Ищущий во мраке (СИ) - Костяной Богдан - Страница 1

Annotation

Сначала Бог оставил людей наедине со своими пороками. Затем и правители бросили их самих бороться с серой гнилью. Тогда появились мы — мракоборцы, призванные защитить последних праведников. Но и наш век был недолог. Когда, не выдержав натиска кровожадной толпы, последняя церковь похоронила под собой оставшихся святых, мир окончательно погиб.

Меня зовут Эдгар, я последний из мракоборцев. И я понятия не имею ради чего продолжаю свой путь.

Ищущий во мраке

Эй, мёртвый! Проснись!

Первое воспоминание

Второе воспоминание

Третье воспоминание

Четвёртое воспоминание

Пятое воспоминание

Шестое воспоминание

Седьмое воспоминание

Восьмое воспоминание

Девятое воспоминание

Десятое воспоминание

Одиннадцатое воспоминание

Двенадцатое воспоминание

Тринадцатое воспоминание

Четырнадцатое воспоминание

Пятнадцатое воспоминание

Шестнадцатое воспоминание

Семнадцатое воспоминание

Восемнадцатое воспоминание

Девятнадцатое воспоминание

Двадцатое воспоминание

Двадцать первое воспоминание

Двадцать второе воспоминание

Двадцать третье воспоминание

Последнее воспоминание

Те, кто будут после нас

Ищущий во мраке

Эй, мёртвый! Проснись!

Лютый, пронизывающий холод расползался по всему телу. Ловко завладевая пальцами рук. Жадно облизывая кости...

«Надо согреться», – подумал я, стуча зубами. Изо рта выходили облачка пара. Дыхание давалось тяжело, воздух был сырым и зловонным. Пахло плесенью и старым тряпьём, будто в чулане. Я открыл глаза, но это ничего не дало: кругом стоял сплошной мрак. Это не я ослеп, просто в мире наступила вечная ночь. Не имело значения, утро сейчас или вечер – за окном картина была неизменная. Как и в комнате.

В таких условиях моё обоняние давно заменило глаза. Я почувствовал запах собственного пота и какой-то едкой мази прямо под носом. Попытался встать, но едва не закричал от боли: рёбра были сломаны, по животу словно прошлись калёным железом, а в пупок залили олово.

Стиснув зубы, я перекатился на скрипящей койке, пока ноги не начали свисать. Приготовившись умереть, оттолкнулся локтями и подался телом вперёд, приняв сидячее положение. Не выдержав, пропустил сдавленное: «Ах!»

Ощупав тело, понял, что на рёбра наложен плотный корсет из бинтов, пропитанный холодящей мазью, что лишь усиливала дрожь. Из одежды на мне были только штаны и ботинки. Вновь принюхался: из угла донёсся запах спирта и чего-то мускусного. «Лазарет?» – задумался я.

Вдалеке гулко падали капли, из коридора несло подгнившей древесиной и мокрой пылью. Слегка повернулся назад, вытянул руку и коснулся холодного стекла. «Вот откуда так тянет».

Мертвенно-бледный лунный свет пытался пробиться сквозь стены чёрных туч, прячущих звёздное небо. Редкие лучи обнимали опустевшие дома сгнившего города, я отчётливо слышал какую-то возню на улице, но голова слишком сильно гудела. Сложно было сказать, что именно происходит.

Со стороны прохода раздался скрип половиц, кто-то вошёл в комнату. От него пахло лекарствами и кровью. «Значит, и правда лазарет». Простонала металлическая ручка масляной лампы, некто чиркнул спичкой, на мгновение я увидел его силуэт, после чего, лампа слабо загорелась.

В проёме возник припадающий на левую ногу старик в чёрном балахоне. Поверх его рясы свисали подсумки для инструментов и снадобий. Загрубевшие, узловатые пальцы левой руки чуть стянули капюшон на затылок, и я увидел лицо: сильно уставшее, неживое, с паутиной морщин, разветвляющихся на лбу, и потрескавшимися губами.

– Надеялся, что ты не очнёшься, – прохрипев, произнёс он.

– Спасибо, – поблагодарил я за перевязку.

– Поверь, ты ещё успеешь пожалеть, что проснулся, – махнул рукой лекарь.

– Если всё так плохо, почему не бросил? – спросил я.

– Я давал клятву, – прокряхтел он. – Это кажется мне забавным и даже циничным, – добавил старик.

– Не понимаю, о чём ты, – моя голова раскалывалась и мне было не до сложных умозаключений.

– Что толку зашивать раны пойманного преступника, когда его всё равно повесят следующим утром? – хмыкнул старик. – Иди за мной, я отдам тебе вещи, – и небольшой купол света исчез во мраке коридора.

«Может он и прав?» – подумал я. Ведь мир рухнул, наши старые роли более не имели значения. И тем не менее, старик выполнил свои обязательства, как лекарь, пусть это, в чём-то, действительно было жестоко.

«Такие как он, как я – заложники чести, что больше не ценится. Но может, это именно то, что не даёт нам упасть окончательно?» И всё же, вопрос: «Ради кого или чего?», – не покидал мою больную голову.

– Я спрятал всё в сундук, чтобы порох не промок. Он тебе ещё пригодится, мракоборец, – сообщил старик, когда я вошёл в зал. Полы здесь трещали, кажись, от одного нашего дыхания. Я открыл указанный сундук и достал свою рубаху с заплаткой на животе, кряхтя и извиваясь, затянул ремни и накинул плащ, что также был подшит лекарем от безделья в дни моего беспамятства.

Развесив револьверы на поясе и за пазухой, зачесав растрёпанные седые волосы рукой, я аккуратно опустил высокую шляпу на макушку, дабы лишний раз не спровоцировать приступы мигрени.

– Где ты меня нашёл? – наконец, поинтересовался я.

– В нескольких кварталах от церкви. Ты был еле живой, странно, как тебя не нашли еретики, – тяжело вздохнув, старик уселся на кресло с протёртым сиденьем и поставил лампу на комод.

– Сколько я проспал?

– Дня четыре… наверно, маятник перестал работать после того, как больницу затопило ливнем неделю назад. Этот же самый ливень, к слову, спас её от пожара, уничтожившего крышу, – потирая руки, дабы согреться, ответил лекарь.

«Значит, всё давно закончилось… Мои товарищи, моя вера… мой мир…» – я по привычке достал револьвер и решил пересчитать пули в барабане.

– Когда всё кончилось, они потеряли интерес к пепелищу и обгорелым трупам священников. Но на улицу лучше всё равно не выходить. Пока в столице есть бумага, факельные шествия не прекратятся… и убийства тоже, – предупредил старик.

Вот он – апокалипсис. Стоило О отвернуться от нас, не прошло и полугода, как все его заповеди бессовестно попрали. А спустя четверть века, последний храм Великого Светила стал могилой для несущих Слово Божие и всего ордена мракоборцев…

– Мне и впрямь не повезло выжить, – в бессильной злобе произнёс я. – Впрочем, тебе же это не помешало выполнять свой долг.

– Ты мой последний пациент, – старик зашёлся в приступе кровавого кашля. Неудивительно, что он простудился в таких условиях. Или… нет, это не простуда. Даже не красная смерть. Кровь на руке лекаря была чернее той тьмы, что окутывала больницу за пределами спасительного круга света лампы.

– Мне больше некого лечить, в этом городе не осталось адекватных людей, – и вновь кровавый, чёрный кашель. – Но даже если бы и было…

– Ты сам станешь причиной их смерти, – голова моя опустилась. Рука потянулась к револьверу.

– Мракоборцу не страшна серая гниль, поэтому я тебя подобрал, однако… – старик как будто ждал этого самого момента, чтобы умереть. С каждой секундой приступы кашля становились всё сильнее и болезненнее. – Однако, больше у меня нет сил держаться… Я… хочу умереть самим собой…

– Позволь хотя бы знать, как зовут моего спасителя, – спросил я, оттянув курок.

– Филимон… А тебя?

– Эдгар. Спасибо тебе, Филимон. И да помилует твою душу свет О, если он всё ещё присматривает за нами.

– Надеюсь… хотя бы из… далека…

Ни один выстрел не давался в моей жизни так тяжко, хоть их было и не мало за последнее время. Обычно, я убивал заражённых, что потеряли рассудок и признаки человечности. И всё ради защиты таких честных и верных своему ремеслу людей, как Филимон. Теперь же… мир перевернулся. Его уже не спасти. Но в нём, наверняка, осталась пара человек, не потерявших разум.