Африканский след - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 41

– Если вы желаете поесть, – вежливо произнес он, – пока ничего, кроме салатов и пива, нет... Крепкие напитки у нас после одиннадцати...

Агеев, вырядившийся сегодня в спортивный костюм, сердито глянул на бармена – худого, длиннолицего парня с болезненной сутулостью, скрыть которую был не в состоянии даже слегка великоватый и выглядевший нелепо в этом месте и в этот час клубный пиджак. И этот тип посмел заподозрить в нем алкоголика, с утра пораньше рыскающего в поисках выпивки? Ну погоди...

Филя иронично усмехнулся и достал из кармана спортивных штанов удостоверение «Глории», которое и сунул под нос наглецу.

– Как видишь, я не по этой части! – процедил он сквозь зубы. – Познакомиться с тобой зашел...

И, с удовлетворением отметив, что длинная физиономия парня стала еще длиннее, продолжил:

– Давно тут трудишься?

– Я?.. – пролепетал тот.

– Ты-ты...

Бармен испуганно замотал головой:

– Два месяца всего... У меня все в порядке – и регистрация, и медицинская книжка!..

– Надеюсь! – кивнул Агеев. – Та-а-ак... А что насчет остальных сотрудников?

– Не понимаю...

– Есть такие, что давно работают на данной точке?

Бармен с видимым облегчением перевел дыхание и, немного подумав, кивнул:

– Разве что наш шеф-повар... Позвать?

– Как его кличут?

– Сидорыч... Иван Сидорович!

– Вот теперь зови, – милостиво кивнул Агеев. Шеф-повар появился только минут через десять, явно недовольный тем, что его отрывают от работы, и оказался кругленьким стариканом с блинообразным лицом, носом картошкой, до смешного похожим на корабельного кока, каким его представлял себе Филипп. Вероятно, благодаря типичному, старомодному поварскому колпаку, прикрывавшему его лысину.

– Ну кому тут чего нужно? – сердито поинтересовался он, хотя, кроме Агеева, в помещении кафе никаких посетителей по-прежнему не было.

– Извините, Христа ради, Иван Сидорович, – моментально сменив тон на крайне ласковый, заговорил Филя. – Но у нас тут глобальная проверка лесопарковой зоны, а вы, говорят, трудитесь тут давно, можете помочь с одной неясностью...

– Я тут с семьдесят второго пашу, – более милостиво заговорил старикан, – с тех пор когда тут общепитовская пельменная была... После столовка, а уж потом... Чего надо-то?

– Да вот, может, вы в курсе, что за мастерская такая неподалеку расположена, чья и где сам скульптор? А то, понимаете, кроме двух девчонок, там никого сейчас нет, а дети и есть дети, разговаривать не хотят – боятся...

– Насчет девчонок не знаю, – Иван Сидорович покрутил головой и тяжело опустился с другой стороны ближайшего к бару столика, за которым его поджидал Агеев, – а насчет мастерской – это да... Только давно это было...

Он задумался и умолк. Филя не торопил старика, терпеливо ожидая продолжения.

– Ну с Иваном Федосеевичем мы знакомы были уж и не знаю, сколько лет... Знаменитый был человек! Может, слышали – Трубников?

Ни о каком Трубникове Агеев отродясь не слышал, но немедленно сделал умное лицо и задумчиво кивнул:

– Вроде бы что-то припоминаю...

– Н-да!.. – посетовал повар. – Скульптор! А ведь в свое время его знали все! Ну и я хоть и обычный человек, а тоже знал: Иван Федосеевич известностью своей никогда не гордился, не то что нынешние! Простой был мужик – из наших, из деревенских: сам говорил, никогда этого не скрывал! И обедал почти каждый день туточки у нас – и когда пельменная была, и когда столовка...

– А где же он сейчас? – не утерпел Агеев.

– Так, поди, помер уже, – вздохнул старик. – Уж мне за шестьдесят, а он меня, пожалуй, годов на двадцать постарше будет, когда уезжал отсюда в свою деревню, уже с палочкой ходил...

– Так и уехал, бросив мастерскую? – поинтересовался недоверчиво Филя.

– Зачем бросать? – удивленно покачал головой старик. – Не-е-ет, он ее какому-то своему бывшему ученику продал, тоже, видать, скульптору... Или художнику... Точно не скажу, хотя этот-то у нас и бывает, а только на Трубникова вовсе не похож, заносчивый больно...

– Значит, все-таки правда мастерская... – протянул про себя Агеев. – Не взглянете на фотографию, Иван Сидорович? Не тот ли это ученик?

Шеф-повар на фотографию взглянул, затем взглянул подошедший бармен. И хотя на лице старикана читалось какое-то неясное сомнение, оба они в конце концов заявили, что на снимке какой-то другой человек, а не тот художник.

– Нынешний хозяин брунет, – важно произнес старик. – И вообще, еврей, по-моему... Так ведь Сева?

Он поглядел на бармена, и тот поспешно кивнул.

– Ну вот... Не-а, не он...

– Вы говорите, – поинтересовался Агеев, – он тут у вас вслед за своим учителем часто столуется. Как часто?

На этот раз, по собственной инициативе, ответил бармен:

– Когда как! То ежедневно, а то и по неделе не показывается. – И, подумав, добавил: – Сейчас, например, уже дня три, как не заходил.

– Ясненько... – Филя вздохнул и поднялся. – Последний вопрос к вам, Иван Сидорович: не помните, когда Трубников продал свою мастерскую?

Старик некоторое время размышлял, шевеля губами, прежде чем ответить.

– Та-а-ак, думаю я... Я думаю, случилось это году, наверное, в восемьдесят пятом... Поскольку мой внучек в школу пошел в восемьдесят шестом, а Иван Федосеевич уже с год тогда как уехал...

– Что ж, – уныло констатировал Филя тот факт, что вытянул пустышку, – большое спасибо, вы нам очень помогли...

Покинув кафе, затем, отойдя от него на приличное расстояние, он связался по мобильному с Головановым.

– У меня пока пусто, – хмуро доложился Агеев, не вдаваясь в подробности. – Что у тебя и остальных?..

– Пока то же самое, – буркнул Сева. – Демидыч завтра переключается на соседние дома, мы продолжаем прочесывать лесопарк... Ты пока возле банкомата покрутись, того, что возле кафе... К вечеру еще раз по дорожкам прогуляйся... Что, совсем ничего?

– Ничего существенного.

– Что ты имеешь в виду?

– Да так, ерунда, вечером расскажу. Не горит, поверь!

– Ну смотри... – с сомнением протянул Голованов.

– Ладно, мне еще машину со стоянки надо взять, не голышом же возле этого банкомата караулить?.. К тому же в кафе меня видели... Пока, до вечера! Если что, я на связи...

Сева хотел спросить Агеева, с какой стати его понесло в кафе, но тот уже отключился, а перезванивать Голованов не стал. Сидя в довольно глухой части парка на скамейке с газетой в руках, он как раз заприметил в конце аллеи какого-то объявившегося там типа. И прежде чем всмотреться в него получше, с грустью подумал о том, что на самом деле ему по сравнению с покойным Денисом, для того чтобы руководить расследованием или, допустим, «Глорией», не хватает вовсе не знаний и навыков, а обыкновенного авторитета в глазах ребят... Ведь столько лет работали на равных, плечом к плечу, что действительно почти невозможно воспринимать своего товарища в качестве шефа... Печально, но факт!..

...– И не надейся, что я тебя буду и дальше покрывать! – Глаза Ани, устремленные на Настю, ощущавшую себя в этот момент преступницей, пылали неподдельной яростью. Казалось, еще минута – и она кинется на нее с кулаками.

– Дяди Юры всего два дня как нет, а ты... ты... И сок ты сегодня не выпила!..

– Ты тоже... – тихо пискнула Настя. И едва не зажмурилась от страха.

– Мне можно! А тебе – нет!

– Почему?

– Потому, что ты дура, а я – нет, ты... Ты настоящая предательница!.. Как ты вообще посмела с этим типом заговорить?..

– Он сам... Я не предательница! – Настя внезапно возмутилась и одновременно расхрабрилась. – А дяде Юре я и без тебя скажу!

– И что же ты ему скажешь? – прищурилась Аня.

– Что он ошибся, бабуля на самом деле жива, и значит... Значит, никакие врата мне не нужны!..

Вот. Главное было сказано. И Настя почему-то тут же перестала бояться онемевшую от бешенства Аню. Хотя знала, что такие, как она, и отколошматить могут, если что... У них в классе училось несколько интернатских и двое детдомовских девчонок. Такие же грудастые, крепкие и злые... Их никто не цеплял, а когда те сами к кому-нибудь цеплялись, что происходило довольно часто, отвязаться от них было невозможно: все равно изобьют, по причине или без причины... Настю они не трогали только потому, что она была сиротой...