Вперед в прошлое 7 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 8

— Надо задействовать все средства. Тем более, насколько я знаю, заявление должны были принять.

Директор кивнул на зеленый дисковый телефон, стоящий на подоконнике. Я шагнул к нему и по памяти набрал Лялину. Слава богу, ответила она сразу же.

— Анна, у нас ЧП, — без прелюдий сказал я. — Одноклассница оставила предсмертную записку и предположительно пошла топиться. Ее нигде нет. Ваши коллегии не берут заявление, считая ее действия манипуляцией. Что делать?

Анна молчала, из трубки доносился шелест помех.

— Помогите! Родители девочки в отчаянье, грозят прокуратурой, потому что ее искать не хотят, — усилил натиск я. — Вдруг ее еще можно спасти, и каждая минута на счету! Вы же мать! Лика ведь тоже недавно…

— Я думаю, — прервала меня Лялина. — Перезвоню через пять минут. Куда?

Дрэк слышал наш разговор, продиктовал номер, я сказал его Лялилой, и она прервала связь.

— Как это не приняли заявление? — возмутился директор. — Не имели права!

Опыт взрослого прорвался сквозь растерянность нынешнего меня, и я сказал:

— Время такое: никто никому не нужен. Да и регион… своеобразный, тут прокуратура не поможет, потому что рука руку моет. Потому надо действовать самим. Сейчас, дождемся ответа Анны, и будем думать, что делать.

Бабка смотрела то на меня, то на телефон. Из объекта ненависти я превратился в источник надежды. Пошатываясь, к нам пришла заплаканная и бледная мама Инны, привалилась к стене. Секретарша притащила ей стул, но садиться женщина не стала.

Я поделился соображениями, что, скорее всего, расстраиваться рано и Инна жива. Возможно, она и не пострадала, просто, убитая горем, не понимает, как больно делает своим родителям. Потому ее надо срочно найти, этим мы и займемся в ближайшее время, вот, только дождемся…

Зазвонил телефон, я взял трубку.

— Дай мне родителей девушки, — сказала Лялина, и я передал трубку матери Инны.

Анна представилась и подробно рассказала, куда идти, как писать заявление, и в ответ на жалобы на ментов, уверила, что там уже ждут и, как только будет заявление, сразу же приступят к поискам.

Как и родичам Инны, мне очень хотелось верить, что все обойдется.

Потому что как жить, зная, что послужил причиной смерти одноклассницы?

Слушая Лялину, мать Инны наполнялась уверенность, кивала, спина его распрямлялась, в глазах зажигалась решимость. Лялина не должна была этого делать, но она подробно рассказывала, что подростки ранимы и безрассудны, и рано отчаиваться, но тревогу бить нет, не рано, и что милиция поможет, и лично она, старший лейтенант Лялина, проконтролирует, чтобы все было сделано наилучшим образом. А пока стоит проверить подруг и места, где девочка могла бы затаиться — она может не идти домой, испугавшись наказания. Одно дело — порыв, такой благородный и красивый, и другое — найти смелость и выключить для себя солнце навсегда.

Распрощавшись с Лялиной, мать Инны поблагодарила директора, кивнула мне и собралась в отделение. Я сказал:

— Терять время нельзя. Менты раньше, чем через час, суетиться не начнут. Предлагаю освободить мой класс от занятий, и мы начнем прочесывать берег.

Директор поскреб ручкой за ухом — наверное, соображал, как это побыстрее провернуть. Я ему помог:

— Предоставьте мне одноклассников, а сами предупредите учителей, что нас не будет. Вы, — обратился я к бабушке, которая перестала умирать и подобралась, — извините, не знаю, как к вам обращаться.

— Валентина Марковна.

— Очень приятно… хотя нет, вру: неприятное знакомство вышло. Вы, Валентина Марковна, с нами не ходите, а проведите работу с соседями, проверьте те места, где Инна может прятаться.

— Если она прячется, я ее выпорю, как сидорову козу! Это ж надо додуматься!

Ну вот, уже хорошо, что перестали воспринимать Инну мертвой. А вот я — не перестал, я боялся этого до икоты, до ледяного кома под сердцем.

Если это случилось — уеду и больше не вернусь. Начну все с нуля, побреюсь наголо, выбью зубы, чтобы девки не западали…

Стоп! Инна — жива, осталось просто ее найти. Только бы не вздумала куда-то уехать! Тогда найти ее будет сложнее.

Я обратился к секретарше:

— Прозвоните, пожалуйста, морги и больницы. Вдруг Инну достали из воды и доставили с переохлаждением.

Директор то ли улыбнулся, то ли скривился, и не сдержался:

— Эк ты всех построил! Теперь верю, что смог провести пикет. Что ты делаешь с оболтусами такого, что они тебя слушаются?

— Людям нравится перекладывать ответственность, нравится, чтобы решали за них — но в их пользу. Вот и ответ.

Дрэк подытожил:

— Елена — в милицию, Алла — звонить, Валентина Марковна — искать, Павел — прочесывать берег. Ты весь класс собираешься поднять на поиски?

— Тех, кто согласится. Откажутся, может, трое. Тем, кто со мной не дружит, захочется если не помочь, так легально прогулять уроки.

Мы с директором направились в класс, я не спешил, прокручивал в голове то, что надо сказать. Про самоубийство из-за любви — нет, да и вообще про самоубийство не стоит — сама Инна спасибо скажет, когда найдется…

Если найдется. Мне удалось убедить отчаявшихся людей в том, что она жива, но самого бросало то в жар, то в холод. Вот сейчас накатило неверие, а с ним — отчаянье, аж руки заледенели и холодный пот выступил.

Сейчас пойдем берег прочесывать, а она лежит мертвая, холодная, синяя, и чайка глаз выклевывает… Бр-р-р!

— Про самоубийство — ни слова, — проинструктировал я дрэка, — всем говорим — просто пропала, пошла на море и не вернулась.

— Да, так правильно, — кивнул он.

Мы вошли в кабинет — у доски отвечала Гаечка, осеклась, уставилась радостно на дрэка и воскликнула:

— Геннадий Константинович! Вас нам вернули? Ура-а-а!

И аж запрыгала у доски, хлопая в ладоши. Никитич растерялась, она думала, что меня вызывают на ковер. Визит дрэка все восприняли как явление царя народу, встали, захлопали. Баранова тоже аплодировала, и Райко — если бы сидела неподвижно, это воспринялось бы как недовольство, а зачем ей злить директора при ее любви к вылизыванию начальствующих задов?

Директор сделал вид, что ему все равно, но как же трудно было скрыть, что он приятно удивлен! Да нет, он просто счастлив! И про Инну он почти забыл, купаясь в лучах обожания. Всем надо, чтобы их любили: и старым, и юным. И чем сложнее любить человека, тем сильнее он нуждается в любви.

— Спасибо, тронут. — Он сперва приложил руку к груди, потом вытянул ее вперед, будто веля всем замолчать. — На самом деле повод нерадостный.

Воцарилась мертвая тишина, лишь шумно скребла в затылке Желткова. Спохватилась, убрала руку и покраснела.

Дрэк посмотрел на меня, и стало ясно: он хочет, чтобы говорил я. Ну, логично, раз класс меня слушается.

— Инна Подберезная пропала, — сказал я.

Могучая и строгая Никитич сразу как-то съежилась и постарела.

Лихолетова охнула и закрыла руками лицо. Я вспомнил, что Инны нет в школе второй день, и поспешил всех успокоить:

— Сегодня на рассвете она пошла прогуляться к морю — так Инна сказала маме — и не вернулась.

Вопросов не последовало. Никому не показалась странной предрассветная прогулка. Пошла ну и пошла. Только на лице Ильи читался ужас — он-то все знал, сложил два и два, и его мир рухнул.

— Возможно, пошла купаться, — добавил я, подчеркнув интонацией слово «возможно».

— Утонула? — воскликнула Попова.

Я развел руками.

— Будем надеяться, что нет. Ей может понадобиться помощь.

— Так, может, вернется еще, — подала голос Баранова.

— Подберезную надо найти, и побыстрее, — припечатал директор. — Все участники поисковой операции от уроков освобождаются. Надеюсь на ваше содействие.

— Во класс! — заорал Карась, подбросив тетрадь в воздух, но встретился со взглядом дрэка и угомонился.

Плям и Барик хлопнули друг друга по ладоням. Баранова подождала, когда дрэк удалится, скрестила руки на груди и выдала:

— Что за бред? Ну пошла, ну, не вернулась в срок — маленькая, что ли?