Медведи и Я - Лесли Роберт Фрэнклин - Страница 36

Пятнадцатого июля я отправился в путь не столько для того, чтобы наметить новые золотоносные места для разработки, сколько желая посмотреть, как поведут себя медведи в дорожных условиях. Уложив в рюкзак десятидневный запас продовольствия, и усадив в каноэ Расти и Скреча (Дасти не пожелала расстаться со Спуки), мы переплыли озеро, а затем отправились пешком к восточному водоразделу Оминека, который проходит в верховьях протекающей через цепочку озер реки Нейшен. Наше путешествие подтвердило, что медведи действительно следуют за мной повсюду, куда бы я их ни повел, а не просто обходят привычную территорию; кроме того, подтвердилось предположение Ларча о том, что можно добывать золото в притоках Нейшен-Ривер, составляющих разветвленную сеть. Наш путь пролегал по бездорожью; особенно трудно было продвигаться на нижних склонах, где заваленный буреломом кустарник образовал непролазную чащу.

В лесу нам то и дело приходилось петлять, обходя густые заросли; зверье всевозможных видов провожало нас любопытными взглядами, не спеша убраться с дороги. Очевидно, человек, странствующий в обществе двух медведей, представлял для лесных обитателей не менее любопытное зрелище, чем древние предки эскимосов, которые некогда двигались на юг тем же путем.

Русла труднодоступных из-за пышной прибрежной растительности речек и ручьев пролегали по местам, богатым кварцем, там можно было найти такие самородки золота и платины, что все труды, которые я положил на разработку месторождений на берегах озера Такла, показались мне пустой тратой времени и сил. Но остановка была за одной неразрешимой задачей — как быть с доставкой необходимых припасов, их невозможно было перебросить ни по воде, ни по воздуху, ни на своем горбу, не говоря уже о том, как трудно было бы вывезти тяжелый груз добытого золота и платины.

Переправляясь на обратном пути через озеро, я издали разглядел спокойно сидящую на крыльце парочку — Дасти и Спуки, у обоих был вполне благополучный вид. Когда лодка достаточно приблизилась к берегу, я окликнул Дасти; медведица бросилась в воду и поплыла нам навстречу, она так бурно проявляла свой восторг по поводу нашего возвращения, что все мы чуть не вывалились в воду. Спуки, по обыкновению всех призраков, скрылся.

На берегу, то порхая, то вскачь по песку, к нам устремились два дрозда. Я, как всегда в таких случаях, велел медведям сидеть смирно, пока не кончились взаимные приветствия с птичками. В этом году их вернулось всего двое — самец и самочка.

Отчаявшийся и разуверившийся в своих надеждах Ларч неожиданно приехал на моторной лодке, с тем, чтобы провести с нами весь август. Родители его оба умерли, сессия парламента закрылась, так и не поставив на голосование вопрос о резервате, сам Ларч остался без работы, поэтому был в полном унынии, производил впечатление издерганного человека и почти не разговаривал. Чтобы отвлечь его мысли от пережитых горестей, я не мог ничего придумать, кроме усиленного физического труда, и составил для нас соответствующую программу: каждый день мы до изнеможения работали на промывке золота, а в субботу и воскресенье совершали дальние походы в горы Оминека. По вечерам Ларч допоздна просиживал в окружении медведей у очага или в одиночестве бродил при свете звезд по берегу озера. Поступь его обутых в мокасины ног была так тиха, что я не слышал, как он возвращался в дом и, завернувшись в одеяло, укладывался спать перед прогоревшим очагом. Я никогда не приставал к нему с разговорами, если видел, что он хочет помолчать. Северные леса сами собой исцеляют привычного к ним человека.

Возвращаясь из лесных странствий, Расти, Дасти и Скреч всякими правдами и неправдами старались выманить у Ларча шоколадку или коробочку изюма или хотя бы добиться от него, чтобы он почесал им брюхо, для этого они начинали валяться по полу, задрав кверху все четыре лапы, или приносили ему поиграть свою любимую игрушку, или сбивали с ног и принимались вылизывать ему физиономию. Медведи к этому времени стали уже такими сильными, что человеку ничего не оставалось, как сдаться на их милость.

Таким образом, еще один месяц мы прожили вместе в любви и согласии. А в тот день, когда Ларч уехал с берегов Таклы, нам опять показалось, что кончился и навсегда канул в прошлое прекрасный отрезок нашей жизни.

Ружейные выстрелы

Если бы можно было закончить мою историю на этой ноте глубокого душевного удовлетворения или, предупреждая ход дальнейших событий, повернуть время вспять, с какой бы радостью я это сделал! Но это невозможно, поскольку повесть моя невыдуманная и мне придется, ничего не преуменьшая и не преувеличивая, изложить до конца все обстоятельства в той последовательности, в какой они совершались.

Незадолго перед своим отъездом Ларч сказал:

— Знаешь, Боб, я никогда не слыхал о такой дружбе между человеком и зверем, какая сложилась у вас с Расти.

— Меня самого это в глубине души очень тревожит, Ларч, — ответил я ему. — Я не могу бросить Расти на произвол судьбы. А ведь ему уже три года, и он может прожить без посторонней помощи. Мне бы следовало уехать домой и вернуться в колледж. А я никак не могу с ними расстаться. По-настоящему медведь давно должен бы уйти в лес, куда глаза глядят, тем более в здешнем озерном краю, где столько всего интересного ждет его за горами. Так отчего же они не уйдут за горы? Отчего они не хотят мне помочь? Нашли бы себе подходящую медвежью компанию и жили бы, как положено зверю и как я задумал для них с самого начала!

— Вот и поразмысли над этим вопросом, — сказал Ларч. — Хорошенько поразмысли! К первому ноября я вернусь и привезу тебе припасы, вот тогда ты мне сам на него и ответишь.

А между тем Расти все реже и неохотнее соглашался уходить от того места, где я работал. Первого сентября я отпустил Дасти и Скреча в лес за пропитанием одних. Конечно, я сильно беспокоился, зная, что более смирные медведи остались без вожака. А начиная с десятого сентября Расти окончательно отказался ходить без меня в лес. Утром четырнадцатого, не успели Дасти, Скреч и Спуки скрыться, как Дасти вдруг снова появилась на берегу ручья, где я в то время работал. Она вела себя как безумная — скулила, тыкалась в меня носом, потом встала на дыбы и повалила меня в воду. Тут прискакал Расти, и они стали драться и колошматили друг друга посреди ручья, пока не подоспел Спуки и не загнал разбушевавшегося Расти на дерево. Дасти кинулась к дому, уселась на крыльцо и принялась стонать. Мокрый до нитки, я приплелся за ней следом и стал гладить по голове.

Все произошло так быстро, что я совсем забыл про Скреча. А между тем он не вернулся с остальными. Я стал звать Скреча, и тогда Расти слез с дерева и вместе со Спуки направился к озеру. Дасти кинулась следом за ними. Отойдя немного, они покружили на месте, потом все трое уселись на землю мордой ко мне, как бы призывая меня присоединиться. Утро было пасмурное, собирался дождь, но я все-таки решил, что раз зовут, надо идти. Хотя я шагал широко, как индеец, но еле поспевал за медведями, которые направились к югу, в ту сторону, куда обыкновенно ходили кормиться. Я все-таки отстал от них на полмили; тогда они обернулись и стали нетерпеливо рявкать на меня. Расти даже подбежал ко мне, чтобы узнать, отчего я замешкался. Они явно спешили поскорее вернуться на место какого-то происшествия.

Пройдя четыре мили вдоль берега, медведи круто свернули в заросли карликовой сосны, где громоздились завалы из поросших сфагнумом стволов. Помню, как на меня пахнуло оттуда прелым листом и грибами. Выбиваясь из сил, я заплетающимися ногами вступил на звериную тропу, ведущую в гору; здесь деревья росли свободнее.

И вот я увидел Скреча, он сидел и стонал, а в его правую лапу, под самой пяткой, крепко впились острые зубья капкана, поставленного каким-нибудь траппером. От железной скобы капкана тянулась цепь, прибитая к колоде, которая была закреплена между четырьмя деревьями. Такие капканы представляют собой изобретение еще более жестокое, чем обыкновенные створчатые, которые захлопываются на жертве, словно стальные челюсти. Эти острые кривые шипы устанавливают на звериной тропе; когда пружина срабатывает, серповидные шипы с зазубренными краями так глубоко вонзаются в тело жертвы, что зверь не может выгрызть их зубами. Две пары стальных шипов защелкиваются, срабатывая наподобие ножниц; некоторые трапперы, покидая в апреле лес, оставляют капкан до осени, не удосужившись их разрядить; сколько трагедий происходит в лесу, когда животное, нечаянно задевшее взведенный капкан, погибает мучительной голодной смертью, терзаемое страхом и болью. Я сам не раз слышал от трапперов, что эти капканы с шипами — самое жестокое орудие убийства, когда-либо изобретенное человеком.