Открывашка и пробой - Смолин Павел - Страница 4

– Другого имени у меня нет, – окончательно поник я.

– В участке посмотрят – там база лучше, – проявил он человечность. – Но если опять наврал – я смотрю, ты это дело любишь – не обессудь, будешь в тюрьме сидеть.

Мне конец – выдадут ватник, обреют налысо и заставят валить лес.

Из подъезда вышли милиционеры, и меня из «Лады» пересадили в микроавтобус-«Газель». Рядом со мной села тетенька-инспектор, молодая – лет двадцать пять – сложившая длинные черные волосы в «конский хвост» стройная некрасивая из-за длинного горбатого носа дама, а напротив – следователь, сорокалетний, ни разу не посмотревший на меня прямо, толстый лысеющий мужик с носом-картофелиной и навевающими мысли о больном сердце багровыми щеками. Пока инспектор со следователем вели меня в «Газель», «добродушный» успел отчитаться о ненахождении меня в базе, и они с напарником уехали работать где-то еще. За патрульными тронулись и мы, повернув от двора направо.

Пейзаж в окне более-менее привычный, но названия улиц и большая часть вывесок мне незнакомы – даже сетевуха оказалась «поддельной», совпадает только цветовая гамма, а название – «Семерочка».

– Значит тебя Андреем зовут? – нарушила молчание инспектор.

– Да, – кивнул я, не отрывая взгляда от окна.

Да почти то же самое! Даже вон тот рекламный щит с рекламой тарифа на телефон один в один как в моем времени, только телефон у улыбающейся модели кнопочный.

Тут что, технологическая отсталость лет на двадцать?

Стоп! Я ведь не успел ляпнуть о том, что из другого мира? Подумав, немного успокоился – не успел. И впредь об этом ни слова – меня же на молекулы разберут, буквально, в научных целях. Сами тоже могут такую версию придумать, но сами – не из первых уст, а я буду на все неудобные вопросы говорить «не знаю» и «извините».

– А меня Виктория Александровна. А почему тебя в базе не нашли? – спросила она.

– Я не знаю, – опробовал я новую модель поведения.

– Андрей, если будешь врать и запираться – я не смогу тебе помочь, – задушевным тоном предупредила она.

– Простите, но меня правда зовут Сульянов Андрей Иванович, маму мою зовут Сульянова Василиса Николаевна, она директор БСОШ № 41, ее телефон…

Следователь и инспектор записали все в блокнотики.

– Я сейчас позвоню сначала ей, потом – в школу, – поделилась планами Виктория Александровна, достав кнопочный телефон.

«Самсунг-раскладушка»! У меня в далеком детстве такой был, с фонариком и ИК-портом.

– Да, конечно, позвоните, пожалуйста, – попросил я.

Может мент просто пугал, специально перевирая цифры?

Стоп, я же уже смирился с тем, что попал в параллельный мир. А если тут есть копия моей мамы, копия сестры и копия меня? Какая жуть! А если мне придется дружить с самим собой? Да нафиг надо!

Инспектор тем временем безуспешно позвонила на мамин сотовый.

– Точно не ошибся? – показала мне экран.

– Все правильно, – вздохнул я.

Она выбрала номер из телефонной книги и позвонила диспетчеру, запросив номер БСОШ № 41. Немного подождав, записала ответ и набрала школу.

– Здравствуйте, из милиции беспокоят, инспектор по делам несовершеннолетних, – после небольшой паузы спросила у меня. – А ты в этой школе учишься?

– Нет, в пединституте имени Макаренко, – ответил я.

– Нет, не у ваших, – успокоила собеседника Виктория Александровна. – А вы не подскажите, как вашего директора зовут? Нет, никаких претензий у милиции к ней нет, просто сверяю данные в базе. «Не к ней, а к нему»? Мужчина, значит? Степан Георгиевич Лукин, правильно? Спасибо большое, до свидания.

Она отключилась и укоризненно посмотрела на меня.

– А он точно несовершеннолетний? – неприязненно спросил следователь. – Может с ним по-другому поговорить, глядишь память и проснется.

– Да не вру я! – простонал я.

Сейчас еще и пытать начнут. А мне что, в угадайку теперь играть, надеясь, что в базе найдется кто-то похожий с выдуманным мной именем?

– Давай в институт позвоним, – решила Виктория Александровна. – Какой факультет?

– Филологический, – буркнул я и отвернулся к окну.

Нет меня там. Меня вообще нигде нет!

– Что ж, ты у нас потенциальная «открывашка», – вздохнула она, убрав телефон. – В Центр тебя сдадим, а дальше не наши проблемы. Там из тебя быстро правду вытащат. Семен Иваныч, – переключилась на следователя. – На дачу на выходные поедешь?

Остаток пути я молча плакал, глядя на такие знакомые и одновременно совсем чужие улицы.

Обшарпанный, давно не беленный и покрытый по углам плесенью и паутиной потолок над головой. Вокруг – покрытые бетонной «теркой» стены. В углу – унитаз, прямо в который подает воду кран. В противоположном углу камеры стоит моя металлическая койка. Привинчена к полу! Лежать довольно мягко – мне выдали толстый матрас и чистенькое, белое накрахмаленное постельное белье с инвентарным номером. Укрываться надлежит колючим шерстяным одеялом. В камере тепло, поэтому им я почти не пользуюсь. Хорошо, что насекомых нет. Последнее «интересное» место камеры – железная дверь с двумя окошками: через верхнее со мной разговаривают, через нижнее подают завтрак, обед и ужин. Меню – ужасающее: на завтрак подают манную или рисовую размазню, на обед – жиденькие щи, ломоть черного хлеба и сильно разбавленное картофельное пюре с куском селедки. Ужин – лучше всего, потому что порой в тарелке с манной или рисовой (круг замкнулся) кашей можно найти половинку булочки с сахаром. Впрочем, говорить «порой» пока рано – ужинал я здесь пока всего три раза. Сейчас вот жду четвертый.

Металлическую кружку ублюдки в белых халатах и глазами мертвой рыбы милостиво дозволили оставить в камере.

«Объект № 762, встаньте вот сюда».

«Объект № 762, у вас есть аллергия на…»

«Объект № 762, будет немного больно, но это – совершенно необходимая процедура».

Сопровождавшие меня инспектор со следаком, сдав меня сюда, даже ни разу не обернулись – им плевать, у них выходной на носу. Здесь у меня моим именем даже интересоваться особо не стали – удовлетворились продиктованными инспектором «вымышленными» данными. Первым делом меня загнали в душ, а одежду отобрали – сказали, по протоколу положено сжигать. Так я лишился последней материальной связи с прошлым миром. Уже к голому, стучащему зубами от холода – горячей воды в душе не нашлось – поднесли какой-то похожий на ручной металлодетектор прибор и удрученно покачали головой на вспыхнувшую красную лампочку. Позднее я узнал, что прибор нужен для выявления у «пациентов» необычных способоностей.

Обхватив обтянутые штанами выданной мне серой больничной пижамы коленки, я горько вздохнул и открыл глаза. Первые пару дней было тяжело, а теперь я вроде как привык, и стало почти все равно. Верные последователи доктора Менгиле на этих «необычных способностях» оказались помешанными, и долго пытали меня на предмет их наличия. Пытали почти в прямом смысле – крутили в центрифуге, в первую и вторую ночь не давали спать, включая громкую музыку, водили к какому-то находящемуся на последнем издыхании, бессознательному деду с просьбой попробовать вылечить. По обрывкам их разговоров между собой я понял, что меня вгоняли в стресс, страх и безысходность – именно в таком моральном состоянии пробуждаются способности у местных. Звучит как шизофрения, но в этом мире вообще все не как у людей.

Единственное, о чем я до сих переживаю – это мама и сестра. Если, конечно, время там течет своим чередом. Может если я найду портал отсюда, смогу вернуться в тот же момент, когда «провалился» в другой мир?

Думать о том, как и зачем я сюда попал, вообще не хочется. «Как» – местные не знают, поэтому изучают меня вдоль и поперек. Я такого оборудования в жизни не видел, целые комнаты занимают. Или большой размер – наоборот, говорит об отсталости? Да плевать – ничего особенного научные упыри во мне не нашли, самый обычный человек без имени, семьи, родных и друзей в чужом мире. На вопросы о том, что будет дальше, ученые все как один отвечают: «Это не в моей компетенции». Твари!