Они принадлежат всем. Для диких животных места нет - Гржимек Бернгард - Страница 54

Затем начинается второй этап обучения — корнак пытается сесть на спину своего ученика, что поначалу тоже встречает отчаянное сопротивление. Там же, меж двух столбов, новобранца обучают поднимать хоботом с земли различные предметы и подавать их корнаку, сидящему на его спине. Это очень важно для дальнейшей работы, потому что далеко не всюду корнак может слезть со спины слона, если что-нибудь уронил или захочет что-то поднять с земли.

Эти африканские корнаки сидят совсем по-иному на спинах рабочих слонов, чем индийские, и, на мой взгляд, значительно неудобнее. В Индии, да и у нас в зоопарке, на слоне сидят верхом, как на лошади, свесив ноги по обеим сторонам за ушами. Африканцы же сидят, подобрав колени, на самой верхушке спины слона и держатся за веревку, продетую за передними ногами животного и опоясывающую его мощное туловище. Но поскольку позвоночник слона не самое удобное место для сидения, корнаки подкладывают под себя круглую, похожую на тарелку подушечку, сплетенную из волокон растений. Если корнаку нужно, чтобы слон шел прямо, он обеими ногами упирается ему в затылок, если он хочет повернуть его вправо, то нажимает на шею левой ногой; нажатие короткой сучковатой палки на холку означает «стоп». Разумеется, все эти действия сопровождаются словесными командами.

Так молодой слон приучается слушаться своего наездника, однако для перестраховки во время прогулок он все еще привязывается за ошейник на длинной веревке к монитору. По команде он ложится на землю и позволяет стреножить себе передние ноги, перед тем как его пускают самостоятельно ластись на пастбище.

Спустя восемь месяцев обучение окончено, и слон в основном приручен. Тогда на него надевают специальную слоновью сбрую, настолько тяжелую, что одному человеку ее невозможно поднять. Как только слон привыкает ее носить на себе, к ней прикрепляют с обеих сторон цепи; к цепям спустя какое-то время крепится бревно, и слон волочит его повсюду за собой. Бревно через некоторое время заменяется на легкую повозку, которая постепенно нагружается все более тяжелыми грузами. Приучают слонов перетаскивать тяжести и хоботом.

Как только слон становится настолько ручным, что его спокойно можно отпускать вместе со всеми свободно пастись на пастбище, о его здоровье больше беспокоиться нечего. Больные животные, например с воспалением суставов, при свободном выпасе поправляются наилучшим образом.

Станция располагает двумя тысячами гектаров пастбищных земель, рассчитанных примерно на 50 слонов. Пастбищные угодья поделены на квадраты, на которых стадо прирученных слонов пасется, переходя ежедневно на новый квадрат, чтобы дать отрасти траве. Пока слоны кормятся травой и ветками на одном участке, корнаки на соседнем заготавливают свежий корм для наступающей ночи. Его большими кучами грузят на телеги, и слоны сами везут его с пастбища к себе домой.

Прирученным слонам разрешается свободно разгуливать вокруг станции, и стреноживают их лишь в тех случаях, когда вблизи появляются стада диких слонов. Случается, что отдельные прирученные слоны все же убегают.

Один такой слон под номером «3» вернулся после 18 месяцев вольной жизни обратно. Причем абсолютно добровольно — за ним никто не гонялся и не звал. По первому же требованию своего бывшего хозяина он лег на землю и вообще слушался его как прежде, до побега. Другой беглец под номером «111» жил в течение многих лет поблизости от станции и однажды заявился, ведя за собой целое стадо диких слонов. Номер «214», взрослый самец, тоже неоднократно пропадал, но неизменно возвращался назад. Последний раз он привел с собой двух диких слоних. Убежавшие самцы чаще возвращаются назад, чем самки, потому что самцов не очень-то охотно принимают в чужое стадо и они там редко приживаются.

Ночь на экваторе длится целых 12 часов — мне почти никогда не удается столько проспать! Поэтому я решил использовать эту возможность и понаблюдать, как спят слоны. До сих пор мне ни разу не посчастливилось это увидеть: у нас, во Франкфуртском зоопарке, стоит только повернуть ключ в замке слоновника, как раздается звон цепей и слоны вскакивают на ноги. У них удивительно чуткий сон.

Профессору X. Хедигеру из Цюриха удалось в цирке «Книи» понаблюдать ночью за индийскими дрессированными слонами, менее чуткими и подозрительными: они привыкли в своей палатке ко всякого рода шумам и пробегающим мимо людям. Наблюдения эти показали, что слоны в среднем спят ночью не больше двух с половиной часов, причем ложатся чаще всего после полуночи. Как только они бесшумно опустятся на землю, то сразу же и засыпают, о чем можно догадаться по их глубокому дыханию. У некоторых старых слонов, точно так же как это бывает у лошадей, суставы становятся настолько негнущимися, что они не в состоянии лечь или боятся это сделать из страха больше не подняться. Такие животные дремлют стоя, стараясь при этом опереться на что-нибудь хоботом. Дикие слоны в подобных случаях опираются также на воткнутые в землю бивни. Такой сон стоя длится, как правило, не более 15 минут. Сон слона короток, но, по-видимому, глубок. У собаки, которая, как правило, дремлет целый день напролет, сон не бывает особенно глубоким.

В 3 часа ночи я поднялся и с карманным фонарем пошел по спящему лагерю. Небо все заволокло тучами, ночь была темная, хоть глаз выколи. Co стороны деревни раздавался барабанный бой, там опять танцевали. Вчера барабан гремел до 7 часов утра. Когда я вчера утром встал и вышел в сад, то заметил по следам, что между нашим домиком и виллой коменданта ночью прошествовал бегемот. А на прошлой неделе в лагерь зашли четыре диких слона, они долго стояли около привязанных на цепь ручных и даже пытались сломать краали, в которых содержали слонят. Поскольку их ничем не удавалось прогнать и они норовили напасть на каждого, кто к ним приближался, коменданту пришлось одного из них пристрелить. Его мозг законсервировали и приготовили к отправке в один бельгийский научно-исследовательский институт.

Обо всем этом я вспомнил, пробираясь ночью по лагерю. Было несколько жутковато. Четверо часовых, в обязанность которых входило следить за тем, чтобы ни один из привязанных слонов не вырвался на волю, лежали, завернувшись в одеяла, вокруг едва тлеющего костра. Я очень тихо прокрался мимо них, потому что иначе двое из солдат обязаны были вскочить и следовать за мной. Потом они бы с поднятыми копьями встали между мной и слонами, что предписано здешними правилами безопасности, выполняемыми неукоснительно и имеющими свои веские причины.

Тихо прокрался я между двумя рядами привязанных рабочих слонов, обращенных головами друг к другу. В то время как до полуночи мне здесь ни разу не удавалось застичь спящего на земле слона, теперь их спало двенадцать из шестнадцати. Ноги у всех были протянуты в одну и ту же сторону. Очень осторожно я направил на одного из спящих свой фотоаппарат и щелкнул вспышкой. Слон тотчас же поднялся — едва уловимый щелчок его сразу разбудил.

Удивительно, что этим животным нисколько не мешают во сне толчки и шумы, исходящие от их сородичей; малейший же посторонний шорох, непривычный для их слуха, заставляет этих великанов вскакивать и настораживаться. Поразительно, с какой быстротой такая махина поднимается на ноги. Я невольно отшатнулся.

Впрочем, у людей это происходит ничуть не иначе, чем у слонов. Молодая мать спокойно спит под привычный шум трамваев и автобусов за окном, малейший же писк ее младенца в кроватке заставляет ее пробуждаться. Или солдат-связист, переутомленный, спит в блиндаже под грохот бомб и разрывы гранат. Но как только застрекочет полевая рация, он сейчас же хватает трубку.

Некоторые слоны здесь соорудили себе для сна подобие подушек из веток, нагроможденных им для еды. Это они делают и в зоопарке.

Одному слону полагается давать в день от 350 до 400 килограммов листвы и зеленых веток, однако большую часть корма он бесполезно разбрасывает по полу. Когда однажды собрали не съеденные остатки и взвесили, то оказалось, что на самом деле слон съедает только 150 килограммов зеленого корма. Воды он использует в течение суток тоже 150 литров, но не выпивает всей этой массы, а частично разбрызгивает хоботом по своему телу.