Выплата (СИ) - Каляева Яна - Страница 52

Наконец подходят опоздавшие, и Даша объявляет:

— Начинаем! Игра «Однажды в провинции»!

Все тут же прерывают разговоры и собираются вокруг Даши в самом большом из подвальных помещений. Селиванов идет вместе со всеми — надо сказать, в этой группе он выделяется разве что резкими чертами лица, а ведет себя примерно так же, как остальные. Забавно, если среди этих дядей и тетей с нелепым детским хобби есть еще какие-то большие шишки.

Даша рассказывает концепцию и правила. Я понимаю с пятого на десятое, все-таки у ролевиков есть свой довольно своеобразный жаргон; что, например, означают слова «воркшоп», «нарративные правила», «пожизняк»? Потом Даша раздает указания, и все без препирательств выполняют их: делятся на группки, берутся за руки, двигаются определенным образом, перебрасывают друг другу клубочек и по очереди высказываются на заданную тему…

Даша раздает распечатки с ролями; сделаны они на нашем офисном принтере, причем, надо полагать, не только в этот раз — ну да мне не жалко. Один из помощников гасит свет, и игра начинается.

Передо мной разворачивается история о маленьком мирном городе, где живут семьи с детьми, у каждой — свои заботы, проблемы и маленькие секреты. У детей есть свой волшебный мир, где действует магия, а занятые своими делами взрослые об этом не знают, для них этого колдовства не существует. Детей тоже играют взрослые дяди и тети, но, к моему удивлению, это не выглядит очень уж фальшиво. Понимаю, почему Даша говорила, что ролевики — не актеры: они и правда делают это все для себя. Хотя жесткого сценария нет, и каждый игрок сам решает, как будет действовать его персонаж — все равно все каким-то образом складывается в цельную историю.

Меня больше интересует не что здесь происходит, а как. А я все не понимал, для чего работающему человеку в свой выходной день тащиться куда-то в спальные районы и проводить игру для людей, большую часть которых он едва знает; а ведь они и в другие города летают для этого, причем за свой счет. Теперь, глядя на Дашу, понял. Эта полненькая застенчивая девушка, неуверенная в себе настолько, что получила Дар располагать к себе людей, — здесь кто-то вроде создательницы другого мира. Роль мастера дает ей своеобразную власть над пространством игры и ее участниками. Игроки, большая часть которых старше ее и многие наверняка выше по социальному статусу, не просто выполняют ее распоряжения, но и изо всех сил стараются поверить в реальность, которую она создает.

Реквизита практически нет, пространство формируется светом: спокойным белым, колдовским зеленым, тревожным красным. Я занимаюсь его переключением по указаниям Даши. Честно говоря, в какой-то момент так увлекаюсь происходящим, что едва не забываю, зачем я здесь. Но Селиванов сам напоминает о себе. Он входит в комнату, надвинув на лицо черный капюшон — и все взгляды обращаются на него. Такое ощущение, что рядом с ним температура падает на несколько градусов.

У Селиванова роль однозначно крайне отрицательного персонажа — его герой приходит в семьи и начинает запугивать горожан, требовать от них доносов друг на друга, угрожать расправой над близкими людьми. Я, разумеется, снимаю каждое его слово на спрятанный в кармане телефон с DeepTruth-камерой; даже теперь от моего утраченного Дара есть польза — благодаря ему я здорово набил руку на скрытой съемке.

В конце игроки по очереди выходят в яркий луч света и от лица персонажей говорят, что с ними произошло. Селиванов рассказывает о своих злодействах так, что даже у меня, не особо вовлеченного в процесс, мурашки бегут по коже. Он холодно, почти с гордостью признается, как запугивал людей, давил на них ради признательных показаний, ставил в невыносимые ситуации и даже, вот это иронично, ради карьерного роста подставил собственного подчиненного. В какой-то момент кажется, что вот он, тот компромат, который мне нужен: лицо у Селиванова примечательное, а что он рассказывает об игровом опыте персонажа — этого же нигде не написано. Говорит-то он, как и все, от первого лица.

Потом игроки собираются на обсуждение — это почему-то называется «рефлексия» — а я выхожу во двор и быстро просматриваю отснятое. Едва забрезжившая надежда стремительно тает: это все явно, очевидно, стопудово не сработает. Кадры хорошие, четкие, звук отлично записался — слышно каждое слово. Селиванов не актерствует, говорит пугающе естественно, обыденными словами, без лишнего пафоса — вообще не скажешь, что он играет. Но проблема в том, что здесь он совершенно не похож на мента: не та лексика, не те интонации, не тот стиль. Вот если бы он говорил, как пьяный Леха, что-то вроде «кенты из эс-ка промывались за этот блудняк»… Интересно, бывают ли игры, где есть роли оборзевших ментов? Вряд ли. Кому такое может быть интересно…

Если слить этот ролик в сеть, он не завирусится — недостаточно жизненно и совсем не смешно. Как максимум начальство Селиванова настучит ему по башке за несолидное хобби, но вряд ли он огребет более серьезные последствия. Не тянет на компромат, ну никак.

Во двор выскакивает Даша в накинутой на плечи куртке, торопливо закуривает.

— Ну как тебе? — спрашивает она.

— Да никак, Даш… Не годится это все.

— В смысле — никак? — вскидывается Даша. — Плохая игра, что ли? Да прогон был — огнище! Люди натурально плакали!

Так, похоже, Даша увлеклась проведением игры и забыла, зачем мы здесь на самом деле. Ну, зачем здесь я, по крайней мере.

— Даш, да с игрой-то нормально все. Круто на самом деле. Но вот все, что я отснял, на компромат не годится. Слишком… игровое.

— Ну а чего ты хотел от игры-то? — пожимает плечами Даша. — Ладно, окей, а что сгодилось бы?

— Что-то яркое… нелепое… смешное, может быть.

— О, ну это же «Щеночки»! — подпрыгивает Даша. — Они минут на двадцать, и их как раз часто ставят после тяжелых игр, для разгрузки. Идем внутрь, объявлю, пока все не разошлись!

Возвращается в полуподвал к игрокам — они опять болтают, разбившись на группки. Даша молча поднимает руку, и за несколько секунд устанавливается тишина.

— А теперь — «Внутри себя я — маленький щеночек!» — объявляет она.

— Уии! Щеночки! — радуются игроки.

Все опять проходят в комнату, и Даша читает с телефона вводный текст:

— Быть взрослым скучно. Когда вы маленький, о вас заботятся: вас кормят, жалеют, чешут за ушком, гладят по пузику, дают грызть вкусные косточки. Вам тепло, комфортно и совсем не страшно. Мир вокруг вас удивительный, все желают вам только добра. Чем же заняться маленькому щеночку? Конечно же, играться!

Придерживая челюсть, смотрю, как взрослые дяди и тети, которые только что самозабвенно разыгрывали мрачную трагическую историю, опускаются на четвереньки и начинают имитировать поведение щенков: тявкают, играют вместе, гоняются друг за другом… Селиванов не отстает, он проделывает всю эту ерунду особенно самозабвенно — как-никак одаренный игрок. На одну короткую секунду мне даже становится неловко, что я снимаю каждое его движение: все-таки человек расслабляется в кругу единомышленников, это все достаточно невинно и даже мило. Но потом я вспоминаю про Леху, и угрызения совести как рукой снимает.

Дома отсматриваю видео. Да, взрослый дядька, вошедший в роль игручего щенка — ролик из тех, что взрывают интернет. Особенно если совместить с каким-нибудь видео Селиванова в полицейской форме и за начальственным столом, на сайте МВД есть несколько таких.

И хотя ситуация серьезная, и за Леху я кого хочешь порву на тряпочки, все равно как-то оно… нехорошо. Выложить в интернет такое видео — есть в этом что-то… психопатическое. Но раз у меня это вызывает сомнения и стыд, значит, я-то сам не психопат, верно ведь?

Нахожу Селиванова по номеру в Телеграфе и набираю текст: «Это завирусится, если жулик завтра же не напишет встречку». Поймет, о каком жулике речь, чай, не маленький.

Жду ответа. Нервничаю, не получается ни на чем сосредоточиться. Верно ли я все посчитал? Не подставил ли Дашу — вдруг Селиванов примется ей мстить? Не должен — видео-то останется у нас. Можно, кстати, потом продать его каким-нибудь врагам Селиванова… нет, так себе бизнес-план, грешноватый. Достаточно уже того, что шантаж — это уголовное преступление так-то. Но ведь Юрий Сергеевич не требовал, чтобы я не совершал преступлений, он требовал, чтобы я не попадался…