Напролом - Френсис Дик - Страница 34

От Сэма Леггата мне удалось добиться молчаливого признания, что "Знамя" было не право. Кроме того, я был уверен, что он знает ответ на мои вопросы. Ответы мне были нужны немедленно, но развязать ему язык было невозможно.

Исполненный разочарования и чувства провала, я отправился ночевать в ближайшую гостиницу. Я устал куда больше, чем хотелось бы, и боялся, что если отправлюсь сейчас домой за семьдесят миль, то усну где-нибудь по дороге.

Я заказал в номер чего-нибудь поесть и, зевая, принялся звонить по телефону.

Сперва Холли.

– Ты сегодня молодец, – сказала она.

– В смысле?

– Ну как же, выиграл, – сказала она.

– Ах это! – Казалось, это было сто лет назад. – Спасибо.

– Ты где? – спросила она. – Я тебе звонила в коттедж...

– В Лондоне, – я назвал ей гостиницу и номер комнаты. – Как дела?

– Ужасно.

Я рассказал ей, что "Знамя" обещало напечатать опровержение. Это чуть-чуть подняло ей настроение, но не очень.

– Бобби нет. Пошел на Поле. Все так ужасно! Хоть бы он вернулся!

В ее голосе звучала нескрываемая тревога. Я некоторое время успокаивал ее, говоря, что Бобби, несомненно, скоро вернется. Он ведь знает, как она беспокоится. Правда, про себя я думал, что, возможно, он слишком погрузился в собственное отчаяние, чтобы думать о ее тревогах.

– Слушай, – сказал я, – ты не могла бы оказать мне одну услугу?

– Да. Какую?

– Найди в каталоге Метавейна, лошадь Мейнарда. Помнишь, он выиграл "Две тысячи гиней" восемь тому назад?

– Смутно.

– Я хочу знать, кому принадлежал этот конь до того, как перешел в руки Мейнарда.

– А это важно? – устало и равнодушно спросила она.

– Важно. Поищи и перезвони мне.

– Ладно.

– И не беспокойся.

– Не могу.

"Еще бы!" – подумал я, вешая трубку. Ее горе передалось и мне и тяжким камнем легло на душу. Потом я позвонил Розе Квинс по домашнему телефону, который она дала мне перед уходом. Запыхавшаяся Роза сняла трубку после восьмого звонка и объяснила, что только что вошла.

– Так они все-таки не швырнули вас под пресс? – спросила она.

– Нет. Но, боюсь, бронежилет оказался непробиваемым.

– Неудивительно.

– И все-таки читайте "Частную жизнь" в пятницу. Да, кстати, вы знаете человека по имени Танни? Он делает "Частную жизнь".

– Танни? – сказала она. – Таг Танни... Память как у компьютера, выдает любую информацию по первому запросу. Всю жизнь работает со светскими хрониками. В детстве, наверное, обрывал крылышки бабочкам. Если ему удается довести какого-нибудь бедолагу до скандального развода, он считает, что потрудился не зря.

– Да? – с сомнением сказал я. – Не похоже...

– Вы не смотрите, что он похож на пастора. Почитайте эту колонку. Это он и есть.

– Ладно. Спасибо. А как насчет Оуэна Уаттса и Джея Эрскина?

– Тех людей, которые оставили свои вещи в саду вашей сестры?

– Тех самых.

– Про Оуэна Уаттса я в первый раз слышу, – сказала Роза. – Джей Эрскин... Если это тот самый Джей Эрскин, то он в свое время работал в "Глашатае" криминальным репортером.

Она, казалось, сомневалась, стоит ли о нем говорить, и я попросил:

– Расскажите, что это за человек.

– Хм... – Она помолчала, потом, казалось, решилась:

– Некоторое время назад он отсидел срок. Видите ли, ему по работе так много приходилось общаться с преступниками, что он в конце концов сжился с ними, как иногда бывает с полицейскими. Его судили за то, что он помешал ходу судебного разбирательства. Во всяком случае, если это тот самый Джей Эрскин, то это крепкий орешек, но классный журналист. Если эти статейки о вашем зяте принадлежат ему, значит, ему очень хорошо заплатили.

– Кушать все хотят, – сказал я.

– Не сочувствуйте ему, – заметила Роза. – Джей Эрскин никому не сочувствует.

– Не буду, – сказал я. – Спасибо. Вы когда-нибудь бывали в редакции "Знамени"?

– С тех пор как ее переделали, не бывала. Я слышала, это ужасно. Когда газета перешла в руки Полгейта, он дал волю какому-то дизайнеру, помешанному на оранжевом кухонном пластике. Как это выглядит?

– Ужасно – не то слово, – сказал я. – А что за человек сам Полгейт?

– Нестор Полгейт, владеющий "Знаменем" примерно год, – сказала Роза, – по слухам, довольно молодой и на редкость честолюбивый и пронырливый засранец. Сама я с ним никогда не встречалась. Говорят, он куда опаснее разозленного носорога.

– Он вмешивается в дела газеты? – спросил я. – Сэм Леггат печатает то, что ему прикажет Полгейт?

– В старые добрые времена владельцы никогда не лезли в дела редакции, – ностальгически вздохнула Роза. – Теперь бывает по-разному. Билл Вонли дает общие рекомендации. Старый лорд в свое время сам редактировал "Глашатай" – это совсем другое дело. Полгейт перекупил "Знамя", задавив нескольких конкурентов. Старые журналисты "Знамени" до сих пор плачутся в барах на Флит-стрит, какое дерьмо им приходится писать. Прежний редактор сдался и ушел на пенсию. Полгейт, конечно, поднял "Знамя" на новые высоты порока, но стоит ли он над душой у Сэма Леггата, я не знаю.

– Сегодня его, видимо, не было в редакции, – сказал я.

– Мне говорили, что он ошивается в Сити, приобретает влияние. Кстати, по сравнению с Полгейтом ваш Мейнард с его мелкими аферами и ханжеской миной – грудной младенец. Говорят, Полгейту плевать, что о нем скажут, и его финансовые аферы начинаются там, где Мейнард заканчивает.

– Приятная личность!

– Сэма Леггата я понимаю, – сказала она. – Полгейта никогда не пойму. На вашем месте я бы больше не стала крутить хвост "Знамени".

– Может, и не буду.

– Посмотрите, что они сделали с вашим зятем, – сказала Роза. – Это вам предупреждение.

– Да, конечно, – рассудительно ответил я. – Спасибо.

– Пожалуйста.

Мы сердечно попрощались, и я некоторое время сидел, потягивая вино и думая о Сэме Леггате и о грозном дельце, который им управляет. Интересно, от кого исходит кампания против Мейнарда? От самой верхушки, от Леггата, от Танни, от Уаттса и Эрскина или вообще из-за пределов "Знамени", от одной из многочисленных жертв Мейнарда?

Телефон зазвонил. Я снял трубку и услышал голос Холли. Она без всяких преамбул сразу перешла к делу:

– Мейнард приобрел Метавейна двухлетком, когда тот еще не участвовал в скачках, так что прежние владельцы в каталоге не указаны. Но сейчас вернулся Бобби и сказал, что их вроде бы взвали Перрисайд. Он уверен, что его дед тренировал их лошадей, но они, похоже, забросили это дело.

– Хм... – сказал я. – Послушай, у вас нет старых "Кто есть кто в конном спорте"? Там имеются фамилии всех владельцев с адресами. У меня они есть, но дома.

– Да нет, вряд ли у нас есть "Кто есть кто" десятилетней давности, с сомнением сказала Холли и спросила у Бобби. – Да, точно нету.

– Тогда перезвоню деду и спрошу у него. Я знаю, что у него они все есть, с самого начала.

– Бобби хочет знать, зачем тебе вдруг через столько лет понадобился Метавейн.

– Спроси его, по-прежнему ли Мейнард владеет долей Метавейна.

Холли поговорила с Бобби и вернулась ко мне.

– Вроде бы да. Он продал его долями и выручил несколько миллионов.

– Я не знаю, важно ли это, – сказал я. – Но завтра узнаю. Не вешай нос, ладно?

– Бобби просит передать, что дракон заходит на посадку.

Я положил трубку, улыбаясь. Если Бобби еще может шутить, значит, прогулка по Полю пошла ему на пользу.

Дед принялся ворчать, что я вытащил его из постели, но согласился сходить вниз и посмотреть.

– Перрисайд, – прочел он. – Майор Клемент Перрисайд, Ферс, СентОлбанс, Хертфордшир, номер телефона... – в старческом голосе звучало негодование. – Ты знаешь, что этот мужик держал лошадей у Аллардека?

– Извини, да.

– Тогда ну его к черту! Что-нибудь еще? Нет? Ну, тогда спокойной ночи.