Выплата (СИ) - Каляева Яна - Страница 44

Достаю из контейнеров яркие коробки:

— А вот кто сейчас будет строить моднейшую железную дорогу?

Дина взвизгивает и бросается к коробкам едва ли не раньше, чем дети. Час спустя рельсы опоясывают всю игровую комнату, и по ним деловито пыхтит паровозик. Но в конструкторе еще куча элементов, строители увлеченно возводят мосты, башни, депо, даже, кажется, заводы. Дина играет с детьми на равных: возится, спорит, чуть ли не ссорится. Может, сейчас она словно бы сама стала тем ребенком, который еще не пережил предательство.

Один из мальчиков подходит к коробке, чтобы достать новые детали, но тут бледнеет и медленно оседает на пол. Тут же медсестра ввозит каталку, укладывает ребенка и вывозит. Остальные смотрят на это спокойно. Они привыкли.

Дина вскакивает и выбегает на улицу — как была, без плаща. Выхожу за ней. Она падает на скамейку, спугнув парочку вышедших покурить санитарок, и плачет навзрыд. Сажусь рядом.

— Эти дети… чем они больны?

— Не помню научных названий… Разные болезни крови, в общем.

Дина отчаянно шмыгает носом. Черт, как бы сейчас носовой платок пригодился… жаль, нет у меня привычки их носить при себе.

— Они… будут жить?

— Большинство — да. Если их правильно лечить.

Дина поднимает на меня лицо:

— Ну да-а, конечно… И ты притащил меня сюда, чтобы разжалобить и развести на деньги, да? Решил вот так меня использовать?

Впервые замечаю, что Дина чем-то похожа на своего отца. Не чертами… взглядом и еще чем-то трудноуловимым. Быть может, облажался я со своим планом. Почему решил, что Рязанцева-младшая способна пожалеть кого-нибудь, кроме самой себя? Пожалуй, не стоит быть слишком сладким.

— Дина, не строй из себя оскорбленную невинность. Ты сама отлично знаешь, что жизнь так устроена. Все друг друга используют. Жизнь была к тебе несправедлива, и с этим уже ничего не сделаешь. Твой отец — рептилоид, он не превратится в заботливого папашу из американских фильмов для семейного просмотра; не проникнется, не преисполнится, не попросит прощения. И с этим тоже ничего не поделаешь. А эти дети — жизнь тоже несправедлива к ним, но с этим еще можно пытаться что-то сделать. Если ты хочешь. Если не хочешь — давай я верну тебя отцу. Можешь хоть до старости сидеть среди игрушек и жалеть себя. Твоя жизнь — твое дело.

Дина сидит сгорбившись, уперев локти в колени. Вздрагивающие позвонки проступают под тонкой блузкой. Не пережестил ли я?

— Да знаю я благотворительность эту сраную, — говорит наконец Дина. — Показуха одна. Фотки с селебами, речи пафосные, самолюбование сплошное…

— Понимаю тебя. Мы, люди, все умудряемся превратить в тупую показуху. Но ты могла бы сделать лучше. Если захочешь.

— Эти дети… так несправедливо с ними все.

— Да. — Осторожно приобнимаю замерзшую девушку за плечи. — Знаешь, своих детей у меня нет пока. Но я много времени проводил с племянницей, пока она росла. А потом… жизнь по-всякому поворачивалась — с какой только мразью я не имел дела. Думаю иногда: неужели каждый из этих ублюдков был когда-то таким вот малышом — доверчивым, беззащитным… добрым? Да, дети наивно эгоистичные, но все равно же добрые. Как это у нас работает, что мы становимся… чем становимся? Что с нами не так, как с биологическим видом? Не знаю…

Дина поднимает на меня заплаканное лицо:

— Предлагаешь вернуть отцу Кипр, чтобы он отсыпал денег на больницу?

— Это тебе решать, Дин. Вот только воровство документов, вся эта мелкая месть — оно никому не поможет. А деньги еще могут кое-кому помочь. Смотри сама.

— Хорошо. Я посмотрю сама, — отвечает Дина Рязанцева. — А теперь отвези меня домой. Зайду умыться только.

По пути Дина достает косметичку и наносит на лицо боевую раскраску.

Не знаю, сработал ли мой план. Никто не способен изменить другого человека, но ведь что мог, я сделал — показал Дине вещи, выпавшие из ее поля зрения. Пожалуй, мой должок Рязанцеву закрыт.

Чего я не ожидал — что и сам так здорово выйду за рамки привычного круга проблем. Впервые за долгое время удалось выкинуть из головы проклятые вопросы. Что это за подковерная возня в Штабе, едва не стоившая мне жизни? Какие еще марионетки Кукловода ждут своего часа по темным углам? Когда и где они выйдут на свет, а главное — зачем?

В этой главе использованы стихи Вени Дркина (Александра Литвинова). В нашей реальности Веня умер от тяжелой болезни в 1999 году, в возрасте 29 лет. Надеюсь, ничьи чувства не оскорблены тем, что в романе он выведен живым. Даже Одарение не возвращает людей к жизни, а вот литература — иногда, самую малость. Хотелось бы надеяться.

Другими глазами-3. Вторая зефирина

Июль 2029 года

Игорь Прокопчук, 36 лет, хирург

История болезни только что прооперированного пациента хранилась на стеллаже, в другом конце ординаторской. От стола до нее — метра четыре, не меньше. Игорь небрежно взмахнул рукой — картонная папка взмыла в воздух, пересекла помещение и аккуратно легла на стол. Ну а что, удобно — после трехчасовой операции отчаянно ныли колени, спина задеревенела, и возможность лишний раз не вставать была как нельзя кстати.

В первые месяцы после Одарения коллеги и даже самые наглые пациенты наперебой просили Игоря продемонстрировать Дар — набивались в ординаторскую отделения челюстно-лицевой хирургии, как на цирковое представление. Не каждый день увидишь, как человек передвигает предметы силой мысли! Теперь, правда, публика к подобным зрелищам охладела — приелось. Племянник жены получил Дар к полету и успел записаться в шоу-программу летунов — но она свернулась, так и не запустившись. Эффектные чудеса быстро стали частью привычного пейзажа, а реального воздействия на жизнь оказывали немного.

То ли дело Дары, связанные с профессией! В их областной больнице такие достались троим счастливчиков. Впрочем, самой больнице лучше от этого не стало: обоих одаренных хирургов мгновенно сманили в Москву, а медсестра перешла в частную клинику пластической хирургии. Остальной персонал 17 декабря больше беспокоился о личных делах, чем о благополучии пациентов — так с упреком сказал главврач на общем собрании.

По крайней мере в отношении Игоря это было несправедливо. Впрочем, к несправедливости на работе он уже привык, хотя и не смирился. Во-первых, несправедливо было то, что он проводил сложную операцию один — напарник, дружбан заведующего отделением, второй раз за год был командирован на конференцию, хотя и по стажу, и по квалификации, и по научным публикациям Игорь превосходил его на голову. Во-вторых, самую опытную операционную сестру неделю назад перевели в другое отделение — им заведовал племянник главврача, а значит, именно там и должно быть все самое лучшее. На замену поставили медлительную глуховатую тетку — ну кто еще согласится впахивать за эти зарплаты… Эта пародия на операционную сестру не только не понимала с первого раза половину команд, но и путала хирургические инструменты! В общем, будь Игорь чуть менее интеллигентным человеком, у тетки ровно в 16:00 отсохли бы обе руки; на ее счастье, он все-таки сильнее хотел помочь пациенту, потому даже не сразу заметил, что все нужное стало появляться у него в руках само собой. К сожалению, бешеного профессионального роста Дар не дал: для проведения самих операций он работал слишком грубо. Даже сэкономить на ставке операционной сестры не получилось: подготовку к операции Дар не проводил и документацию не заполнял.

Игорь с удовольствием отхлебнул чай и взял из коробки предпоследнюю зефирку, потом открыл папку и развернул на экране карточку истории болезни. Вот жеж, прогрессивные технологии — который год обещают полный переход на электронную систему учета, но денег на приличные программы в бюджете нет, все постоянно слетает, потому приходится просто делать двойную работу. На программы нет денег, а на новую итальянскую мебель в кабинете главврача — есть. Так и живем.