Боярышня Дуняша 2 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна - Страница 63

— Не знаю. Он только первые дни ходил и смотрел, а потом нарочно не смотрел, чтобы приятно удивиться, — радостно сообщила Дуня.

— А если ему не понравится? — оглядываясь на Соломонию, встревожилась мама.

— Сегодня узнаю, — беспечно сообщила Дуняша и побежала.

Она была довольна своей работой, но конечно же, переживала, что скажет посадник. В конце концов уже бывало, что вдруг находились неучтённые ею обстоятельства и её шедевры ругали. Хорошо хоть Геронтий, как представитель церкви, не выдвинул возражений и, кажется, весьма одобрительно посматривал на неё.

Глава 28

Дуняша в последний момент решила придать своему барельефу немного объёма при помощи подкрашивания. Она на полпути развернулась, схватила подаренные ей краски и помчалась к посаднику. Жена посадника забеспокоилась, начала уточнять, готов ли барельеф или всё же нет.

— Пара часов, — успокоила её боярышня, тряпочкой растирая едва видную краску.

Дуня использовала нежнейшие тона, чтобы только подчеркнуть где-то тень, где-то черепицу на крыше или облако. И лишь веточки дерева, через которые как бы открывался общий вид Кремля, она подкрасила посильнее. Со временем внесенные ею поправки выцветут, и барельеф вновь станет белоснежным, но это тоже красиво. Просто сейчас Дуне захотелось внести больше жизни в него.

Наконец она отошла, велела помощницам убрать всё лишнее и обернулась. На скамье у окошка сидели епископ Геронтий и боярин Афанасий. Они о чем-то неспешно разговаривали.

— Я закончила, — с улыбкой объявила боярышня и мужчины поднялись.

Зимнее солнышко тоже решило полюбопытствовать и попыталось пробиться сквозь слюдяные вставки. На полу появились озорные лучики и весь зал преобразился.

— Лепо! — воскликнул Афанасий. — И вчера лепо было, а сегодня всё словно ожило. Если бы рядом не стоял отец Геронтий и я сам не видел, как вся эта красота создавалась, то я бы назвал тебя кудесницей.

— Да что ты такое говоришь? — возмутился епископ. — Наслушался местной ереси, городишь не пойми что! А ты, отроковица, не слушай его. Дар божий тебе дан видеть красоту и отражать её в делах своих. Я свидетель тому, как ты, ведомая искрой божьей и своим трудом, создавала это украшение.

— Так и я о том же! — воскликнул Афанасий. — Прости, ежели не умеючи выразился.

Дуняша улыбнулась, растерянно огляделась и поняла, что не знает, что дальше делать.

— Боярышня, тебе бы переодеться в красивое, а то сейчас люд набежит… — подсказал отцов товарищ, заботящийся о ней всё последнее время.

— Ой, — спохватилась девочка и помчалась в горницу, где ежедневно переодевалась в простое, чтобы работать и не беспокоиться о наряде.

Каждое утро она приходила в дом посадника царевишной, а после снимала дарёную княгиней шубку и накидывала на рубашку простенький сарафан. Вечером его тут стирали, а утром следующего дня она вновь надевала его. За эти дни сарафан выцвел от стирок, но разве эта мелочь может сравниться с чувством удовлетворения, которое Дуня испытала, завершив такую большую работу.

Переодевшись в достойное, она зашла к хозяйке дома, чтобы вместе с ней войти в пиршественный зал. Поблажки по свободному перемещению по дому закончились и надо было следовать приличиям. Прасковья с нетерпением ждала её.

— Ах, как же мне не терпится посмотреть, что у тебя там получилось, — раскрасневшаяся женщина, обмахивалась платочком и шумно отдувалась, попивая горячий напиток.

Дуня рассмеялась, глядя на взволнованную жену посадника: Прасковья уже давно изнывала от любопытства, но дала слово мужу, что не будет подсматривать, что получается у Дорониной. И теперь рвалась, чтобы приятно удивиться или… разочароваться.

Хозяйка дома приложила руку к груди, желая успокоить разошедшееся в беге сердце, но сейчас её мало что могло остановить. Возле неё собрались все женщины дома, и всей толпой они ворвались в пиршественный зал, заставив посторониться собравшихся там мужчин.

Вместе с посадником в зале находилось немало домашних и близких Алексею Васильевичу людей. Они нехотя отступили перед хозяйкой, и со снисходительными улыбками наблюдали за поведением женщин. Те искренне охали, ахали, подходили ближе к барельефу, чтобы разглядеть мелкие детали, отдалялись, желая охватить картину целиком.

— Это же наш Кремль! Вон Троицкий собор, а там Покрова Богородицы…

— Точно! А вот и наш дом! Смотрите, крыша видна…

— Да здесь многие дома…

— Дивно, до чего же дивно! Неужто ребёнок это всё сделал? Невозможно! Никак невозможно!

Женщины всё больше шумели, узнавая храмы и дома своих соседей, восхищались, выказывали недоверие.

Дуня подошла к посаднику и спросила его о том, помнит ли он об обещании, что умолчит о мастере, сделавшем ему эту красотень.

— Помню, боярышня Евдокия, и исполню, — с большим уважением произнёс Алексей Васильевич и склонил голову перед нею. — Я сам вижу теперь, что слава только смуту принесёт в твою жизнь.

Посадник даже поморщился, глядя на хорошо знакомых ему женщин. Все много лет жили в его доме, помогали Прасковье по хозяйству и казались разумными, а вот же, начали спор о том, не обманули ли их, когда запретили ходить и смотреть за работой московской боярышни. Вдруг тут работала целая артель приглашённых мастеров?

А Дуня, хоть и видела, что всем нравится её работа, всё же спросила:

— Доволен ли ты увиденным, Алексей Васильевич?

— Ещё как! Я теперь даже рад тем насмешкам, что были. Если бы не они, то не видать мне такой красоты.

— И я рада, что ты рад, — засмеялась Дуня. — Только должна предупредить тебя, что не знаю, как долго можно любоваться моей работой.

Посадник нахмурился.

— Если дом не топить, то может что-то осыпаться, но поправить не сложно. Те девушки, что помогали мне, сумеют справиться с возможными проблемами, а вообще они сами могут попробовать свои силы в этом деле. Я довольна их помощью и вижу в них дух к созиданию.

— Хм, здесь всегда кто-нибудь живёт, так что дом не промерзает. А за девок спасибо тебе. Они похвастались уже Прасковьюшке, что смогут её горницу украсить цветочным барельефом.

— Смогут, — утвердительно кивнула Дуня.

Неожиданно посадник присел на корточки, чтобы не возвышаться горой над ней, и спросил:

— Боярышня, подскажи мне, какой подарок хочется тебе привезти из Пскова?

— Не успела я погулять, разузнать, чем дышит город, — с сожалением ответила Дуня, — а так целью нашего приезда было посмотреть на семью Пучинковых и выгодно распродать изделия наших крестьян. Наверное, отец уже всё продал

— Я могу выступить сватом, — предложил Алексей Васильевич, — мне не откажут.

Дуня сообразила, что он уже всё разузнал и спросил её, думая услышать о каких-то личных, девичьих мечтах. Наверное, ожидал, что она грезит о красивом венце или шубе, платье, сапожках. Всё это дорогие вещи и послужат многим поколениям.

— Не надо сватом, Алексей Васильевич, — покачала головой она и тише добавила: — Не вижу я Машиного счастья в этой семье, уж прости.

Посадник понимающе кивнул и поднялся.

Уж ему ли не знать, что Пестинея у многих поперёк горла стоит из-за своего гонористого характера. Не любят её женщины. Сколько лет живёт в Пскове, а своею не стала. Всякий разговор норовит перевести на тему, что в Речи Посполитой иначе и надо бы как там поступать.

Дуня засобиралась домой. Прасковья немного задержала её, чтобы выразить свои эмоции, но Дуне уже хотелось на волю. Ей бы сейчас пробежаться по хрусткому снегу, скатиться с горки на санках или разогнаться на коньках, изображая конькобежцев. Отчего-то душа просила скорости. Афанасий снисходительно отнёсся к тому, что боярышня свернула к речке, но напомнил, что на ней сейчас дорогая шуба.

— Да я так… просто… — со вздохом ответила Дуняша и направилась к дому.

Боярыня Соломония велела никому не спрашивать девочку о том, как всё прошло, но на следующий день, когда она вернулась от посадника, то приказала устроить пир.