Воспитанница любви - Тартынская Ольга - Страница 7

Кроме этих двух экипажей в Новинское отправились еще несколько легких колясок с постоянными посетителями княгининых четвергов. Веселая компания шумела, сухой свежий ветер трепал ленты на шляпках дам и срывал цилиндры с мужчин. Вера старалась не искать глазами мужественный профиль Вольского с изящным изломом тонкого носа, мелькающий впереди в открытом экипаже. Она смотрела на Евгения, сидящего напротив. Арсеньев был задумчив, как всегда, он держал в руках шаль княгини. Браницкая, в свою очередь, хмурилась и капризно надувала губки, прислушиваясь к смеху, доносившемуся из коляски Вольского.

Новинское пестрело цветными балаганами, флюгерами, игрушечными теремами. С потешных гор гремели одноколки, паяцы зазывали людей на представления, ввысь взмывали крашеные качели, со всех сторон звенели бубны и литавры. Вере доводилось как-то бывать на губернской ярмарке, но это ни с чем не сравнимое праздничное великолепие ослепило и оглушило провинциальную барышню. А диковиннее всего ей показались не дрессированные лошади, угадывающие числа, не кукольные представления, а мускулистый полуобнаженный индеец в причудливом головном уборе из перьев. С невозмутимым видом он метал веером ножи и томагавки; стреляя из лука, расщеплял одной стрелой другую, а после всего исполнял дикарский воинственный танец.

Вере вдруг захотелось коснуться его раскрашенного лица или бронзового тела, дабы убедиться, что перед ней не умная механическая кукла, а живой человек. Девушка много читала об индейцах (она обожала романы Фенимора Купера) и очень сочувствовала их судьбе. Каким шальным ветром занесло этого дикаря так далеко от дремучих лесов родной Америки? Чья злая воля заставила гордого сына природы демонстрировать свои охотничьи таланты, кривляться на потребу праздной толпы?

Индеец будто прочел ее мысли. Он остановился вдруг перед Верой и протянул ей нитку бисера, который только что нанизал языком. Девушка смутилась, но подарок приняла и ласково поблагодарила индейца. Непроницаемое лицо мужественного воина, превращенного в паяца, чуть дрогнуло, черные раскосые глаза на миг потеплели.

– Браво! – раздалось над ухом Веры. – Кажется, дети природы поняли друг друга. Поздравляю вас с победой.

В голосе Вольского явственно читалась ирония. Однако он решительно увлек воспитанницу на качели. Купаясь в его синем бездонном взгляде, послушно отдаваясь, вопреки собственным запретам, магии чар Вольского и буквально взлетая в небеса, Вера забыла о щемящей жалости, вызванной индейцем.

Она забыла и о зароках, данных поутру. Влюбленная девушка наслаждалась весельем, молодостью, близостью Вольского. Тот не отходил от нее ни на шаг, решительно оттеснив Алексеева. И только на обратном пути, неожиданно для себя оказавшись в экипаже Вольского и проезжая мимо площадки, где выступал дикарь, Вера увидела его сидящим прямо на земле и жадно глотающим прозрачную жидкость из бутылки. Взгляд индейца был мутным и бессмысленным. Опять девушку охватила печаль и болезненная жалость. Что-то общее было у нее с этим заблудшим сыном Америки…

Возвращаясь, кавалькада вынуждена была задержаться, поджидая Арсеньева. Евгений увлекся беседой с высоким светловолосым господином, окруженным детьми в сопровождении миловидной дамы. Юный поэт был непривычно оживлен, на щеках его появился румянец. Евгений пылко говорил, а высокий господин с мягкой улыбкой внимал ему.

– Кто это? – полюбопытствовала Вера.

– Знаменитый поэт Баратынский, – ответил Андрей, разглядывая его прищурив глаза и выпятив нижнюю губу.

– Как?! – подскочила Вера.

Она только вчера выудила из библиотеки княгини последний двухтомник Баратынского и упивалась его стихами. Совпадение поразило девушку, но она уже выучилась принимать чудеса как должное.

– А он бывает на четвергах княгини? – спросила Вера у Вольского.

– Баратынский вообще нигде не бывает. Извольте видеть, – насмешливо усмехаясь, продолжил Вольский, – почтенный отец семейства и примерный муж. Встают с петухами, как в деревне, а спать ложатся в девять часов, когда мы с вами, сударыня, идем к обеду. Куча детей, подмосковное имение, хозяйство – ничего романтического.

Вера с удивлением взглянула на Вольского, чтобы понять, откуда эта желчь и ирония. Тем временем поэты раскланялись. До Веры донеслись слова Баратынского:

– До встречи в зеленом клубе!

Конечно, вчерашняя провинциалка не утерпела, чтобы не спросить у спутника:

– Что такое «зеленый клуб»?

– Очевидно, Баратынский имеет в виду Тверской бульвар, где вы изволите проживать, сударыня, а полгорода – прогуливаться.

Весь обратный путь Вольский был задумчив и молчалив. Впрочем, все устали, хотели есть и мечтали об отдыхе. Когда прощались, Вольский едва взглянул в сторону Веры. Очевидно, в тот момент происходил неприятный разговор с княгиней. Девушка вернулась к экипажу в поисках выпавшего из кармана томика стихов и нечаянно услышала, как княгиня выговаривала молодому мужчине:

– Приберегите свои приемы для более искушенных, Андрей Аркадьевич. Вера еще слишком юна и неопытна, эта победа не делает вам чести.

Девушка напряглась, чтобы услышать ответ, но Вольский молчал. Княгиня продолжила после паузы:

– Польстились на провинциальную свежесть и чистоту?

Вера не знала, обнаружить себя или незаметно удалиться. Она тихонечко высунулась из-за кареты и разглядела хмурое лицо Андрея. Ноздри его трепетали, верхняя губа закушена, но Вольский молчал, не глядя на княгиню. Ее Вера не видела, только слышала.

– Я знаю вас давно, вы никогда не женитесь на воспитаннице. На что она вам? Есть менее хлопотные и вполне досягаемые цели, одна из них перед вами.

Девушка увидела, как насмешливо блеснули глаза Вольского, но он опять промолчал.

– Прошу вас, Андрей Аркадьевич, держитесь подальше от Веры, у меня на нее свои планы.

Княгиня щелчком захлопнула веер и, не оглядываясь, пошла к дому.

Глава 4

Первые опыты

Дни полетели с ошеломляющей быстротой, и однажды утром Вера со стыдом припомнила, что ни разу не написала письмо в маленький уездный городок, где осталось родное семейство Свечиных. Об этом напомнил ей неожиданный утренний визит. Всегда чем-то недовольная Малаша грубо вторглась в Верины покои и сухо изрекла:

– Вас там какой-то мужик дожидается. Полы истоптал, я только их натерла.

И Малаша удалилась, всем своим видом демонстрируя оскорбленную добродетель. Вера показала ее спине язык и быстренько сбежала вниз. Узнав визитера, она обрадовалась и смутилась одновременно: перед ней мял шапку купец Прошкин.

– Велели узнать, как поживаете-с, волнуются очень: писем не шлете. Вот я с оказией, за товаром приехал…

Он говорил, а сам мерил девушку восхищенным взглядом, что та сразу отметила с женской чуткостью. Однако, увидев Прошкина, Вера вдруг поняла, как далека она уже от прежней жизни простых, немудреных людей. И вспомнился сон, который часто тревожил ее в первые дни в Москве. Вере снилось, что ее почему-то вернули в бедный домик Свечиных, и она терзается тоской по Москве, по княгине и… да-да, что уж тут скрывать, по Вольскому.

«Как же так? – плакала Вера во сне. – Ведь я только-только привыкла, начала учиться. У меня уроки, я разливаю чай. Я начала вязать кошелек в подарок Евгению, мне и платье заказано к первому балу. Почему же все это кончилось, почему?»

Но, просыпаясь в слезах, она вновь оказывалась в прекрасной действительности, более похожей на сказочный сон.

– Что прикажете передать? – тем временем вопрошал купец.

– Передайте, что я жива-здорова и всем довольна.

– Оно видно по всему, – одобрительно кивнул Прошкин. – Уж больно волновались за вас. Да вы бы написали!

– Да-да, конечно, – краснея, поспешила заверить она.

– Ну, повидал вас, пора и честь знать, – заторопился Прошкин, чувствуя себя неловко в роскоши княжеского дома. – Ох ты, чуть не забыл главное-то!

Он достал из-за пазухи письмо и передал его девушке. Малаша без всякой надобности сновала туда-сюда и пялилась на русого богатыря. Вере сделалось вовсе неловко, и она поспешила распрощаться с любезным гонцом. Прошкин низко поклонился, еще раз восхищенно оглядел нарядную барышню и, безнадежно махнув рукой, вышел вон, так и не приметив заинтересованных взоров Малаши.