Знак Истинного Пути - Михалкова Елена Ивановна - Страница 51

Звуки становились все тише. Вот и хорошо, потому что Евгения Генриховна уже устала от звуков. Прямо под руками у нее было что-то мягкое, и она знала, что это ее внук, сын ее дочери. Ее мальчик. Она провела цепенеющими пальцами по пушистым белым волосикам, и последней мыслью ее было – хороший Знак.

Человек посмотрел на троих людей, копошившихся возле ребенка, и понял, что они не собираются причинять вреда мальчику. И ладно, потому что патронов оставалось не так много, их следовало экономить. Он спустился с крыльца и пошел по полю, чтобы забрать мальчика обратно.

Бабкин выхватил пистолет, глядя на приближающегося темноволосого мужика с невыразительным лицом, и приготовился стрелять. Тот спокойно дошел до них, но, увидев тело, лежащее на земле, вдруг изменился в лице и бросился к нему. Опустившись рядом с ним, он взвыл и все оставшееся время, пока Сергей с Макаром сажали Наташу с Тимом в машину, пока вызывали и ждали милицию, подвывал, раскачиваясь то вперед, то назад, не видя ничего вокруг, кроме неподвижного тела. Он не заметил, как у него мягко взяли из рук винтовку, не слышал тихого разговора двух сыщиков у себя за спиной. Он понимал лишь одно – что жизнь его окончена, потому что он, как ни старался, все-таки отплатил злом за добро.

Данила Солонцев легким шагом подошел к подъезду, распахнул дверь перед мамашей с коляской и получил в ответ благодарную улыбку и радостное «Спасибо, Данила». Улыбнулся в ответ, хотя на самом деле встреча была ему неприятна.

Эту девушку он давно приметил – такую готовую к тому, чтобы принять его Слово… Она сама еще ничего о том не знала, а он уже увидел, разглядел, представил, как поведет ее, вместе с другими безымянными, очередным путем, приносящим радость и откровение. Не всегда его предвидение оправдывалось, но в данном случае он был совершенно уверен, что оправдается. И вот неудача – за неделю до дня, на который Данила наметил первую с ней беседу, она встретилась с каким-то студентом и молниеносно выскочила за него замуж. А теперь вот уже крутится вокруг дома с коляской – с опухшим лицом, располневшая, заспанная. Была так близка к Свету и променяла его – на что? На животное существование? Данила покачал головой и вызвал лифт.

Отражение в зеркале лифта было прекрасным. Он это знал. И вовсе ни к чему было бы ложное кокетство. Нет, даже не кокетство – хуже! Потому что если Господь наградил тебя таким обликом, не признавать Его прекрасной работы было бы настоящим кощунством. Только кривой шрам на лбу омерзителен. Данила поморщился, глядя на него и вспоминая ту сумасшедшую, которая его оставила. Самое неприятное заключалось, конечно, не в шраме, а в том, что они так и не нашли ее. Даже странно, что она сумела как-то спрятаться от ловцов – в ее-то состоянии, с животом, с ранами….

Данила взлохматил светлые волосы так, чтобы они прикрыли шрам, и повернулся к зеркалу спиной.

Двери лифта открылись. Он сделал шаг на площадку, на которой, как обычно, мерзко пахло от мусоропровода, и краем глаза заметил движение у себя за спиной. Он только начал поворачиваться, как услышал приглушенный вскрик и почувствовал боль в правом боку. Боль была такая сильная, что у него потемнело в глазах, и Данила опустился на холодный пол, привалившись спиной к стене. Стена тоже была холодная.

Над ним раздался то ли всхлип, то ли смешок. Данила с трудом открыл глаза и увидел человека – он стоял спиной к свету, и лица было не разглядеть. Но человек присел на корточки, и Данила узнал…

– Иван Кордыбайлов? – с трудом выговорил он.

Лицо мужчины исказилось в гримасе.

– Да, Игорь, – сказал он хриплым голосом. – Значит, вспомнил мое имя, а? Настоящее, каким мать меня назвала, а не ту собачью кличку, которую ты мне дал.

– Вызови врача, – собрав все силы, приказал Данила. Сознание его прояснилось, и теперь он знал, что нужно делать. Этот Безымянный был слаб и безволен и остался таким даже после Посвящения. Данила совладал бы с ним, но он напал так внезапно. – Вызови врача, – повторил он, – а сам можешь бежать. Темнота в тебе взяла верх, но я тебя прощаю. И бог простит тебя.

Каждое слово давалось Даниле с трудом, правый бок невыносимо болел, а левый словно онемел. Он покосился вниз. С края куртки стекали на пол капли темной крови, сливаясь в небольшую густую лужицу.

– Побыстрей, и ты еще сможешь заслужить прощение, – произнес Данила почти шепотом. Но он знал, что человек, сидящий перед ним на корточках, его прекрасно слышит.

– Прощение… – протянул тот, внимательно глядя на Учителя. – Нет, Данила, не видать мне прощения. Я тех девочек каждую ночь вижу, все прощение пытаюсь у них вымолить, а они его не дают. Понимаешь? Не хотят меня прощать.

Мужчина опять как бы всхлипнул и поднял руку. В солнечных лучах блеснуло длинное широкое лезвие.

– А ты… ты иди к ним, иди, – неожиданно спокойно проговорил он. – Попроси у них прощения сам. У всех.

Данила попытался заслониться, но не успел. Лезвие вошло в левый бок, и он закричал от страшной боли.

– Смотри-ка… ты все не умираешь… – донесся до него шепот. – Правильно, дьявол – он живучий. Живучий…

Данила почувствовал, как его переворачивают на спину, как горячая рука хватает его за подбородок и тянет зачем-то вверх.

Мужчина перекрестился рукой с ножом, глядя на солнце за окном.

– Господи, прости, – прошептал он. – Не могу больше… Прости.

Потом наклонился и резко провел ножом по горлу Данилы.

Глава 15

– Эдуард, откуда он взялся? Вы его знали? – спросил Макар, глядя на Эдика.

Они сидели после похорон в гостиной. Все зеркала в доме были занавешены, цветы убраны, но здесь, в гостиной, не было ни зеркал, ни пустых ваз, и на секунду можно было представить, что ничего не случилось за последний месяц. Что в массивном кресле сейчас появится Игорь Сергеевич Бобров, а на диван присядет, исключительно прямо держа спину, Евгения Генриховна. Но на диване сидели Наташа с Эдиком, держась за руки, а в креслах расположились Бабкин с Илюшиным. Алла Дмитриевна и ее супруг исчезли куда-то сразу после поминок, Мальчик Жора, как и Ольга Степановна, не появлялись даже на похоронах. Тимошу Наташа с утра отвела в садик, и сейчас во всем особняке были они одни.

– Так вы его знали?

Макар подумал, что Эдуард Гольц держится неплохо после такого удара, как смерть матери. Хотя еще вопрос, что его потрясло больше – то, что она погибла, или то, что похитила его сына. То есть не сына, а племянника. Хотя в тот момент вообще-то сына…

– Знал, – вздохнув, ответил Эдик. – Это очень давняя история. Когда-то у мамы была подруга, Ирина Волейчук, а у той был сын. Борис попал служить в Афганистан и вернулся оттуда… вернулся конченым человеком. Тетя Ира показывала его психиатрам, ему прописывали какие-то лекарства, но ничего не менялось. Она как-то раз говорила, когда была у нас в гостях, что Боря стал пустой внутри. Да, я хорошо запомнил, так и сказала – что он стал пустой внутри. Тетя Ира думала, что хуже уже быть ничего не может, но потом Борис сел на иглу, и у нее в доме начался кромешный ад. Вы представляете себе бывшего афганца, который стал наркоманом?

Макар с Сергеем синхронно кивнули – они представляли.

– Тетя Ира снова пыталась его лечить, и опять без всякого результата. Тогда подключилась мама – нашла хорошую клинику, оплатила лечение, и он вышел оттуда совершенно другим. Правда, тетю Иру предупредили: от всего предыдущего лечения – а Борис много по больницам лежал, и в психиатрической тоже – у него в голове произошли необратимые изменения. Честно говоря, я никаких изменений не заметил, он всегда был молчаливый и какой-то странный. Но он все стал воспринимать на веру. Однажды тетя Ира ему сказала, что он матери моей должен быть по гроб жизни обязан, – так он каждый раз, когда она приезжала, глаз с нее не спускал. Просто сидел молча, ничего не говорил – только смотрел. Но все, что мама просила, делал. Сразу же, как собачка. А через несколько лет тетя Ира заболела и умерла, причем очень быстро. Борис остался один, и тут выяснилось, что он один не может – нужно, чтобы его кто-то направлял. Понимаете? Он даже за квартиру по счетам не мог платить, да и нечем было. Тогда мама ему помогла: отправила в дом деревенский, который еще родителям тети Иры принадлежал, а квартиру его стала сдавать. Вот на те деньги он и жил. Я его не видел много лет и даже не знал, что мама с ним какие-то отношения поддерживает. Думал, он сам постепенно научился жить. Как выяснилось, ошибся. Что с ним будет?