Ради острых ощущений - Френсис Дик - Страница 12

В пару мне он назначил одну из лучших лошадей в конюшне. Покончив с распоряжениями, он пустил лошадь легким галопом по широкой полосе зеленого торфа, тянувшейся через кустарник, а Октобер в своем автомобиле последовал за ним.

Мы продолжали ехать по кругу, пока первая пара не достигла противоположного конца тренировочного поля, проехав мили полторы по слегка изогнутой, ведущей вверх дороге.

– О'кей, – сказал Уолли первой паре. – Пошли.

Обе лошади стартовали одновременно, сначала довольно медленно, потом ускоряясь, пока не миновали Инскипа и Октобера, после чего замедлили бег и остановились.

– Следующая пара! – выкрикнул Уолли.

Мы были готовы и немедленно рванули с места. В Австралии мне пришлось вырастить и объездить бессчетное число скаковых лошадей, но Спаркинг Плаг был первой хорошей лошадью, на которую я сел в Англии, и мне было интересно сравнить его со своими. И хотя он был предназначен для участия в стипль-чезе, а я больше привык к обычным скачкам, никакой разницы я не почувствовал. У него был плохой рот, который мне сразу захотелось исправить, но в остальном он был вполне хорош. Спокойный и

собранный, он плавно набирал скорость, без малейшего усилия держась рядом с признанным фаворитом, и хотя мы, повинуясь приказу, шли только в три четверти силы, было совершенно ясно, что Спаркинг Плаг в форме и готов к приближающимся соревнованиям.

Я так увлекся, что только остановив лошадь – а с таким ртом это было нелегко – и возвращаясь обратно, вспомнил о необходимости прикидываться неумелым наездником. Я беззвучно застонал, в ярости от самого себя – если впредь я не буду думать о деле, мне никогда не удастся то, ради чего я приехал в Англию.

Мы подъехали к Инскипу и Октоберу, чтобы они могли проверить, насколько тяжело животные дышат. Ребра Спаркинг Плага двигались легко, он практически не задыхался. Инскип и Октобер кивнули, и мы со вторым конюхом спешились и стали водить лошадей по кругу, давая им возможность остыть.

С дальнего конца поля парами прибывали остальные. Когда все закончили тренировку, большинство конюхов также спешилось, и мы отправились обратно через поле к дороге, ведущей в конюшню. Я шел последним в цепочке, прямо передо мной ехала верхом старшая дочь Октобера, отсекая меня таким образом от общего разговора. Она разглядывала расстилающуюся по обе стороны вересковую равнину, не заботясь о том, чтобы не отстать от едущего впереди всадника, и к тому моменту, когда мы достигли дороги, между ней и остальными возник разрыв ярдов в десять.

Вдруг из небольшого куста утесника с шумом и пронзительным криком вылетела птица, и лошадь, на которой ехала девушка, в испуге попятилась и встала на дыбы. Наезднице с заметным усилием удалось сохранить равновесие, вернувшись в седло откуда-то из-под правого уха лошади, но под ее тяжестью стремянный ремень порвался и стремя упало на землю.

Я остановился и поднял его, но прикрепить его обратно к порванному ремню все равно было нельзя.

– Спасибо, – сказала она. – Какая досада. – Она соскользнула с лошади. – Придется возвращаться пешком.

Я взял повод и повел обеих лошадей, но она остановила меня и забрала у меня повод своей лошади.

– Это очень мило с вашей стороны, – сказала она, – но я ведь и сама могу вести его.

Дорога в этом месте была широкой, и мы стали спускаться с холма рядом. При ближайшем рассмотрении она совсем не была похожа на свою сестру Патрицию. У нее были гладкие светло-пепельные волосы, повязанные голубым шарфом, светлые ресницы, дружелюбные глаза и упрямый рот, в ней чувствовалось хладнокровие, делавшее ее грациозно-сдержанной. Некоторое время мы шли в непринужденном молчании.

– Потрясающее утро, – наконец сказала она.

– Потрясающее, – согласился я, – только холодное.

Англичане всегда говорят о погоде, подумал я, но в ноябре так редко случаются ясные дни, что это и вправду стоит отметить. А дома уже почти лето…

– Вы давно здесь работаете? – спросила она спустя некоторое время.

– Всего десять дней.

– Ну и как, вам нравится?

– Да, конюшня отличная…

– Мистеру Инскипу было бы чрезвычайно приятно это услышать, – сказала она сухо.

Я взглянул на нее, но она смотрела прямо перед собой на дорогу и улыбалась.

Ярдов через сто она спросила:

– А что это за лошадь, на которой вы ехали? По-моему, ее я тоже раньше не видела.

– Она здесь со среды…

Я рассказал ей то немногое, что знал о Спаркинг Плаге, его способностях и перспективах. Она кивнула.

– Конечно, было бы хорошо, если бы он выиграл какие-нибудь скачки. Наверняка вам это было бы приятно, ведь вам приходится столько за ним ухаживать.

– Да, – согласился я, удивленный тем, что она задумывается о таких вещах.

Мы миновали последний поворот перед конюшней.

– Извините, – вежливо сказала она, – но я не знаю вашего имени.

– Дэниел Роук, – произнес я, и мне вдруг пришло в голову, что за последние десять дней она оказалась единственным человеком, которому я дал полный ответ на этот вопрос, потому что это показалось мне естественным.

– Спасибо, – она сделала паузу, а потом продолжала небрежным тоном, предназначенным, как я со странным удовольствием понял, для того, чтобы избавить меня от возможной скованности. – Лорд Октобер – мой отец. Меня зовут Элинор Тэррен.

Мы достигли ворот конюшни. Я пропустил ее вперед, за что был награжден дружеской, но лишенной личного интереса улыбкой, после чего она пересекла двор и довела лошадь до самого стойла. Какая замечательная девушка, мельком подумал я, принимаясь за работу. Я почистил Спаркинг Плага, вымыл ему ноги, расчесал гриву и хвост, обтер губкой глаза и рот и привел в порядок eгo соломенную подстилку, повторив затем весь процесс с лошадью, на которой ездила Патриция. А вот Патрицию, подумал я с усмешкой, замечательной девушкой не назовешь.

Когда я пришел в коттедж завтракать, миссис Оллнат протянула мне только что пришедшее письмо. Судя по штемпелю на конверте, оно было отправлено вчера из Лондона. На листке обычной бумаги было напечатано одно предложение: «М-р Стэнли будет у водопада Виктория в воскресенье в три пополудни».

Я сунул письмо в карман, хихикая в овсянку.

Моросил беспросветный мелкий дождь, когда на следующий день после обеда я шел вдоль ручья. Я пришел в лощину раньше Октобера, и мне пришлось ждать его, чувствуя, как капли воды стекают за шиворот. Как и в первый раз, он спустился с холма с собакой и сказал, что оставил машину наверху.

– Лучше нам поговорить здесь, если вы не боитесь сырости, – закончил он, – потому что, если нас увидят вместе в машине, могут возникнуть подозрения.

– Я не боюсь сырости, – с улыбкой заверил я его.

– Прекрасно… Ну что, как ваши успехи?

Я рассказал, что очень доволен новой лошадью Беккета и теми возможностями, которые она мне предоставляет. Он кивнул.

– Родди Беккет прославился во время войны скоростью и четкостью, с которыми он организовывал доставку провианта и боеприпасов. Не было случая, чтобы кто-нибудь получил не те снаряды или только левые сапоги, если за это отвечал Беккет.

– Я заронил семена сомнения в моей честности там и сям, но думаю, мне удастся сделать больше на этой неделе в Бристоле и в Бернсдейле в следующий выходной. В воскресенье я собираюсь участвовать там в матче по метанию дротиков.

– В этой деревне было несколько случаев допинга, – задумчиво произнес он. – Попробуйте закинуть там удочку.

– Это было бы очень кстати…

– А что отчеты, они вам помогли? – спросил он. – Вы думали еще о тех одиннадцати лошадях?

– Только о них и думал, – сказал я, – и мне кажется – хотя эго и очень небольшой шанс, – что вам удастся проверить очередную лошадь до заезда. То есть если очередная лошадь вообще будет… Хотя почему бы и нет – ведь мошенники до сих пор не попались.

Он посмотрел на меня с некоторым волнением. С опущенных нолей его шляпы стекала вода.