже никак не спасти.

— О том, как мы бились, сложат песни, — прошептал дракон.

Казалось, он пытается утешить своего седока.

— Песни слагают только победители, — жестко ответил Линдрус, стоя на коленях возле дракона, который сейчас вдруг стал ему так же дорог, как собственная жизнь.

Тарискатт подмигнул:

— Ты хороший наездник, человек. И не переживай. — Грудь дракона в последний раз поднялась. Глаза его закрылись. Бронзовый вздрогнул и замер.

Линдрус почувствовал сильную, рвущую душу боль. Вначале крик раздался у него внутри, а потом вырвался из легких. Подняв лицо к небесам, он снова и снова выкрикивал имя дракона. Тот был ему лучшим другом, а он и не знал об этом. На дракона можно было положиться. И он обладал блестящим умом. Теперь ничто не имело значения, только его дракон, знавший и понимавший, как никто иной, все сильные и слабые стороны Линдруса.

Сокрушенно смотрел Линдрус на небеса, наблюдая за битвой. Для него и для его боевого товарища все было кончено. Опустив голову, воин поковылял сквозь струи дождя к утесу, возвышавшемуся на краю долины.

Воин с трудом поднялся туда, ободрав колени и ладони, но обрадовался, что по-прежнему способен испытывать боль.

Глядя вниз, на долину, Линдрус понял, чего ему всегда хотелось больше всего. Было бы честью погибнуть вместе с таким великолепным боевым драконом, как Тарискатт. А безумный зверь перед смертью спас его, человека, своего ненавистного наездника.

Неужели признававшему лишь драконов Тарискатту не хотелось умереть, избавившись от человека в своем седле? А Линдрус до самого конца оставался на его спине и стал единственным свидетелем кончины огромного зверя, услышал его прощальные слова. Дракон похвалил его. Может быть, они оба пытались заслонить ненавистью какие-то другие, непривычные чувства?

Душу Линдруса охватило отчаяние, показалось, что дракон обманул его: враг превратился в друга и тут же покинул его. Воину чудилось, что сама жизнь его провела. Всей душой он желал избавиться от своей смертной оболочки.

Взгляд Линдруса скользнул к краю утеса — достаточно просто шагнуть в этот неяркий свет… Спускались сумерки, и не видно было уже ни подножия отвесной каменной стены, ни лежавшей под ней осыпи. Так просто. И все будет кончено. Воин занес ногу над пропастью.

Как же он неправ! Вздрогнув, Линдрус отпрянул от края. Столько месяцев проведя вместе с Тарискаттом в боях против армии Такхизис, он не мог, нет, не имел права совершить напоследок такой бесполезный поступок.

Линдрус медленно улыбнулся, а в его голубых глазах вспыхнула какая-то мысль. Он тут же повернул прочь от обрыва и начал безо всякой осторожности спускаться по тому же склону, по которому поднимался. Воин скользил, и из-под ног летели камни. Гравий ливнем обрушивался вниз.

Линдрус вновь проникся чувством долга, и оно сияло, как бронзовая чешуя Тарискатта. У война есть возможность в последний раз применить свои боевые умения и воздать должное дракону. Линдрус побежал обратно на поле битвы и начал собирать оружие с убитых. Взял он столько, сколько мог нести на себе. Для того чтобы экипироваться, ему потребовалось некоторое время, но воин не жалел об этом — все должно находиться под рукой. Он повесил оружие на ремешки, продетые в отверстия его кожаных доспехов, на ремень — везде, где осталось место. Линдрусу было уже безразлично, что толстая кожа доспехов совсем прорвалась. Вскоре никакие доспехи ему будут не нужны.

Справившись со своим делом, Линдрус немного передохнул. После этого он, как всегда тщательно, проверил, хорошо ли ему удалось разместить на своем теле ножи, булавы, мечи, лук и стрелы. После Линдрус направился к самому большому военному лагерю, который разбил противник в этих краях. Он прокрадется под покровом темноты и разделается с часовыми, а потом, выждав подходящий момент, бросится в гущу драконидов и Повелителей Драконов, выкрикивая свой новый боевой клич.

Сейчас он воздаст подобающие почести самому лучшему напарнику в своей жизни. Линдрус собирался погибнуть и погубить при этом немало приспешников Такхизис, выкрикивая имя огромного бронзового дракона.

И Тарискатт еще раз устрашит своих врагов.