Прелюдия (СИ) - Горохов Александр Викторович - Страница 5

Вот это «пока» меня и насторожило. А Туманян, поморщившись, признался:

— Расчёты показали, что «пятно контакта» деградирует. Предельный срок операции по переброске — июль-август 1994 года, после чего свойства «пятна контакта» восстановятся лишь через дюжину лет.

Ну, это в дополнение к тому, что выбрать «конечную» дату в прошлом мы не можем: «прокол во времени» возможен лишь на строго определённое количество дней. Точнее — часов. Поэтому дата и время нашего года и года попадания совпадать не будут.

В-третьих, и это самое главное, попадём мы не в собственное прошлое, а в какое-то «ответвление временнОго потока». Выяснением, какое именно, чем оно отличается от известного нам прошлого, Туманян и занимался всю весну и лето1993 года. И не в столице или её окрестностях, а там, на Урале, который он признал наиболее удобным для наших целей. Там, где мы с Борькой, занимаясь подготовительной работой, арендовали здоровенный кусок полигона, принадлежащего выведенной из Чехословакии 15-й гвардейской танковой дивизии.

Признаться, Уманского мы с Иваном Степановичем использовали, используем и будем использовать «втёмную». В отличие от нас, убеждённых, «твердокаменных» большевиков, Борька «Совок» (его словцо) ненавидит всеми фибрами своего чемодана. А сталинские времена считает худшими из тех, что были в истории нашей страны. Так что раскрыть перед ним, что мы собираемся сделать, это гарантированно убить дело на корню. Пока же он просто «тащится» от того, что его бывший куратор наконец-то осознал все прелести свободного предпринимательства, и теперь сам «рубит бабло» в особо крупных размерах. Пусть пока и не удосужился прикупить малиновый пиджак, как «все нормальные люди», включая Бориса.

Да, собственно, он и не лезет в то, чем занимаются со всей этой оружейной «темой» люди, подбор которых лежит на моих плечах. Просто обеспечивает мне «режим благоприятствования» со стороны высоких чиновников и своевременный «занос» необходимых «для смазки» сумм. А уже мои люди и по базам хранения мотаются, и совсем уж негодные образцы боевой техники взрывают и продают на металлургические заводы. По всему бывшему Советскому Союзу, обломкам которого досталось это богатство, которое они не знают, куда пристроить.

А параллельно, негласно, ведётся подбор кадров, которые «не вписались в рынок», говоря словами рыжего Борькиного единородца, и готовы бросить всё, чтобы снова вернуться в СССР. Не абы кого, а именно специалистов: военных разных специальностей, связистов, радиоэлектронщиков, авторемонтников, квалифицированных рабочих-станочников, учёных химиков, физиков и механиков. Даже институтских и техникумовских преподавателей: мало ли, кто теперь вынужден либо дворы мести, либо лифчиками на базаре или «Юппи» и «Сникерсами» в ночных киосках торговать?

А эшелоны с «бэушной» боевой техникой и боеприпасами, «подлежащими уничтожению методом взрыва», уже стучат по стыкам железных дорог в сторону станций Мисяш и Бишкиль, где их разгружают, технику и снаряды с патронами и ракетами, перевозят на полигон танковой дивизии, где аккуратно «складируют». И с Украины, и из Сибири, и даже с Дальнего Востока везём. Тем более, Иван Степанович отчитался о том, что вот-вот начнём второй этап задуманной нами операции.

Фрагмент 3

5

Дмитрий Новиков, октябрь 1993 года

Я перескочил через рельсы, и мы обнялись с майором. Там, в Афгане, мне довелось очень своевременно положить снаряд под ноги «духу», целящемуся из РПГ в Т-55 Смирнова, и, возможно, спасти жизнь взводного. Так что до самого моего дембеля он считал себя обязанным мне.

— ЗдорОво, снайпер! — отпустил меня Николай Иванович и сжал мою пятерню обеими руками. — А ты как здесь оказался? Ты же, вроде, с Урала.

— Да там же сейчас и живу, сюда по делам коммерции явился, — грустно махнул я рукой. — А вы какими судьбами здесь?

— Служба, — хмыкнул тот. — Кстати, теперь неподалёку от твоих родных мест обитаю. После Афганистана меня в Чехословакию перевели, а потом нашу дивизию вывели в Чебаркуль.

Судя по интонации, с которой он произнёс последние слова, от собственной карьеры Смирнов тоже… не в восторге.

— Только я теперь уже в запасе, будь оно неладно. Хоть форму и имею право носить, но в таких вот командировках, как эта, полузаконно. Я ведь теперь тоже на частников тружусь, несмотря на то, что по-прежнему с танками связан. Может, слышал, что часть Чебаркульского полигона московская фирма арендовала и теперь на нём занимается утилизацией боевой техники по требованию американцев?

Как не слышать? Даже собственными ушами слышал. От Миасса до полигона километров двадцать. Если по дороге через заповедник. А напрямую и того ближе. По ночам даже звук взрывов утилизируемых боеприпасов доносится.

— Платят хоть нормально?

— Платят хорошо, — удовлетворённо мотнул головой бывший взводный. — А у тебя как?

Как у меня? В двух словах обрисовал перспективу, вырисовывающуюся после окончания этой командировки. И Николай Иванович призадумался на несколько секунд.

— Насколько я помню, боевую машину ты знал отлично. И мотор, и механизмы помогал ремонтникам чинить. Может, если совсем уж хреново станет, в нашу «хвирму» попробуешь устроиться? Нам нужны ребята, которые бы, как я, мотались по базам хранилищ военной техники, контролировали, что нам отдают — полных хлам или боеспособные образцы — и сопровождали эшелоны до Чебаркуля. Если что, я протекцию составлю.

Я не знаю, почему после окончания автотехникума военкомат распределил меня не водителем, а именно танкистом: нам ведь всем, годным по состоянию здоровья, права категории «С» выдали после соответствующего обучения. Может, на водил уже заявки исполнили к моменту моего призыва, а может, ещё по каким причинам. И в танковой учебке не в рембат отправили, хотя моя гражданская специальность Техническое обслуживание и ремонт автомобилей (ТОРА) по профилю для этого ближе, а учили на наводчика. Но так уж случилось, что «за речкой» я служил именно наводчиком Т-55.

Обыкновенно служил. Не геройствовал, но и труса не праздновал. Так что вернулся домой без наград, только с обыкновенными солдатскими значками: «Отличник Советской Армии», «Специалист 2-го класса», «серебряный» «Бегунок», полученный ещё в учебке.

После армии устроился в Троллейбусное управление, ремонтировать «рогатых». Там и трудился, пока бесплатный проезд (нет, реально у нас в городе с 89-го года проезд на всех видах транспорта бесплатный! Платят за него предприятия, а не люди) не привёл к тому, что зарплату стали задерживать. А там «покатился по наклонной». В смысле — ушёл в коммерческие структуры. Наёмным работником. Всё хотел на какую-нибудь подержанную машину заработать. И если бы эта сделка, ради которой я в этой жопе появился, «нормально срослась», к исполнению давней мечты я бы приблизился. Если только опять цены на машины не скакнут.

— А с жильём для иногородних у вас как?

— Для одиноких — с общежитием нет проблем, а если семейный, то придётся самому что-нибудь снимать.

«Семейный» — это не про меня. Был семейный, да весь вышел.

После гибели родителей пару лет до окончания школы жил у деда-ветерана с бабушкой. А поскольку они не потянули бы мою учёбу в институте в областном центре, пришлось оставить мечту о высшем образовании и пойти в технарь в родном городе. Дед и все четверо дядюшек всю жизнь баранку крутили, а я, вот, решил машины ремонтировать.

Через год после армии женился, и супруге удалось «выкрутить» для нас комнату в общаге. Она же «активистка» (вот на этой её активности мы и «снюхались» на одном из городских молодёжных мероприятий), член Совета молодых специалистов оборонного предприятия, так что после рождения дочери мы уже въехали в двухкомнатную «хрущёбу», которую она получила через Совет. Инженер-электронщик, выпускница ВУЗа с «неприличным» названием ХИРЭ, переводимым как Харьковский институт радиоэлектроники, разработчица ракетной техники. Так что пришлось за ней тянуться, в вечерний институт поступать. Да только из-за того, что у нас, ремонтников троллейбусов, работа посменная, не очень-то получалось учиться.