Напролом - Френсис Дик - Страница 44

– А что заставило вас передумать? – поинтересовался я. Он пожал плечами.

– Вы. Юристы сказали, что вы отступитесь. Я сказал, что черта с два.

Они думают, что угрозой длительного и дорогостоящего процесса можно запугать кого угодно. – Он криво улыбнулся. – А я сказал, что если мы не напечатаем опровержение, вы постараетесь отравить нам жизнь. Я ведь был прав, не так ли?

– Да.

Он кивнул.

– Я убедил их, что мы не можем допустить, чтобы Джей Эрскин и Оуэн Уаттс пошли под суд.

– Тем более что у Джея Эрскина уже есть одна судимость.

Он на миг остолбенел. Потом сказал:

– Да.

"Вот как раз это их и убедило", – подумал я.

– Это Джей Эрскин написал те статьи про Бобби? – спросил я.

Поколебавшись, он кивнул.

– Он написал все, кроме опровержения. Опровержение писал я.

Он нажал кнопку переговорной системы у себя на столе и ровным тоном сообщил всем, кто мог его слышать:

– Филдинг здесь.

– Ну вот, газета напечатана, – сказал он. – Где карточки?

– Вы получите их завтра, после того как газеты будут доставлены. Мы ведь так и договаривались.

– Вы никогда не сдаетесь, да? Оуэн Уаттс уже поехал в Ньюмаркет. Другой человек пошел на почту. – Он задумчиво взглянул на меня. – А как вы узнали про банк?

– Я подумал, что вы можете попытаться дискредитировать меня. И приостановил все выплаты на мой счет.

Он поджал губы.

– Они просто не поняли, с кем имеют дело, – сказал он.

Тут зазвенел звонок, и Леггат немедленно нажал на кнопку, отпиравшую дверь. Я обернулся и увидел, как в кабинет вошел человек, которого я не знал. В глазах его отражалось беспечное любопытство. Довольно высокий, начинающий лысеть, с бледным высоким лбом, он был одет в обычный темный костюм с галстуком в яркую полоску и имел привычку потирать пальцы, точно учитель, отряхивающий с рук мел.

– Дэвид Морс, глава нашего юридического отдела, – коротко представил его Сэм Леггат.

Руки Дэвид Морс мне подавать не стал, и я ему тоже. Он оглядел меня с головы до ног, точно экспонат на выставке, отметил анорак нараспашку и голубую рубашку с галстуком.

– Жокей, – холодно процедил он. – Тот, что устроил такой шум.

Ответить на это было нечего – я и не стал отвечать. В это время в открытую дверь вошел другой человек. Он был окутан аурой власти и ходил мягко, опираясь на внешнюю сторону стопы. Такой же высокий, как юрист, напомаженные черные волосы, оливковая кожа, округлый подбородок, маленький рот и глаза как блестящие черные бусинки; тяжелые плечи, подтянутый живот, одет в темно-синий костюм. Он был моложе Сэма Леггата и Морса, но чувствовалось, что это их босс.

– Я – Нестор Полгейт, – объявил он, окинул меня взглядом, так же как и Морс, и тоже обошелся без приветствий. – Ваши фокусы мне надоели. Немедленно верните имущество моих репортеров!

Голос Полгейта соответствовал его облику: раскатистый, мужественный бас. Язык его был сухим и примитивным.

– Вы меня сюда позвали только затем, чтобы это сказать? – осведомился я.

"Не надо крутить им хвост", – сказала Роза Квинс. Ладно-ладно...

Полгейт поджал губы, обошел стол и встал рядом с Леггатом. Юрист сделал то же самое, и получилось, что они выстроились передо мной, точно триумвират начальников, вызвавших "на ковер" нерадивого подчиненного.

Но мне уже не раз приходилось стоять вот так перед распорядителями на скачках, и я научился не выказывать ни страха, ни вызова. Оказывается, отрицательный опыт тоже может принести пользу. Я спокойно стоял и ждал.

– Ваши утверждения, будто мы преднамеренно развязали кампанию с целью погубить вашего зятя, являются беспочвенными, – заявил Полгейт. – Если вы посмеете заявить об этом публично, мы подадим на вас в суд за клевету.

– Вы развязали кампанию с целью помешать Мейнарду Аллардеку получить рыцарский титул, – возразил я. – Вы стремились испортить его репутацию, и вам было все равно, кого, кроме него, это заденет. Ваша газета вела себя бессердечно и по-хамски. С ней это бывает постоянно. И я буду говорить об этом, кому и когда мне будет угодно.

Полгейт заметно напрягся. Юрист приоткрыл рот. Леггата же, похоже, все это начинало забавлять.

– Объясните, почему вы хотели погубить Мейнарда Аллардека, – сказал я.

– Не ваше дело! – отрезал Полгейт с решительностыо захлопнувшегося сейфа. Я понял, что, возможно, когда-нибудь я это и узнаю, но не от тех, кто находится в этой комнате. Поэтому я продолжал:

– Вы сочли, что эффективнее всего будет ударить сбоку, и решили достать Мейнарда через его сына. Вы не подумали о том, что его сыну это грозит разорением. Вы просто воспользовались им. И вы должны возместить ему причиненный ущерб.

– Нет! – сказал Полгейт.

– Мы ничего не признаем! – вставил юрист.

Классическая фраза, вполне в духе адвоката. Возможно, мы и виноваты, но никогда в этом не признаемся.

– Если вы будете продолжать пытаться вымогать у нас деньги, – продолжал он, – "Ежедневное знамя" добьется, чтобы вас арестовали и предали суду.

Я прислушивался не столько к словам, сколько к этому голосу. Где-то я его уже слышал... Высокий тембр, отчетливый выговор, полное неверие в то, что у меня тоже могут быть мозги...

– Вы не в Хампстиде живете? – задумчиво спросил я.

– А при чем тут это? – с холодным раздражением осведомился Полгейт.

– Три тысячи вперед, десять после.

– Чушь собачья! – заявил Полгейт.

Я покачал головой. У Дэвида Морса был такой вид, словно он проглотил осу.

– Вы вели себя на редкость неуклюже, – сообщил я ему. – Беретесь подкупать жокея, а элементарных вещей не знаете.

– Каких, например? – заинтересовался Сэм Леггат.

Я едва сдержал улыбку.

– Ну хотя бы кличек лошадей.

– А, значит, вы признаете, что брали взятки! – воскликнул Морс.

– Не брал. Но раньше мне их время от времени предлагали. Вы не были похожи на "жучка". И к тому же вы записывали наш разговор на кассету. Я слышал, как вы включили магнитофон. "Жучки" этого не делают.

– Я же говорил, осторожней надо! – вкрадчиво заметил Сэм Леггат.

– У вас нет никаких доказательств! – решительно заявил Полгейт.

– У моего директора банка лежит банковский чек на три тысячи фунтов, выданный в Сити. Он обещал мне выяснить, кто его приобрел.

– Он никого не найдет, – столь же решительно заявил Полгейт.

– Ну тогда он, видимо, сделает то, о чем я его просил с самого начала: порвет чек.

Воцарилось напряженное молчание. Если они вытребуют чек обратно, то тем самым признают, что это они его прислали; а если нет, денежки пропадут, и все без толку...

– Или попрошу передать Бобби Аллардеку, в качестве небольшой начальной компенсации.

– С меня хватит! – резко заявил Полгейт. – Немедленно верните имущество наших репортеров! Никакой компенсации не будет, поняли? Никакой! И вы еще пожалеете, что потребовали компенсации, я вам обещаю!

Его плечи под элегантным пиджаком напрягаясь и сгорбились, точно у боксера. Всем своим видом он наглядно демонстрировал угрозу, играл скулами, причем буквально. В его облике отражалось все грубое хамство его газеты, весь наглый вызов власти, не знающей удержу. Я подумал, что до сих пор никто не осмеливался бросить ему решительный вызов, и он не потерпит, чтобы я оказался исключением.

– Если вы посмеете подать на нас в суд, – хрипло произнес он, – я вас растопчу! Честное слово, растопчу! Я позабочусь о том, чтобы вам пришили какое-нибудь преступление, которое покажется особенно отвратительным, я добьюсь, чтобы вас посадили! Вы скатитесь на самое дно, вы будете обесчещены и опозорены, и об этом узнают все, я вам обещаю!

Последние слова Полгейт почти выкрикнул. Я даже не сомневался, что он говорит это всерьез. Лица Леггата и Морса были непроницаемыми. Интересно, что они видят на лице у меня? Главное – не проявлять страха... о боги! "Он этого не сделает! – отчаянно думал я. – Просто пугает. Разве человек его положения станет рисковать своим статусом, чтобы посадить за решетку противника, который требует так немного, который не представляет серьезной угрозы ни для его газеты, ни для него самого, за которым не стоит никакой организации?" И все же это звучало ужасно. Жокеи особенно уязвимы для обвинений в бесчестности, а циничной публике немного надо, чтобы разувериться в Человеке. Жокея и так всегда подозревают. Полгейт может еще раз попытаться всучить мне взятку, только на этот раз будет действовать тоньше, а может сделать и что-нибудь похуже... Его газета уже сделала такое один раз – может и повторить. Преступление, которое мне покажется особенно отвратительным...