КОМ 2 (СИ) - Войлошникова Ольга - Страница 5

Я мотнул головой. Морок не проходил, он наоборот, казалось, набирал силу и объём.

— Бля, Соколов, ты это видишь?

— Ага… красиво как… А где все остальные?

03. СЛУЖУ ЦАРЮ И ОТЕЧЕСТВУ!

В ПОМРАЧЕНИИ СОЗНАНИЯ…

Из пустоты вышли полковник и Филимон, тащивший на плече яйцеголового. Это было до того неожиданно, что я чуть его не пристрелил.

— Ох ты ж!

А полковник-то, оказывается, умеет не материться! Интеллигент! А по внешнему виду и не скажешь — настоящий тёртый вояка!

— Заткнись, Коршунов!

Я что — это вслух сказал⁈

— Виноват, ваше высокоблагородие!

— Что дальше делать будем? Соколов, ты свой «Святогор» видишь?

— Я его справа от входа оставил. Теперь там берёзы наросли… ничего не понимаю.

Берёзы?.. Справа от пещеры был высоченный камень.

— Коршунов, заткнись я сказ… что? Камень говоришь? Пошли к нему, медленно.

— Кар!!! — огромная черная птица проковыляла к камню и исчезла, а камень поплыл маревом и, внезапно шагнув, превратился в знакомый силуэт «Святогора».

— Грузим его! И сами, это… Ребята, мы кажись, надышались чего-то. Осторожнее!

Зыбкая дымка мигнула и соткалась в «Саранчу».

— Герр Коршунов, что с вами?

— Ты кто, ядрёна колупайка⁈ А-а-а! — я тряхнул головой. Это ж мой дойч. Вот же напугал, гад! — Помоги нам, Хаген, как тебя там, фон чего-то, мы кажись чего-то ядовитого хапнули. — Я уставился в небо, где сейчас, неторопливо помахивая лапами… или ногами? Лапы же — это, вроде пушистое?.. В общем, неторопливо помахивая конечностями, летели красивым клином крупные крокодилы. И было это так красиво, что я на некоторое время замер, наблюдая их синхронные махи.

Следующее что помню — это дрейфующая мимо меня розовая пустыня, и я лечу над ней, легонько пошевеливая руками. Как крокодилы.

И темнота.

Наверное, я минут пять пытался понять, что это — колышущееся серое небо или это мои веки изнутри такого серого цвета? Оказалось, это полог шатра под ветром колышется. А я лежу в кровати и привязан к ножкам. Не понял!!!

— Ау! Есть кто? Люди!

— И незачем так орать, — люди, в лице Хагена, обнаружились на соседней кровати, за ширмой. — Вы, герр Коршунов, в адекватном состоянии?

— Чего? Что происходит⁈

— Вы пришли в себя, ни на кого больше бросаться не будете?

— В смысле, бросаться? Да отвяжи меня уже!

Дойч невозмутимо посмотрел на меня, дергающего верёвки:

— Имею неукоснительный приказ атамана, для обеспечения сохранности вашего здоровья, освободить вас только после медицинского освидетельствования.

— Так. Если ты, немецкая падла, меня немедленно не развяжешь, о вассалитете, сука, можешь забыть, как и о пилотировании моей «Саранчи»! Это тебе ясно⁈

Он вздохнул.

— Ясно.

Вскоре хитрые узлы на путах были развязаны. Я сел на кровати и покачнулся. Кровь долбанула в голову, и пол ощутимо наклонило.

— Герр Коршунов?.. Вы как?

— Нормаль… ль… но. Щас приду в себя, водички бы холодной…

— Между прочим, его высокопревосходительство господин атаман узнал о предписании медчасти на отстранение вас от боевых выходов на неделю и страшно ругался, — Хаген протянул мне кувшин.

Ах ты, пень горелый, я про дохтурскую бумажку и забыл!

Но водичка пошла как амброзия!

— М-м-м, благодать-то какая. Кисленькая…

— С камбуза лимон…

— Вот ты куркуль! Ох, полегчало. А теперь медленно и печально: давай рассказывай, что это вообще было?

Фон Ярроу уселся на табурет возле кровати и рассказал, что после нашего входа на базу сначала были слышны одиночные выстрелы, потом очереди, потом грохот. И он, Хаген, несколько раз порывался идти мне на помощь, но был остановлен другими пилотами словами, что со мной полковник и хорунжий, и если уж они не справятся, то и он тоже ничем не поможет. Тем более, что все ушедшие на штурм — маги, и он будет только мешаться. Потом выстрелы прекратились, и через некоторое время мы все вышли из базы. Филимонов тащил пленника. А потом стало понятно, что со штурмующей группой не всё слава Богу. Мы вышли из ворот базы и встали, ни на что не реагируя. Топтались, улыбались, о чём-то шепотом переговаривались. Филимонов даже пленника с плеча не снял. Стоял, покачивался и улыбался. Потом хорунжий разбежался и врезался в опору своего «Святогора». Упал, полежал на земле, потом поднялся на карачки. К тому моменту уже всем стало ясно, что с нами совсем не всё в порядке. Хаген подвел «Саранчу», а Никифоров «Святогор». Нас тупо, как дрова, загрузили на шагоходы и отвезли на базу, а в пустые машины посадили вторых пилотов.

Вот такая история.

Меж тем земля прекратила качаться. Не совсем, так, легонько покачивалась. В принципе, очень похоже на сильное опьянение. Вот только я не был пьян. Голова болела, но мысли были ясны.

— Так. Там какой-то газ должен был… А пленник как, жив?

— Да, его уже особисты колют. У этого гада, оказывается, одна порция антидота была, он её себе и вколол. Представляете, герр Коршунов, если такой газ распылить на поле боя, на неподготовленных солдат…

— Вот он гадёныш…

— Ага.

— Давай потихоньку до штаба, надо же узнать, чем всё закончилось, за что геройский я психикой рисковал, — я невесело улыбнулся.

А если бы вчерашняя вся эта красота — да на всю жизнь осталась? Очень сильно захотелось яйцеголовому в дычу прописать, ну так, чисто для профилактики, да и для удовольствия собственного. Земля под ногами легонько-легонько подрагивала. Так что, с Божьей помощью и опираясь на дойча, до штаба я надеялся добраться.

Кое-как оделся. Сложнее всего было справиться с сапогами. Пол шатра пару раз норовил ударить меня, но удалось засранца коварного победить. Вышли из палатки — и упёрлись в незнакомого подпрапорщика, который, как оказалось, бежал именно к нам.

— Коршунов, ты как, на ногах?

Он, что — слепой?

— Ну, стою более-менее.

— К атаману, немедленно!

— Яволь май фюрер! — вот же нахватался у дойча, то-то посыльный на меня косится. Да и похрен. Дальше Сибири не сошлют. А учитывая, что я там живу, то вообще. — Идём, идём.

Глядишь, за рисковую вылазку в качестве поощрения отпуск внеочередной дадут?

ДАДУТ. ДОГОНЯТ, И ЕЩЁ ДАДУТ

А в штабе все бегают, как подорванные! Лица, словно все срочно срать хотят, а толчки заняты. Я вестового за рукав схватил.

— Стоять, служивый, что тут у вас происходит? — на его недовольно-недоуменный взгляд пояснил: — А то меня к атаману вызвали, а тут разброд и шатания…

— Его Высочество, Великий князь Кирилл, прибыл в ставку.

— Ага, — глубокомысленно заявил я и спросил: — Как думаешь к атаману-то надо идтить, ну раз тут такое?

Казак озадаченно кивнул.

— Надо, конечно. Раз вызван — надо. В крайнем случае, пошлют куда подальше.

— Но этим нас не запугаешь, — закончил я его мысль, и мы оба ухмыльнулись.

— Давай, не пуха тебе!

— Пасиба!

Опираться на Хагена я перестал уже около входа, не калека же, в самом деле. Да и вообще, казак я или погулять вышел? Доковылял до кабинета атамана, но к нему не пустили. Ординарец прям грудью на амбразуру лёг, и не в какую. Иди, говорит в расположение, надо будет — вызовут.

— Так, — говорю, — уже вызвали. Пришёл вот.

Пока спорили, дверь кабинета распахнулась и появился атаман в сопровождении высокого усатого мужчины в офицерском мундире, без знаков отличия. Только я решил доложиться…

— А вот, кстати, и он — Коршунов! — радостно скалясь, заявил атаман и ткнул в меня пальцем. Невежливо ткнул, кстати.

— Так-так, Коршунов, значит? Ну-ка, повернись, дай на тебя посмотреть…

А не охренели ли вы все тут?

— Я вам, милсдарь, не девка, чтоб меня в кругаля разглядывать. А старший вахмистр Русского Экспедиционного корпуса!

Незнакомец вытаращил глаза, и, ткнув атамана в бок, заржал:

— А молодец! Казак! Мне нравится! — и, хлопнув меня по плечу, ушёл.