Игра без козырей - Воронин Андрей Николаевич - Страница 5

– Я все скажу! – закричал Барон.

– Нам много не надо, имя и адресок. Можно телефон, – Коготь вытащил блокнот, в котором прятал расписание, достал ручку и, присев на корточки, приготовился записывать. – На какую букву?

– "Г" – выдохнул наркоторговец.

– Вот, черт, – приговаривал Коготь, – затерся алфавит совсем, надо блокнот менять, много у меня таких, как ты. Цигель, цигель, быстро, быстро, время поджимает! На "Г", говоришь?

– Гетман Богдан Борисович.

– Где живет?

– Не знаю, но встречаемся мы с ним каждый понедельник у метро «ВДНХ». Не я один прихожу, так что ждать он будет точно.

– Народу там много, – вздохнул Коготь, поглядывая вдоль путей, не показались ли огни локомотива.

– Отвязывайте, быстрее отвязывайте!

– Куда торопишься? На поезд опоздать боишься? Телефончик дай или хотя бы опиши.

– Он в машине ждет, желтая «Нива» четырехдверная, – Барон назвал номер, – напротив цветочных рядов обычно ее ставит. Милиция его там не трогает.

Гудение приближающегося поезда нарастало, но огней еще не было видно.

– Не может быть, чтобы ты телефончика его не знал. Да и пароль должен быть.

Рельс уже грохотал под Бароном. Он выложил все, что знал, – и номер телефона, и пароль, и даже описал Гетмана.

– Это хорошо, молодец, – Коготь потрепал наркоторговца по плечу, вытащил из кармана нож, выщелкнул лезвие, поднес к веревке, задумался на несколько секунд и принялся выковыривать грязь из-под ногтей кончиком лезвия.

– Отвязывайте быстрее!

– Еще один вопрос: откуда наркоту возят? Насколько мне известно, в России она появилась совсем недавно.

– Да. Второй месяц только! Дешевая, «синтетика». По-моему, ее из Польши прут, но точно не скажу. Это все у Гетмана узнаете.

– Не бойся, его тоже сюда привезем, симферопольский регулярно ходит, это мой любимый поезд. И знаешь, что интересно, место тут какое-то заколдованное: как положишь человека на рельсы, он чистую правду говорит. Уже не раз убеждался, никто не соврал. Спросишь адресок – назовет, придешь – точно, нужный человек по нему живет. Так что мы тебе верим, как своей маме.

– Отвязывайте быстрее! Режь веревку, – Барон извивался, дергался, но, естественно, рельсы были крепко прибиты к шпалам, а на шнуре при желании можно было повеситься.

– На таких шнурах можно легковые машины из грязи вытаскивать. Жаль веревку, – сказал Коготь.

– Не надо веревку жалеть, она на то и сделана, чтобы привязывать. Для Гетмана мы другую купим, – предложил сердобольный Станчик.

Из-за поворота показался свет мчащегося локомотива.

– Отвяжите! – крики и вопли наркоторговца уже сливались с грохотом поезда.

– Извини, опоздали, – прошептал на ухо наркоторговцу Коготь и отступил в темноту.

Барон уже не слышал собственного визга. Он исхитрился повернуть голову и посмотрел на бешено сияющие огни локомотива.

Помощник машиниста в это время подносил к сигарете своего шефа толстую рыбацкую спичку. На пути они не смотрели.

– Огонь такой, что ему ни дождь не страшен, ни ураганный ветер, – сказал машинист и перевел взгляд на полотно. Ему на какое-то мгновение показалось, что перед самым локомотивом мелькнуло что-то темное. – Собака, наверное, или заяц, – проговорил он.

Машинист с наслаждением затянулся.

– Что они, дураки, по рельсам бегать? Они издалека грохот поезда слышат.

– А если заяц глухой?

– А если он вдобавок слепой?

И симферопольский, не сбавляя скорость, точно по расписанию помчался на юг. Пассажиры в предчувствии хорошего отдыха наливали водку, закусывали курятиной, баловались пивком. А на верхних полках мирно спали дети, счастливые тем, что их летние каникулы продлятся как минимум на неделю.

Станчиков и Коготь стояли у подножия насыпи, прислонившись к большой старой ели, прятали в кулаки огоньки сигарет.

– На рельсах все говорят правду, более полную, чем в церкви на исповеди.

– Мне рельсы тоже нравятся. Ни бить человека не надо, ни мучить, все само собой получается. Коготь, а ты бы на рельсах правду сказал?

– Чтобы сказать правду, ее знать надо, а я предпочитаю лишних вопросов не задавать.

Красные огоньки поезда скрылись за поворотом. Коготь прислушался: что-то катилось к ним по откосу, шурша в траве. Что это, он уже знал, и поэтому отступил в сторону. Станчиков же был не так догадлив, прямо у его ног застыла отрезанная голова наркоторговца. Станчиков вскрикнул и отскочил.

– Не бойся, за палец не укусит, – расхохотался Коготь. – Ты поддай ее ногой.

Станчиков неумело перекрестился и аккуратно откатил голову в густую траву.

– Нехорошо, когда покойник по частям валяется.

– Долго валяться не будет, уже завтра путейцы найдут, милицию вызовут. А нам с тобой ехать надо.

– Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, ехал поезд запоздалый, – напевал себе под нос Коготь, взбираясь на откос. – Любил я в детстве ходить по рельсам, – сказал он, расставляя руки и балансируя на одном рельсе. – Теперь не получается, а раньше я хоть километр мог пройти, – он соскочил в хрустнувший щебень и сбежал по откосу.

Станчиков все еще оглядывался. Он уже в который раз не мог понять, как так получается: был человек, проехал поезд, и на тебе, ни крови, ни рук, ни тела, ни веревок, одна голова осталась.

Было в этом что-то мистическое, но так было даже спокойнее, чем если бы труп остался лежать на железнодорожном полотне.

Прикол с рельсами предложил босс Станчика и Когтя – Полковник. Сам он на подобные забавы не выезжал, ему же про рельсы рассказал дед, знаменитый украинский партизан. Так они расправлялись с полицаями и захваченньми в плен немцами – привяжут к рельсам, а сами под деревьями ждут.

Продолжая напевать незатейливую песенку про рельсы и шпалы, Коготь уверенно гнал огромный джип к городу.

– Злые мы какие-то, – докуривая уже третью сигарету, сказал Павел Станчиков. – И ты злой, Олег, и я. Война нас, наверное, такими сделала. Представляешь, наши деды четыре года с фашистами воевали и все равно не такие злые, а мы – как звери. К Полковнику подходить страшно бывает…

– Я тоже его боюсь. Глянет, так у меня аж позвоночник хрустеть начинает. Может, свинтить нам.., и с концами?

– Свинтишь тут… – Коготь барабанил пальцами по баранке, – из-под земли вытянут. И знаешь что, Пашка, самое плохое?

– И что же?

– То, что нас с тобой в случае чего даже к рельсам привязывать не повезут. Кто мы для Полковника? Таких, как мы, он сотнями на тот свет отправлял, так что одним солдатом больше, одним меньше – ему все до плеши. Сердца у него нет, у него только бабки на уме, а мы для него – солдаты. Кстати, набери, позвони, на месте он?

Станчиков взял мобильный телефон, быстро набрал номер:

– Пятый, это я, Станчиков говорит. Шеф на месте?

– Скажи, через сорок минут мы будем, У нас все в порядке, пусть не волнуется, – Да поторопимся, понимаем, ночь.

– Давай, гони быстрее, – отключив телефон, пробурчал Станчиков, глядя на стрелку спидометра, дергающуюся у цифры сто, – Полковник злится, дважды спрашивал, где мы. Представляешь, сам даже позвонить ленится, небось сидит жрет и на девок глазеет.

– Мы с тобой недавно тоже глазели.

– Мне на них смотреть не хотелось.

– А я стресс снимал, – Коготь нервно дернулся, но машина при этом не вильнула ни на миллиметр.

Подъехав к шлагбауму, Коготь посигналил. Заспанный охранник выскочил на улицу, подошел к машине и взглянул в лобовое стекло. На лице появилась улыбка, шлагбаум взлетел вверх, и охранник, дурачась, отдал честь.

– Придурков набрали!

– Молодая поросль, – сказал Станчиков. Джип въехал во двор. Тут Коготь уже не лихачил, крутом стояли дорогие тачки, так что даже их джип смотрелся дешевкой, и было видно, что приехали не хозяева, а обслуга. Коготь и Станчик подошли к тяжелой железной двери, снабженной прорезью из пуленепробиваемого стекла, и трижды позвонили. Над крыльцом вспыхнула лампочка, прорезь открылась, и в ней появилась пара глаз со сдвинутыми к переносице бровями.