Знак Истинного Пути - Михалкова Елена Ивановна - Страница 53

– А где она находится?

– Вылетела вчера из Питера чартерным рейсом в Афины, так что она сейчас в Греции, – объяснил Макар. – Ольга Степановна слышала все разговоры, которые велись в столовой. Догадаться обрезать волосы, чтобы подозрение пало на Затраву, было несложно. Она вообще-то умная женщина, ваша Ольга Степановна.

– Не понимаю, – помотал головой Эдик. – Вот так, из-за того чтобы поехать в Грецию, убить человека?

– Нет, не так, – сказала Наташа задумчиво, и все посмотрели на нее. – У нее была мечта. Понимаешь, Эдя, мечта! Для тебя поехать в Грецию – пустяки: купил билет и полетел. А для нее – нет. Тем более что она хотела не просто поехать туда на две недели туристом, а там остаться. Вот для чего ей нужны были деньги. Я помню, как она рассказывала мне про свой отдых – у нее даже лицо менялось. Сергей не прав – Ольга Степановна убила Илону не из-за денег. Она убила ее, потому что та отбирала ее мечту.

– Вы можете начать преследование, – помолчав, предложил Макар, но Эдик только махнул рукой:

– Никого я не буду преследовать. Я только поганца напугал хорошенько, вот и все.

– Секретаря, что ли? – догадался Бабкин. – А с ним что не так?

– Он работал на Затраву, передавал ему подробности предстоящих сделок, – объяснил Эдик. – Я его с самого начала заподозрил, но мама почему-то очень хорошо к нему относилась и не хотела мне верить. А зря. Я попросил ее безопасников как следует проследить за ним, и они быстро его вычислили. Ничего с ним не будет, – добавил он, заметив встревоженный взгляд Наташи, – физиономию его гадостную почистят, вот и все.

– Начистят, – сказал Бабкин.

– Что?

– Начистят, а не почистят, – повторил он. – Физиономию начистят. Почистят – это немножко другое.

Наташа фыркнула, а потом неожиданно расхохоталась в голос. Смех ее прозвучал так заразительно, что вслед за ней рассмеялись и Макар с Сергеем. Глядя на них, и Эдик заулыбался. Он смотрел на свою хохочущую жену и думал, что теперь все в его жизни пойдет по-другому. Пойдет, как надо. Они съездят на могилу Элины и перезахоронят ее в одной ограде с мамой, как и должно быть. Может быть, у них с Наташей родятся еще дети, и в доме будет много детских голосов. И, думая о будущем, Эдик Гольц улыбался радостно и открыто…

– Слушай, Макар, ну не может быть такой случайности, – говорил Бабкин Макару два часа спустя в гостиничном номере. – Нет, мне эта дамочка, конечно, нравится, но так не бывает.

– Все бывает, – философски ответил Макар. – Ты, Сережа, удивишься, какие бывают в жизни совпадения. А потом, не такое уж и значительное совпадение.

– Ни фига себе, незначительное! – присвистнул Бабкин, ставя на стол любимую кружку.

– Опять своих монстров достал, – поморщился Макар. – Слушай, давай я тебе приличную кружку подарю?

– Приличную не хочу. Хочу эту. – И Сергей полюбовался на надпись «Мы – монстры».

– Так ты хочешь сказать, что она своего Гольца совершенно случайно встретила? И знать не знала, что он родной братец той бедолаги, которая в лесу чуть ли не на ее руках померла?

– Да запросто. – Макар вспрыгнул на столешницу и уселся, болтая ногами. – У меня знакомая была, из Костромы. Поехала она с годовалой дочерью в Африку, в Танзанию, вслед за мужем. И вот заходит она там в какой-то магазин и видит белого человека. Он услышал, что она говорит по-русски, обрадовался. Оказалось, что тоже русский. Они разговорились. И представь себе, Сережа, – мало того что он, как выяснилось, учился с ее мужем в одной группе, так еще и встречался с ее подругой школьных лет, что уж совсем ни в какие ворота не лезет! Причем встречался не в Костроме, а в Москве, как они уже потом выяснили, когда она фотографии у него увидела.

– Ладно, убедил, – согласился неохотно Бабкин. – Но тогда другое объясни, раз уж ты про фотографии вспомнил. У Гольцев весь дом этими фотографиями увешан, и везде Элина эта несчастная. Что, твоя Наталья Ивановна не узнала ее, что ли?

– Конечно, не узнала, – пожал плечами Макар. – Она видела уже умершую Элину, видела очень недолго. И ты представь, какое у той было лицо. Даже если бы ее и не били – а ее сильно избили! – все равно, узнать в молодой девчонке, красивой и накрашенной, только что родившую тетку, два месяца шатавшуюся по лесам… У тебя, Сережа, завышенные требования. Ты половину своих знакомых не узнаешь, если они вздумают волосы перекрасить. Я вот о другом подумал. Ты представляешь: четыре года искать любимую дочь, тосковать по ней, над фотографиями плакать – и не узнать собственного внука, ее сына! И ведь госпожа Гольц не просто не узнала – она его возненавидела! Вот я как себе это представлю, как вспомню ее лицо, когда она поняла, кого похитила руками бедолаги-психопата, у меня мороз по коже.

– Ты, Макар, слишком чувствительный. Хотя, конечно, глупо получилось. Даже не глупо, а… не могу слово подобрать… нелепо, что ли. И обидно, что все так закончилось. Слушай, Макар, а про одного-то персонажа мы с тобой забыли совсем – про родного папашу мальчика. Как ты думаешь, могут они вот так же встретиться когда-нибудь?

– Не могут, – категорично заявил Макар.

– Почему ты так уверен?

– Потому что я вчера в Москву звонил и кое-что узнавал. Чтобы ты спал спокойно, скажу: Данилу Солонцева три недели назад убили в подъезде его собственного дома.

– Да ты что? Серьезно?

– Серьезнее не бывает.

– Может, ты и убийцу знаешь?

– Представь себе, да. Да и ты его знаешь – Иван Кордыбайлов. Он, собственно, и не прятался. Оказалось, это один из тех паломников, которые с Данилой ходили в тот раз. Видно, после нашего разговора его совесть и замучила. Он Данилу зарезал, как свинью, а сам пошел в милицию сдаваться. Так что встретиться с родным папочкой Тимофею не грозит. По-моему, оно и к лучшему. О, слушай, – встрепенулся Илюшин, – ты мне про фотографии напомнил! Я же их забыл отдать.

– Да ладно, наплюй, – посоветовал Бабкин. – У них своих полно. Не поощряй культа мертвых.

– Циник ты, Сережа, – укоризненно сказал Макар. – А я не такой. Пожалуй, отвезу фотографии.

Подходя к особняку уже в сумерках, Макар увидел, что во всех комнатах второго этажа горит свет. Дом красиво светился теплыми желтыми огнями. На пороге стояла Наташа, которой Макар позвонил еще из такси.

– Спасибо вам большое, – поблагодарила она. – Мы по одной из этих фотографий будем заказывать памятник. Пройдите, пожалуйста, прохладно же на улице.

Макар зашел в гостиную и отметил, что Наталья Ивановна сильно изменилась со времени их первой встречи. Утром он не обратил на это внимания, но сейчас оценил превращение. Лицо ее похудело и как бы приобрело законченность. Словно не хватало одного мазка на портрете, но вот художник положил его – и изображение ожило. Она куталась в пушистую белую шаль, которая очень ей шла, делала необыкновенно изящной. И морщинки в уголках губ, не видные с первого взгляда, не старили лицо, а делали его загадочным. «А ведь она, пожалуй, годам к тридцати пяти станет красавицей, – понял Макар, глядя, как милая женщина грациозно наклоняется, чтобы убрать фотографии в секретер. – Мог бы поклясться, что два месяца назад она была совершенно заурядной дамочкой. В меру симпатичной, но обычной. Интересно, что ее так изменило?»

– Бдыщ! Бдыщ! – раздался звонкий крик, и Макар вздрогнул от неожиданности. – Я тебя застрелил! Все, ты умер! Ложись и умирай! – кричал выскочивший из-за угла Тимофей, подпрыгивая на месте и размахивая игрушечным пистолетом.

– Тима, Тима, что ты! – принялась утихомиривать его Наташа. – Так нельзя на людей выскакивать. Хочешь пострелять – иди к Эдику.

– Нет, – нахмурился Тимоша, – я на него уже выскакивал, больше неинтересно. Я хочу на этого дядю! Почему на бабу Женю ты сама мне велела наскакивать, а на него не разрешаешь? Я его тоже хочу испугать.

– Потому что не разрешаю, – мягко, но непреклонно ответила Наташа. – Все, Тима, поднимайся к себе, скоро будем укладываться спать.