Игра без козырей - Воронин Андрей Николаевич - Страница 15

– Что-то вы в Белоруссии всех бояться стали? А ты не боишься, майор, что я тебя сдам?

– Нет, ты свой. Тебе меня сдавать смысла нет, не с руки.

Смирнов вытащил из-за пояса пистолет, положил в ящик, рядом пристроил две запасные обоймы, документы на оружие положил сверху. Мужик в кожанке запаковал оружие и документы в отдельный полиэтиленовый мешок, стянул скотчем.

– Как порнографию прячешь, в непрозрачную упаковку.

– Ты уж, Смирнов, не обижайся, но, если нас с майором накроют, скажем, что нашли пушку на дороге. Ты уж придумай, как ты его потерял, там и адрес твой указан, и телефон.

Ментовский майор явно чего-то ждал, барабанил пальцами, покусывал нижнюю губу. На стоянку заехали три фуры-рефрижератора. Шестеро водителей тоже сдали оружие.

– Порядок, – мужчина в кожаной куртке дернул ползунок молнии, хоть тот и был задвинут до отказа. – До двух часов – наша смена: и ГАИш-ники, и погранцы, и таможенники. Если не успеете до двух, а мало ли чего, то лучше позвони, сами не лезьте. Эти хорошо прикормлены, а другим деньги давать – не дело. Есть одна смена… – и майор тяжело вздохнул.

– Денег не берут? – спросил Смирнов.

– Берут, но все равно шмонают по полной программе, машину могут до винтика разобрать, а собирать-то вам самим придется. Только недозволенного не везите.

– Мы же честные торговцы.

– Мало ли чего? Закинет кто-нибудь картонку сигарет или ящик водки, а потом из-за такой мелочи неприятностей море.

– У нас все в порядке, – сказал Смирнов. Майор все-таки выбрался из-за руля, взял Смирнова за плечо и отвел в сторону. Затем выразительно посмотрел в глаза. Смирнов придерживался традиции, сделал вид, будто ничего не понимает. Майор помялся, затем широко улыбнулся, лихо козырнул и представился:

– Майор Сидорчук, трое детей.

– Дело говоришь, – засмеялся Смирнов, вытаскивая из кармана конверт, на котором были нарисованы одна звездочка и буква "М". Майор рассмотрел подарок:

– Звездочка – понятно, а почему "М"?

– Потому, что мудак, – Смирнов хлопнул майора по плечу. – Но хороший мудак.

– Не хотел ты мне баксы в русские перебить, я тебе это еще припомню.

– Баксы лучше, они – общесоюзная валюта, а русские – что? Дерево – оно везде дерево, даже в твоей сраной Польше за русские ничего не купишь, а за баксы где хочешь купишь.

– Ничего ты не понимаешь, – сказал майор, – деньги в доме должны быть разные – немецкие, русские, французские. У меня даже голландские гульдены есть.

– Ты, наверное, нумизмат?

– Не ругайся, Смирнов. Мы хоть и друзья, но я и обидеться могу, все-таки я при исполнении.

– Мужики, все готовы? – крикнул Смирнов.

– Да, шеф, готовы.

Заурчали двигатели. Майор забрался в милицейский уазик. Машина качнулась – так и осталась чуть наклоненной в левую сторону.

«Майор центнера полтора весит, разъелся возле границы», – подумал Смирнов.

На милицейском уазике полыхнула мигалка.

«Лишь бы сирену не включил!» – зло подумал Смирнов.

Но майор любил тишину, и колонна, возглавляемая милицейским уазиком с мигалкой, понеслась по трассе. Перед самым въездом в Брест милицейский уазик отвалил в сторону и повез майора к родному дому в деревню, где жила его теща. Там американские доллары заняли достойное место в коллекции между пачкой немецких марок и чешских крон.

Основная часть богатства майора хранилась в старом сантехническом чемоданчике на чердаке сельского дома. Теще он не очень доверял, но та была старой и взобраться по самодельной лестнице на чердак не могла. Да и надежный замок охранял люк, а ключ майор держал в потайном месте.

Майор, не говоря ни «здрасьте», ни «до свидания», забрался на чердак и, лишь когда избавился от денег и забросал чемоданчик ветошью, высунул голову в люк:

– Доброе утро, мама, – ласково произнес он и бросил в сторону тихо:

– Что б ты сдохла, старая карга.

– Гриша, я блинов напекла.

– Это хорошо, мама, – грузный майор по скрипящей лестнице бережно спустил свои полтора центнера веса к столу, на котором высилась полуметровая стопка толстых блинов.

– Что ты все на чердаке прячешь?

– Не ваше дело, мама, это все принадлежит вашим внукам. «Золото, что ли?» – подумала старая женщина, но поняла: увидеть богатства зятя воочию ей никогда не доведется. Рассказать кому-нибудь страшную тайну у нее язык никогда не повернется, ведь это в самом деле были деньги ее внуков – трех мальчишек, оглоедов, которых старуха любила беззаветно, позволяя им делать все, что угодно, кроме лазанья на чердак. Когда майор привозил в гости к теще детей, то прятал лестницу, ведущую на чердак, в сарай.

Майор скрутил блин трубочкой, помакал в растопленное сало и в два приема отправил в рот. Худенькая теща сидела на табуретке под ходиками напротив зятя и с умилением смотрела на то, как уменьшается стопка блинов. Ей никогда не удавалось напечь их столько, чтобы зять не съел их все до единого.

Зятем-майором она гордилась. Вся деревня завидовала ей, когда на пыльной улице появлялся со включенной мигалкой ярко-желтый с синей полосой милицейский уазик.

Проглотив последний жирный блин, Григорий Сидорчук сытно хрюкнул, скосил глаз на литровую кружку кислого молока, круто посолил его и выпил не отрываясь. Теща майора милиции с облегчением вздохнула, она угодила зятю.

– Мама, а что это вы гирьки не подтянете? – майор выбрался из-за стола, бережно подтянул гирьки ходиков и сыто, довольно улыбнулся:

– Ну вот, пора ехать, а то я тут, мама, вас от дела отвлекаю.

– Когда внучков привезешь?

– В школу они уже ходят, оглоеды, – пробурчал майор.

– Хорошие у вас детки, что ты на них жалуешься? Очень хорошие! И мне помогают, и к соседям в сады не лазают.

– Еще бы они лазали, я бы им показал! Ну ладно, мама, некогда мне с вами разговоры разговаривать. Служба требует, чтобы я был на месте, – майор произнес эту тираду буднично, но важно.

Он надел китель, который с трудом застегнулся на объемном животе, водрузил на голову фуражку.

– Может, вечером заскочу, гляну, как вы тут.

– Вот хорошо будет!

– А может, и нет.

Уазик опять качнуло, когда хозяин сел за руль. Пока все шло по часам, график был отработан с точностью до нескольких минут. Дорогу перед подъездом к таможне перегораживал шлагбаум ГАИ, рядом с ним стоял уже не затрапезный уазик, а новенький «Опель» с мигалками и два автоматчика в бронежилетах. Перед шлагбаумом растянулась длинная очередь фур – километра на полтора. Никаких удобств рядом с дорогой не было, водители располагались прямо на обочине и в кюветах. Приученные к долгому ожиданию, они даже не роптали, раскладывали столики, стульчики, кто-то крутился у примуса. Перекусывали, играли в карты.

Майор милиции рассчитал все до минуты. На самом подъезде к шлагбауму ГАИ он обогнал колонну из трех фур и с отключенными мигалками повел своих по свободной полосе к заветному шлагбауму. Майор, подобострастно улыбаясь, выбежал из уазика и остановился у автоматчиков, к которым присоединился подполковник, в чьи обязанности входило поддержание порядка в очереди. Короткий разговор, затем подполковник уединился с майором в «Опеле» и, скрытые от глаз ожидающих пропуска, уладили все дела. Появился майор с заветной бумажкой, в которой было указано количество машин и людей.

Шлагбаум поднялся. Майор помахал рукой Смирнову, дескать, пока, вперед, счастливой дороги. Провожаемая завистливыми взглядами водителей, у которых не было своих людей в местной милиции, колонна фур-рефрижераторов, обходя машины, ожидающие пропуска, подкатила к таможенному терминалу.

– Здорово, бойцы! – рявкнул толстый майор, обращаясь к таможенникам. Даже овчарка, сидевшая у ноги таможенника, дернулась от этого крика. – Что, работа кипит?

– Кипит, майор, – сказал таможенник, заглядывая под машину, а затем в глаза водителю.

– Этих надо быстро, – указал майор на три рефрижератора, – я с подполковником вопрос решил. Это наши постоянные, из братской России. Славяне – братья, а не какая-то там чернота.