Узники сферы (СИ) - Шелег Игорь Витальевич - Страница 7

Даже спустя длительное время. Он до сих пор помнил тот восторг, который испытывал все, то время, которое он провел с игрушкой. Вот только через несколько часов восторг поутих.

Игрушка осталась игрушкой, а есть через несколько часов игры хотелось зверски. Выйдя на «охоту», он сразу отвлекся на развлечение и в животе очень бурчало.

Как уж местные мальчишки додумались посмотреть у них во дворе, он не знал, но зашли. А увидев его развлекающегося с машинкой, разговаривать не стали. Дети крестьян, выросшие на молоке и картошке, раннем труде и невзгодах, с огромным негативом отнеслись к воровству и со всей обстоятельностью наваляли ему.

Тогда он потерял передние зубы, которые на тот момент не собирались вываливаться. Синяки по всему телу и боль в ребрах.

Ему припомнили все. И попрошайничество, и голодный вид, и воровство продуктов, которые хоть и не смогли доказать, но виновный в данном деле им уже не был нужен.

Вернувшаяся ночью мать только добавила, причем сильно.

Что уж послужило причиной он не знал, может, множественные удары по голове, может выбитые зубы, но в тот вечер магия никак не хотела слушаться и спрятаться он не смог.

Тогда во время избиения матери он потерял сознание, а потом сил хватило только на то, чтобы залезть под одеяло на свой матрас и спрятаться там.

В себя он приходил тогда дней десять, мать била так сильно, что правая нога ниже колена посинела и он не мог на нее опереться.

Голова кружилась, а первые дни его рвало.

Наверное, он бы не пережил ту зиму, мать топила очень мало, в доме была низкая температура, но именно тогда к ним пришел полицмейстер, что он хотел проверить сведения по машинке или по воровству было уже не важно.

Он захотел увидеть ребенка и увидев, потерял дар речи.

Пришедший на крик матери Володька явил собой ожившего мертвеца, а не ребенка. Он видел свое отражение в зеркале, поэтому навсегда запомнил, как выглядел.

Укутанный в старое грязное одеяло заросший чумазый ребенок, до сих пор со следами кровоподтеков. С синяками и красными словно у вурдалака глазами, заставивших полицмейстера вздрогнуть.

А когда он все же собрался с мыслями и прикрикну, чтобы мальчик снял одеяло. Пришел в еще большее обалдение, которое сменилось яростью.

Грязная, в подтеках бурой крови, некогда белая, майка на три размера меньше, синяки на всем теле и разбухшая нога. Если добавить к тому, что он был без трусов и стоял босиком на холодном полу, то странно, как полицмейстер не прибил мать на месте.

Как уж там извинялась мать, что говорила — загадка. По итогу она преподнесла все так, что в такое состояние меня привели местные дети.

Это была ее лучшая ложь, самостоятельно избить Володьку до полусмерти, а потом свались все на соседей. Это у нее получилось на отлично.

По крайней мере, полицмейстер ей поверил. И это было важно. Это был тот чин, который являлся властью на десяток окрестных деревень.

Сам полицмейстер жил в богатой деревне Антоновка. Там была школа, амбулатория, церковь, сельский совет и даже жил маг, тот самый, который проверял окрестности Рудни на наличие злых духов.

В амбулаторию мальчика и определили. И хотя селяне, как правило, лечились на дому. Там все же была палата, в которую и определили Володьку. Сколько сбросились селяне на полицмейстера и доктора он не знал, но сбросились это факт. Его заселили в палату, где было чисто и тепло. Перед этим его помыли в бане, постригли и покормили большой миской горячего супа.

Мальчику достали пусть ношенную, но чистую одежду по размеру. И, казалось, жизнь его превратилась в сказку.

Все бы хорошо, да только на смену взрослым женщинам внимательным и острожным, на смену пришла молодая фельдшерица. И в первое мгновение казалось, что жизнь закончена.

Она отрабатывала в амбулатории практику. Девушка из богатой семьи, которую родители направили отучиться на фельдшера, а для получения зимней практики сослали в медвежий угол.

Почему ее отправили в Антоновку никто не знал, но даже в Рудне все сходились во мнении, что для того, чтобы она столкнулась с реальными тяготами.

А девушке совершенно не нравилось проходить практику в селе.

То ей петухи мешали, то в коридоре коровьим дерьмом пахло. Она постоянно была чем-то недовольна. Чем настроила против себя всех кто ее знал.

Еще больше она стала недовольна, когда ей под надзор передали маленького грязного мальчика.

Когда он первый раз ее увидел, то вылезшая на лицо улыбка, которую он не стесняясь демонстрировал сердобольным женщинам пропала. Девушка очень напоминала мать. Холодные глаза и наполненное яростью лицо.

— Ты так на парня не смотри! — грозно сказала ей другая фельдшер. — Он теперь твоя забота! Следить за ним, ухаживать… Чтоб здесь порядок был и чистота…

— Я не нанималась за ним утки убирать! — взвизгнула девчонка противно, но была остановлена теткой: — Ты мне тут рот закрой! Не у себя в городе! Тебя сюда отправили учиться! Вот и учись ухаживать за больным! Благо он один! Поняла? Или мне к доктору сходить⁈

— Нет… — спустя некоторое мгновение сказала девчонка. — Я все поняла.

— Хорошо, — довольно ответила фельдшерица. — У него помимо ушибов, трещины в ноге и сотрясения мозга. Грибок на ногах, кариес, конъюнктивит, глисты и лишай… Поэтому… В тумбочке средства гигиены, научишь его пользоваться всем и следить за собой… И без рукоприкладства…

Справишься до его выписки, получишь высший балл. А нет, так сама знаешь.

От брошенного молодой девушкой взгляда хотелось спрятаться под одеяло.

Такое себе было первое знакомство с Антониной Константиновной. Себя она приказала называть именно так. Второй раз она явилась к нему вечером.

Спокойная, собранная, готовая к работе. Совершенно не напоминавшая ему ту истеричку, с которой он встретился днем.

Ее взгляд не лучился теплотой, но и ненависти в нем уже не было. Принеся ужин в виде жидкой каши с мясом, молоком и куском хлеба с маслом. Она принесла его не к нему на кровать, а поставила на стол, стоящий около окна.

— Вот, твоя еда, Владимир, — сказала она. — Иди! Ешь!

Повторять Володьке два раза не нужно было. Философия его была проста, если предлагают есть — ешь. К тому же он привык к послушанию и очень не хотел в угол, если что-то пойдет не так.

Мальчик, осторожно стараясь не повредить ногу, прошлепал босыми ногами по крашеному полу и сев за стол, набросился на еду, осторожно поглядывая на девушку.

Он видел, как она морщилась, когда он набросился на еду и как отвернулась, когда он залпом выпил молоко и вытер губы рукавом рубахи в которой лежал, а потом встал и вернулся на свое место в кровать.

— Владимир, меня зовут Антонина Константинова. Я приставлена к тебе, чтобы ты… кое-чему научился… Я не знаю, как учат тут… Я знаю, только, как учили меня… Поэтому учить тебя буду также. Ты уже вполне взрослый… Так что я уверена, что у тебя получится… Главное, чтобы был стимул. Правда? — не дождавшись ответа, она подняла руку, в которой лежало что-то в яркой упаковке, и она продолжила: — Знаешь, что это?

— Конфета, — ответил Володька приподнявшись с кровати и рассмотрев упаковку. Он как-то раз украл одну похожую конфету и знал, что это очень вкусно.

Возьми, она положила ему на одеяло конфету, и Володька тут же съел ее. Восхитительный вкус мягкого шоколада, который буквально таял во рту он помнил до сих пор. Украденная конфета и рядом не стояла с этой.

— Я вижу тебе вкусно… — утвердительно произнесла она, и увидев быстрые кивки головой продолжила: — У меня еще много таких… Если ты будешь меня слушаться, я буду тебе их давать… Мне нужно, чтобы ты меня слушался.

— Я буду слушаться! — серьезно сказал мальчишка, будто от этого зависела его жизнь.

— Хорошо, — она победно улыбнулась… — Я буду говорить, ты будешь выполнять. Если я говорю есть аккуратно, ты должен это сделать и тогда я кладу на подоконник конфету.

Если ты меня не слушаешься и набрасываешься на еду, то я забираю конфету.