Напролом - Френсис Дик - Страница 52

– Я не за деньги рассказывал, – сказал он. – Заберите. Я рассказывал ради Джорджа.

Я колебался.

– Забирайте, забирайте, – сказал он. – Мне не надо. И вообще, не за что. Вот заведете лодку, приходите чинить.

– Ладно, – сказал я. Он кивнул. Я забрал деньги.

– Сделайте так, чтобы этот ваш фильм был хорошим, – сказал он. Ради Джорджа.

– Хорошо, – сказал я. Когда я уходил, он по-прежнему сидел неподвижно, с болью глядя в прошлое.

Я приехал в Аскот с теми же предосторожностями, что и накануне: оставил машину в городе и пришел на ипподром со стороны, противоположной стоянке для жокеев. Насколько я видел, на мое появление никто не обратил внимания, кроме привратников, пожелавших мне доброго утра. Я участвовал в первых пяти из шести заездов. Две лошади принцессы, две – других владельцев Уайкема, одна – тренера из Ламборна. Дасти сообщил, что у Уайкема ужасная мигрень, поэтому ему придется смотреть скачку по телевизору. Дасти сказал, что Ледника непременно покажут и что все конюхи на него поставили. Со мной Дасти, как всегда, держался уважительно, но с вызовом. Я давно понял, что отношение это строится на следующем: я, конечно, выигрываю призы для их конюшни, но мне не следует забывать, что их лошади хороши благодаря трудам конюхов. Мы с Дасти работали вместе уже десять лет, и отношения наши держались на том, что мы не могли обойтись друг без друга; друзьями же мы никогда не были и не стремились к этому. Дасти сказал, что хозяин просил меня передать принцессе и другим владельцам его извинения. Я обещал, что передам.

В первой скачке я ехал на одной из лошадей Уайкема и не занял призовых мест, во второй скачке пришел третьим на лошади тренера из Ламборна. В третьей скачке участвовал Ледник, лошадь принцессы, и, когда я вышел в паддок, принцесса с Даниэль уже ждали меня там, розовые после ленча, с блестящими глазами.

– Уайкем просил извиниться за него... – сказал я.

– Бедняга! – Принцесса верила в его мигрени не больше меня, но считала нужным делать вид, что верит. – Ну что, выиграем, чтобы облегчить его страдания?

– Боюсь, он этого ждет заранее.

Мы смотрели, как Ледника водят по кругу – серый мускулистый конь под попоной с коронами, более подобранный, чем его родной брат Айсберг.

– Я тренировал его на той неделе, – сказал я. – Уайкем говорит, с тех пор он сильно вырос. Так что надежда есть.

– Надежда? – воскликнула Даниэль. – Да он же главный фаворит!

– Да, – кивнула принцесса. – Все шансы на нашей стороне. От этого всегда как-то не по себе.

Мы с ней обменялись понимающими взглядами. Большие надежды всегда несут с собой лишнее давление. Когда я пошел садиться в седло, принцесса сказала:

– Обойдите их всех, и дело с концом.

В свои шесть лет Ледник был в расцвете спортивной формы. Позади у него был ряд блестящих побед, и вокруг этой скачки было много шуму. Это была двухмильная скачка с крупными призами, в которой, как часто случается с подобными состязаниями, участвовало всего шесть лошадей; Ледник был главным фаворитом, а остальные сильно уступали ему – владельцы лошадей, которые могли бы состязаться с Ледником, предпочли менее сложные состязания. Поэтому Ледник шел с большим дополнительным грузом.

Ледник был удобным конем – таким же покладистым, как его брат, и от природы отважным. Единственной проблемой был большой гандикап: двадцать фунтов. Уайкем не любил, чтобы его лошади шли первыми, и время от времени пытался меня уговорить, чтобы я не позволял Леднику вырываться вперед; но Ледник предпочитал идти первым и каждый раз сообщал мне об этом на старте. Вот и сейчас он, несмотря на разницу в весе, едва упала лента, рванулся вперед, задавая темп скачке.

Когда я был еще подростком, один американский жокей научил меня включать внутренние часы и рассчитывать скачку по секундам, так чтобы лошадь проходила дистанцию за оптимальное для себя время.

Лучшее время, которое показывал Ледник на двухмильной дистанции в Аскоте примерно при том же гандикапе и влажности грунта, было три минуты сорок восемь секунд, и я был намерен привести его к финишу за это же время, пройдя всю дистанцию примерно в одном темпе.

Мне потом говорили, что зрителям на трибунах показалось, что я начал скачку слишком быстро и кто-нибудь из более легких лошадей непременно нас догонит. Но я проверял их время по каталогу, и никто из них не проходил эту дистанцию за то время, за какое намеревался пройти ее я.

Все, что требовалось от Ледника, – это чисто брать препятствия; что он и делал, каждый раз сообщая мне о своей радости. Более легкие лошади так нас и не догнали. Мы пришли к финишу, не снижая скорости, на восемь корпусов впереди всех. Это было не так уж хорошо: в следующий раз Леднику могли из-за этого увеличить гандикап.

Переходя на рысь и от души хлопая коня по шее, я думал, что, возможно, ради будущего не стоило бы финишировать с таким отрывом. Но, в конце концов, настоящее важнее, а при такой разнице в весе рисковать не стоило.

У принцессы разгорелись щеки, она смеялась и не скрывала своей радости. Все-таки выигрывать для нее куда приятнее, чем для мрачных владельцев, которые вечно ворчат.

– Мои знакомые говорили, что это просто святотатство – ехать так быстро на лошади с таким гандикапом, да еще после вчерашнего дождя! Они выражали мне сочувствие, говорили, что вы сошли с ума...

Я улыбнулся ей, расстегивая подпруги.

– Когда он в такой хорошей форме, как сегодня, он даже при сыром грунте может пройти эту дистанцию за три минуты сорок восемь секунд. Примерно это мы и сделали.

Ее глаза расширились.

– Так вы заранее на это рассчитывали?' А мне ничего не сказали! Я не ожидала, что вы с самого старта поедете так быстро, хотя Ледник и любит идти первым.

– Вот если бы он слажал на каком-нибудь из препятствий, я бы выглядел круглым идиотом. – Я еще и еще раз похлопал коня по шее. – Он понимает, что такое скачки. Замечательный конь. Очень благородный. Он любит состязания.

– Вы так говорите, словно лошади – это разумные существа, – сказала Даниэль, которая стояла позади тети и внимательно слушала.

– Так оно и есть, – сказал я. – Лошади – не люди, но тоже личности. Они все разные.

Я унес седло в весовую, взвесился, переоделся и с непокрытой головой пошел на презентацию спонсоров.

В толпе, окружившей стол с призами, был лорд Вонли. Когда я подошел, он направился прямо ко мне.

– Дорогой мой, какая скачка! Честно говоря, я думал, что у вас не все дома. Вы уж извините. Вы ведь зайдете к нам в ложу, как собирались?

Вонли был для меня загадкой. Его серые глаза казались честными и дружелюбными, в них не было ни малейшего притворства.

– Зайду, – сказал я. – Спасибо. После пятой скачки – это мой последний заезд на сегодня. Ладно?

Рядом с лордом Вонли появилась его супруга, которая подтвердила его приглашение.

– Заходите-заходите! Мы вам всегда рады.

Слышавшая наш разговор принцесса сказала:

– А потом ко мне.

Она не ждала ответа, подразумевая, что я, разумеется, непременно зайду.

– Кстати, – с улыбкой сказала она, – а вы знаете, за какое время Ледник прошел дистанцию?

– Нет еще.

– Три минуты сорок девять секунд.

– На секунду опоздали.

– Вот именно! Так что в следующий раз вы уж постарайтесь ехать быстрее.

Леди Вонли воззрилась на нее в изумлении.

– Как вы можете так говорить?.. – начала было она, но тут поняла, что принцесса просто шутит. – Ох! Я просто...

Принцесса успокаивающе похлопала ее по руке. А я тем временем смотрел, как на другом конце стола, покрытого зеленым сукном и заставленного кубками, Даниэль беседует со спонсорами, словно всю жизнь только тем и занималась, что получала призы. Она повернула голову и посмотрела на меня, и я ощутил, как от этого взгляда по спине у меня пробежал холодок. "Как она хороша! подумал я. – Я ее хочу".

Даниэль осеклась на середине фразы. Спонсор недоумевающе переспросил ее. Она тупо взглянула на него, потом еще раз посмотрела на меня, привела в порядок свои мысли и, наконец, ответила на его вопрос.