Долг самурая - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 41

– «...Из крупнейших японских корпораций. Таких, как, например, „Саппоро Индастриз“ и „Ти Джей Электронике“, – закончила за него Мила. – И дальше, вот тут...

Она клацнула пальцем по клавише лэптопа.

– «...Ни одного доказанного эпизода промышленного шпионажа японцев на английскую разведку нет, – прочел вслух Плетнев. – Но несколько крупных скандалов и самоубийство руководителя „Саппоро Индастриз“ свидетельствуют...»

Дальше он читал про себя, вскинув брови и беззвучно шевеля губами.

– Ну? – спросила Мила, когда он закончил читать.

– Интересная версия, – сказал Плетнев Мила кивнула и с довольным видом развернула еще одну интернет-страничку.

– А теперь смотри сюда.

– А что там? – не разобрал сразу Плетнев. Мила объяснила:

– Японцы повернуты на карьере, на том, чтоб быть своими в своем кругу. Тут – целая подборка про неудачников.

Она пощелкала по окошкам видеофайлов в поисках нужного.

– Вот, полюбуйся. Кто-то на экзамене получил на один балл ниже, кто-то начальнику нахамил – и вся жизнь под откос. Сплошные трагедии.

– Ты не части так, – попросил Плетнев.

– Хорошо, – Мила остановилась на одном из видеофайлов и увеличила его во весь экран. Затем посмотрела на Плетнева, нахмурилась, повернулась на своем стуле и взяла с тумбочки книгу.

– Мне как-то в сети реферат попался, – сказала она. – Назывался «Харакири – односторонняя дуэль». Я там прочитала, что даже в современной Японии покончить с собой из-за неразделенной любви, из-за неудачи в карьере или из чувства долга – это нормально. Даже почетно.

Плетнев с ужасом посмотрел на видеофайлы неудачников.

– И что, все они?.. – Он сделал жест, как будто расстегивал на животе молнию.

Мила покачала головой:

– Не. Только те, у кого есть фамильный меч, чтобы обряд по всем правилам совершить. Подростки, которым родители велик не купили, просто с крыши бросаются.

– Успокоила, – проворчал Плетнев. И мрачно добавил: – Бред какой-то.

– Не бред, а многовековая национальная традиция. Как наши кулачные бои на масленницу.

– Ну, ты и сравнила!

– Ладно, не бурчи. Лучше посмотри, кто есть на нашем сайте неудачников. Обещаю, будет интересно.

Нажатием клавиши Мила увеличила очередное окошко и запустила запись. Из динамиков компьютера полилась заунывная мелодия, которую исполняли, монотонно постукивая по чему-то металлическому.

– И что это? – спросил Плетнев.

Мила прищурила голубые глаза и зависла над монитором.

– Сейчас увидишь!

И Плетнев увидел. Во-первых, он увидел зал супермаркета. Судя по иероглифам, супермаркет был японский. Туда-сюда по залу сновали посетители.

Судя по качеству, запись велась любительской видеокамерой или камерой мобильного телефона. Посреди супермаркета – небольшого, провинциального – стоял человек, обвешанный кастрюлями и металлическими тарелками.

– Это что за чудо? – поинтересовался Плетнев.

– Сейчас прочитаю. – Мила склонилась, пробежала взглядом по английским титрам и сказала: – Про этого пишут, что он – вроде Кикуджиро.

– Кто?

– Кикуджиро. Помнишь, фильм такой есть? Про взрослого бродягу и маленького мальчика.

– А, помню, – кивнул Плетнев. – Придурок такой. Безалаберный, но добрый.

– Точно, – улыбнулась Мила.

Они продолжали следить за действием видеоролика. В каждой руке у странного человека было по деревянной колотушке. Покачиваясь из стороны в сторону, он выстукивал ими заунывный мотив.

– Кстати, – сказала Мила, – «кикуджиро» по-японски – это и есть придурок. А «дурак» – «бака». Японцы поэтому очень веселятся, когда русские ругают кого-то «ах, собака!»

– Откуда ты все это знаешь? – удивился Плетнев.

– Почитала русско-японский разговорник. Ну, и еще кое-что. Ты же знаешь, у меня всегда был талант к языкам.

Дурачок-кикуджиро на экране продолжал выстукивать заунывный ритм. Некоторые посетители супермаркета, торопливо проходя мимо, на мгновение останавливались, чтобы бросить деньги в кастрюлю с символом иены, висящую на его спине.

– Не понимаю, зачем мы это смотрим? – недоумевал Плетнев.

– Сейчас узнаешь. Этот мужик взял себе кличку «Бака».

– Дурак?

– Да. Он довольно известен в Токио. Юкио Бака, бродячий музыкант. А сейчас он повернется. Только прошу тебя, не падай в обморок.

– Постараюсь, – ответил Плетнев и тут же оцепенел, изумленно уставившись на экран. – Так ведь это... Это...

– Да, – кивнула Мила, довольная произведенным эффектом. – А я думала, узнаешь или нет?

– Погоди... – Плетнев схватил «мышку» и кликнул курсором на паузу. Затем чуть наклонился вперед и пристально всмотрелся в замершее на экране лицо бродячего музыканта.

– Давай-давай, оценивай, – насмешливо сказала Мила.

Плетнев свернул окно с видеофайлом и открыл другой файл – фотографию покойного председателя русского филиала фирмы «Ти Джей Электронике» Томоаки Икэды.

Теперь на экране монитора были два азиатских лица – бизнесмена и нищего бродяги. Весь фокус состоял в том, что это было лицо одного и того же человека!

Антон и Мила переглянулись.

– Ну? – спросила Мила. – Как тебе моя работа?

– Фантастика, – ответил Плетнев. – Не могу прийти в себя.

– Так, – деловито сказала Мила, – а теперь надо залезть на один закрытый японский форум.

– Что за форум?

– Где сплетни про видные семейства. Так, Антон, уступи-ка место, это я сделаю сама.

Мила уселась за лэптоп, и ее длинные пальцы резво забегали по клавиатуре. Плетнев молча наблюдал за ее действиями.

– Ты ведь не понимаешь по-японски? – сказал он подозрительно. – А форум японский.

– Говорю же – на досуге я изучила русско-японский разговорник.

– Да ну? А если без вранья. Мила засмеялась.

– Ну, хорошо. Я изучала японский язык на курсах. Года два назад. А потом забросила, потому что он мне наскучил. Никогда бы не подумала, что этот язык мне еще пригодится... Ага, кажется, нашла!

– Что там? – с любопытством спросил Плетнев.

Мила показала на монитор.

– Вот, читай... Ой, прости, я сама тебе прочитаю. В общем, тут написано, что бродяга Юкио Бака когда-то носил известную фамилию, принадлежал к «высокопоставленному семейству».

Фамилию не называют. Но брат и отец от него отреклись.

– Та-ак, – мрачно протянул Плетнев. – Значит, брат.

Мила кивнула:

– Угу. И не просто брат, а брат-близнец. Хотя открыто тут нигде об этом не пишут.

– Просто индийское кино, – с усмешкой сказал Плетнев.

Мила снова склонилась над клавиатурой.

– Сколько лет вашему Икэде? – спросила она.

Плетнев наморщил лоб, припоминая.

– Около пятидесяти пяти.

– Значит, надо просмотреть архив прессы за тысяча девятьсот пятьдесят пятый и тысяча девятьсот пятьдесят шестой годы. Что мы с тобой сейчас и проделаем.

Мила вновь зацокала клавишами.

– Вот... – пробормотала она. – В тысяча девятьсот пятьдесят шестом году у видного политика Акиры Икэда родились мальчики-близнецы...

– Выходит, миллионер Томоаки и этот придурок Бака – братья-близнецы, – хмуро произнес Плетнев, недоверчиво глядя на экран монитора. – Бывает же.

– А ты думал, чудеса только в кино случаются?

Вглядываясь в экран, Антон задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– Ай да Александр Борисович! И как только ему в голову пришло?

Мила пожала острыми плечиками.

– Интуиция. Ты ведь сам говорил, что у него нюх, как у собаки.

– Вообще-то, я говорил «как у волка». Но против собаки я тоже не возражаю. Слышь, Мил, а у тебя в Японии кто-нибудь в оффлайне есть?

Мила на мгновение задумалась и тряхнула головой.

– В оффлайне никого не знаю, в онлайне – есть девчонка, там в одной фирме программером устроилась.

– Давай-ка мы ей напишем... Узнаем про него, про его семью. Как тебе такое предложение?

– Нормально, – одобрила Мила. – Если ты немного потеснишься, то я прямо сейчас этим и займусь.