Благословенный. Книга 4 (СИ) - Коллингвуд Виктор - Страница 23

Колонны неумолимо продвигались вперёд. До ближайших костров оставалось буквально две сотни шагов, вдруг как впереди, с правого фланга, послышались чьи-то крики и треск выстрелов. Похоже, медлить теперь было нельзя!

— Командуйте начинать — негромко произнёс Бонапарт, и Суворов-младший распрямлённой пружиной сорвался с места, спеша к дальним колоннам.

— На эскаладу! Вперёд! Да здравствует император! — экспансивно прокричал Бонапарт, выхватывая шпагу. В темноте его жест, конечно, мало кто заметил, но рефлексы военного человека продиктовали ему именно такой жест.

— Уррааа! — пронеслось по равнине, и русские колонны бросились на лагерь персов.

Раздался грохот артиллерийских выстрелов: конно-артиллерийская рота штабс-капитана Ермолова, развернувшись в промежутках между колоннами, не снимая передков, со всей возможной быстротой палила по персидскому лагерю картечью. Тьму ночи прорезали вспышки, сопровождаемые душераздирающим воем: в дело пошли ракеты, запускаемые с многозарядных станков. Ночью запуск реактивных снарядов выглядел особенно устрашающе: с диким воем, озаряя равнину своими огненными хвостами, ракеты падали по всей площади огромного лагеря, поджигая лёгкие полотняные палатки и умножая панику среди персов. Не встречая сопротивления, русские солдаты преодолевали оставшееся расстояние до лагеря и тут же вступали в яростную рукопашную схватку. Воины шахиншаха метались по лагерю: большинство, бросив оружие, спасало себя, но некоторые, бессвязно выкрикивая имя Аллаха, полуголые, в бешенстве яростно бросались на штыки.

Этот кошмар продолжался более полутора часов. Персы разбегались по тёмной равнине, спасаясь от казачьей конницы. Множество сарбазов погибло в лагере от огня, не сумев выпутаться из лабиринта повозок и горящих палаток; многие были затоптаны взбесившимися лошадьми. Командующий армией приказал трубить сбор, оставив преследование деморализованных персов кавалерии; солдаты потрошили не сгоревшие палатки, ловили разбегавшихся коней.

Победа была полной. Русские потеряли в бою 320 человек убитыми и около пятисот ранеными. Потери персов подсчёту не поддавались — вся равнина была усыпана их телами. Вернее всего, персы потеряли 20 или 25 тысяч, но начальник штаба Каспийской армии Карл Толь после некоторых колебаний отчитался о 10 тысячах персидских потерь, решив, что в настоящую цифру в Петербурге просто не поверят. Были взяты огромные трофеи — разнообразное оружие, более сотни пушек, знамёна, ткани, запасы провизии, 3200 лошадей, две с половиной тысячи мулов, полторы тысячи лошаков, караван из трёх тысяч верблюдов. Пленные показали, что командовал ими брат шахиншаха, Хуссейн кули-хан, бросивший в своём шатре много золотой посуды, драгоценного оружия и несколько жён. Была взята и войсковая казна персидской армии — миллион двести пятьдесят тысяч новеньких серебряных риалов, что составило примерно семьсот тридцать тысяч рублей. Офицеры рассматривали диковинные, доселе невиданные ими устройства — «верблюжью артиллерию». Небольшие фальконеты были установлены на специальном седле двугорбого верблюда, так, что стрелять можно было прямо с него. Офицеры, обсудив этот восточный «хай-тек», пришли к выводу, что это бесполезнейшая вещь во всём мире, и верблюдов, сбросив с них бестолковые пушчонки, просто поставили в обоз.

После битвы Бонапарт дал войскам два дня отдыха. Затем, снявшись с места, армия вошла в теснины Эльбурсских гор. Её предстояло пройти сорок вёрст узкой горной дорогой, овладеть лежащим в предгориях городом Казвин, а затем совершить марш-бросок к Тегерану.

* * *

Тяжёлый переход через горы Эльбурса, сопровождаемый постоянными стычками с персами и местными племенами, потребовал полторы недели, и вот наконец-то армия выходила на равнину! Бригадир Бонапарт и вся армия многому научилась в этом походе — опыт горной войны, столь сильно отличающейся от обычных полевых сражений в Европе, навсегда лёг в память великого полководца.

Теперь, выйдя на равнины, армия двинулась в сторону города Казвин, который местные проводники описывали самыми ярками красками, практически называя его преддверием Рая. Русские офицеры, уже хорошо знакомые с бытовавшими в этой стране чисто восточной склонностью к живописным преувеличениям, относились к этим рассказам весьма скептически; но все понимали — местность у города явно будет получше, чем пустыня, что раскинулась перед ними теперь.

На равнине количество вражеских войск резко выросло. Вокруг армии постоянно крутились отряды татарской и курдской конницы — не решаясь напасть на ощетинившиеся штыками колонны, они захватывали отставших и заблудившихся и. отрезав им головы, спешили к чиновникам шаха, чтобы, предъявив голову «неверного», получить вознаграждение. Количество отставших поневоле сократилось до самых мизерных значений… а солдаты и казаки сговорились курдам отныне «пардону» не давать.

21-го марта разведка донесла, что Казвин находится в половине дневного перехода, и там сосредоточена ещё одна персидская армия. Бонапарт не стал медлить. На следующий день в 2 часа утра армия снялась с места; на рассвете был встречен авангард из нескольких сотен курдов, гарцевавших и подбадривавших себя своим боевым кличем. Ермолов развернул свои пушки, и после нескольких выстрелов отряд курдов вскоре исчез, растворившись в равнине. В 8 часов армия увидела минареты и стены Казвина ­– большого и богатого города, не идущего ни в какое сравнение со всем, что войска видели со времени высадки. Вскоре были замечены боевые порядки вражеской армии. Правый фланг, состоявший из 20 000 сарбазов, татар и казвинских ополченцев, находился в укрепленном лагере, вооружённом 40 пушками; центр составлял кавалерийский корпус из 12 000 знатных персидских и татарских воинов — все они были на лошадях и имели при себе 3—4 пеших слуг, так что всего в линии находилось 50 000 человек. Левый фланг, составленный из 8–10 тысяч курдов, примыкал к стенам города. Поля перед Казвиным были покрыты всем его населением — мужчинами, женщинами, детьми, которые поспешили туда, чтобы наблюдать за битвой, от которой зависела их участь. При победе они готовы были бросится грабить трупы; в случае поражения они стали бы рабами этих странно одетых кафиров.

Русская армия встала в хорошо известный им боевой порядок, который пришелся так кстати в боях с турками — батальонные каре, усиленные артиллерией, с кавалерией в резерве. Офицеры штаба Бонапарта произвели рекогносцировку укрепленного лагеря, в котором засела основная часть вражеской пехоты. Он был защищен простыми траншеями, которые могли явиться некоторым препятствием для кавалерии, но в случае пехотной атаки их ценность равнялась нулю. Очевидно, к работам только приступили, и велись они по плохому плану. Пушки в лагере были старые, железные, на примитивных лафетах; к тому же из-за многочисленных траншей ими нельзя было маневрировать в бою. В персидской пехоте, даже у подготовленных на европейский лад сарбазов, было заметно мало порядка; более-менее пригодная для защиты крепостей, она была неспособна к действию на равнине. Очевидно, план персидского командующего Менелик-аги состоял в том, чтобы обороняться за своими ретраншементами.

Бонапарт устроил короткий военный совет, дабы решить, с какого пункта начать атаку.

По общему мнению, пехота персов в лагере не представляла большой опасности, равно как и курды, ценность которых в деле равна нулю; опасаться следовало только большого конного корпуса татар. Было решено охватить лагерь с флангов, подтянуть туда артиллерию и расстрелять анфиладным огнём, а затем атаковать с трёх сторон. После построения каре, возглавляемые Багратионом, Розенбергом, Дерфельденом, Тормасовым, Дохтуровым и Раевским, при поддержке казаков Платова и артиллерии двинулись в атаку. Три каре, двигавшиеся впереди, сделали захождение на правый фланг и прошли в двух пушечных выстрелах от укрепленного лагеря, а затем каре Багратиона начало заходить с фланга, а два других направились против центра линии татарской конницы. Два казачьих и два драгунских полка следовали за ними на некотором расстоянии.