Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Finis Mundi. Записи радиопередач - Дугин Александр Гельевич - Страница 8


8
Изменить размер шрифта:
Одна лишь Клара
Мне в мире пара
Трала-трала-трала
Тра-ла-ла-ла-ла

Химеры обезумевшей реальности пытаются сбить посвященного с пути. Темное население ближнего зарубежья в магическом смысле, естественно эфиальты, гоблины, скорлупы, клиппот, призраки стремятся захватить ищущего пробуждения в свой страшный и бессмысленный хоровод. Сразу за магической границей лежит малопривлекательный мир. В общем и целом напоминающий наш собственный он также бессмысленнее и скучен, также эфемерен и преходящ, так же пуст и невразумителен. В суетной жизни мелких демонов не больше смысла, чем в заботах государственных чиновников или новых русских. Такие же косые оплывшие рожи, тот же глуповатый хохоток, та же терпкая влажная мразь души. Более того, между этими двумя пластами реальности существует крепкий сговор. Их объединяет общая тайна тайна пустого ореха, желающего быть расколотым… Герои Майринка по долгу плутают в лабиринтах внешних сумерек, сталкиваясь со всем черным пантеоном стражей порога. Миновать их не так-то просто. Страх и влечение, раз возникнув, могут погубить все дело навечно. Магическое пробуждение не для чистоплюев. Темные демоны часть нас самих. Ведь мы големы, оживленные тусклым мерцанием не принадлежащей нам жизни. Данной в рассрочку и с возвратом. Мы сами дыхание костей. Стражи порога.

Только признав это, перешагнув через отвращение (и самоотвращение) можно пойти дальше, вглубь манящих регионов духа туда, дворцы волшебного Андрогина, где нет времени и пространства и лишь белые крылатые фигуры строго и сосредоточено чертят сложные геометрические фигуры на желтом пергаменте судьбы мира и логику космических циклов…

Каждый человек это инструмент, только сам этого не знает. И лить одно Я не инструмент: оно пребывает в Срединной Империи, вдали от знаков плюс минус. Все остальное только инструмент. Невидимое инструмент Я.

Теме прорыва за опасные владения Стражей Порога, доминионы черных двойников, посвящен самый объемный и сложный роман Густава Майринка Ангел Западного Окна. Он повествует о духовном пути английского алхимика и мага Джона Ди. Лабиринты уводящих от цели магических ситуаций воплощены в двусмысленной и тревожной фигуре зеленого ангела, вестника промежуточного мира, состоящего наполовину из сублимированных энергий плоти, а на половину из сгущенных дыханий потустороннего. Центробежная сила действует не только на периферии в мире материи, но и на более приближенных к центру орбитах. В этом и состоит риск магического пути здесь можно навсегда остаться черным сателлитом какой-то вторичной и зловещей демонической звезды… Сам Джон Ди, которого посвященные из ордена Golden Dawn in the outer, считали создателем могущественного енохианского языка, (это и был язык зеленого ангела) преодолевает хотя и с большим трудом все препятствия. Но другой персонаж художественно более выразительный Бартлет Грин навсегда остается в промежуточном измерении в мирах Изиды Черной, лунной матери, покровительницы кошек, нищих, акробатов и бродячих актеров. (Честно гвооря, и это не мало). Бартлет Грин в Ангеле Западного Окна рассказывает о своей инициации в культ Черной Изиды:

Внезапно я увидел странный мир: в воздухе кружились синие неведомой породы птицы с бородатыми человеческими лицами, звезды на длинных паучьих лапках семенили по небу, куда-то шествовали каменные деревья, рыбы разговаривали между собой на языке глухонемых, жестикулируя неизвестно откуда взявшимися руками… черный дым… на самом горизонте… какой-то плоский, словно нарисованный… Чем выше он поднимался, тем становился шире, пока не превратился в огромный черный треугольник, обращенный вершиной к земле. Потом он треснул, огненно-красная рана зияла сверху донизу, а в ней с бешеной скоростью вращалось какое-то чудовищное веретено… наконец я увидел Изиду Исаис. Черную Мать… Тысячерукая она ткала на своей гигантской прялке человеческую плоть… кровь струилась из раны на землю, алые брызги летели в разные стороны…. попадали на меня, теперь я стоял окропленный зловещей экземой красной бубонной чумы, видимо, это и было тайное крещение кровью….. на оклик Великой Матери та, что спала во мне подобно зерну, проснулась, и я, слившись с нею, дочерью Исиды, Исаис, в единое двуполое существо пустил ростки на земле вечной жизни…

Впечатляющее описание первой стадии тантрической инициации. Слияние с дакиней ипостасью черной богиней Кали. В алхимии это называется режимом женщины. Доминацией Луны.

Дщери Иерусалимские! Черна я, но красива. Как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы… О как ты прекрасна, возлюбленная моя, как ты прекарсна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими, как стадо коз, сходщих с горы Галаадской… Восстани, севере и гряде, юже, и повей во вертограде моем, и да потекут ароматы мои

Густав Майринк отчетливо понимал, что в нашем мире что-то радикально меняется. Конечно, законы магии и алхимии в сущности одни и те же, но космические циклы влияют на способы и пути духовной реализации. Майринк подобно Генону и Эволе однозначно констатирует мы живем в самой низшей точке космической полночи, в период великой Вальпургиевой Ночи.

Вальпургиева Ночь, так и называется один из его романов.

Для посвященного всякий мир темница, и всякая эпоха путы, ведь он стремится к полному освобождению от законов времени и пространства. Но все же есть такие миры и моменты времени, когда дело обстоит особенно плохо. Стяжать спасения особенно трудно. Пробудиться особенно тяжело. Это период конца цикла. Кали-юга. Железный век.

Раз в год 30 апреля наступает Вальпургиева ночь. Тогда как говорят в народе мир демонов выходит на свободу. Но есть и космические вальпургиевы ночи. Они разделены слишком большими временными интервалами, чтобы человечество могло их вспомнить, поэтому каждая космическая Вальпургиева ночь считается новым, никогда прежде не встречавшимся явлением. Сейчас начало такой Вальпургиевой ночи. В такую ночь высшее становится низшим и низшее высшим. Тогда события почти без всяких причин взрываются одно за другим, тогда уже ничего нельзя обосновать, психологически, как в известных романах, где полова проблема люб-ви-и (стыдливо прикрытая, чтобы бесстыдней ее высветить) предстает каким-то ядром мироздания, а в счастливом замужестве буржуазной тетки усматривают чуть ли не воскрешение божественной поэзии. Час пробил, и псы диких егерей вновь перегрызут свои цепи. Но и для нас нечто ломается на двое великий закон молчания. Завет Народы Азии храните свои священные владения в тайне более не действует для нас. Мы должны говорить

В конце жизни сам Майринк принимает буддизм в тантрической версии Бо-Ин-Ра. В эзотеризме Востока он видит единственный ответ на проблемы, поставленные Вальпургиевой Ночью. Центром которой является выродившийся, утративший свою духовную традицию Запад.

Майринк умер 4 декабря 1932 года. К этому времени его литературная слава сошла на нет, последовавшие за Големом чисто эзотерические романы Зеленый лик, Белый Доминиканец, Ангел Западного Окна были встречены критикой и читателями с прохладным безразличием, став достоянием профессиональных мистиков. Любопытно, что на итальянский почти все романы Густава Майринка перевел никто иной, как Юлиус Эвола. Вообще Эвола очень ценил Майринка, считая его редчайшим исключением среди современных западных эзотериков. Их объединял и интерес к алхимии и магии, и тантризм, и контакты с Цепью Мириам Креммерца, о совершенно особенный холодный аристократизм, полное отсутствие неоспоритуалистической сентиментальности. Генон более строгий и более академичный, напротив, относился к Маринку довольно скептически, считая, что слишком откровенное изложение эзотерических идей в художественной форме чревато пародией и искажением их содержания. Кроме того Генон крайне неприязненно относился к буддистской традиции.