Долг самурая - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 39

19

Следователь Павлов улыбнулся и указал свидетелю на стул:

– Садитесь, пожалуйста!

– Благодарю вас, – ответил свидетель и, вежливо поклонившись, уселся на стул.

– Вас зовут Хироси Такамада, я правильно произношу?

– Правильно, – кивнул Хироси.

Следователь Павлов взял со стола бумаги и неторопливо их просмотрел. Затем положил их обратно на стол и в упор посмотрел на Хироси. Взгляд у него был колкий и неприятный, настолько неприятный, что Хироси (и так побаивающийся этих странных русских) даже незаметно поежился.

– Итак, первый вопрос, – сухо произнес следователь Павлов. Хироси с удивлением отметил, что от его приветливости и доброжелательности не осталось и следа. – В каких отношениях были Томоаки Икэда и Рю Такахаси?

– Нормальный отношений, – ответил Хироси, поймав себя на том, что под колючим взглядом следователя он внутренне трепещет и боится случайно сказать неправду.

– Они не конфликтовали?

Хироси задумался.

– Это очень важно, – сказал Павлов с нажимом. – Не торопитесь, вспоминайте.

Хироси улыбнулся и кивнул:

– Да. Рю Такахаси и сэнсей Икэда иметь конфликт. Год назад. Сэнсей Икэда сказать на совете директоров, что Рю Такахаси слишком заносчив.

Павлов продолжал ждать, но, поскольку Хироси молчал, он спросил:

– Заносчив? Только и всего? Не думаю, что это повод для конфликта.

Хироси вздохнул и сказал:

– Для нас это неслыханно – довести руководителя до того, чтобы он отчитывать тебя. – Он чуть подался вперед и тихо добавил: – После такого многие кончать с собой.

– Вот как? – неопределенно произнес следователь. – Вы полагаете, что Рю сам спрыгнул с моста?

Хироси нахмурился и отрицательно покачал головой:

– Нет, не полагать. Рю не такой. Рю уверен тогда, что был прав.

– И в чем была проблема? – уточнил Павлов.

– В чем была проблема, он не говорить никому, – ответил Хироси. – Сэнсей Икэда тоже поступить непонятно. Он не уволить Рю, а переводить в мой отдел. Рю был очень хороший работник, а остальное не мое дело.

Следователь что-то записал на листке бумаге, затем спросил:

– Что еще вы можете об этом сказать?

– Больше ничего, – честно ответил Хироси, улыбнулся и невинно заморгал в лицо следователю.

Следующим на допрос пригласили Такеши. Его Павлов встретил так же дружелюбно, как Хироси.

– Вы ведь, кажется, дружили с Рю Такахаси? – поинтересовался он.

Такеши покачал головой:

– Нет. Он был приятель. Не друг.

– Но вы были близкие приятели? Беседовали с ним о жизни за кружкой пива, не так ли?

– Мы не беседовать. Рю не любил другой человек беседовать. Он любил, когда был один.

– Что-то уж больно угрюмым человеком у вас получается Рю? – недовольно заметил Павлов. Он взял со стола листок, прочитал что-то, затем снова поднял взгляд на своего собеседника и сказал: – Год назад Рю поссорился с Томоаки Икэдой. Вам известна причина конфликта?

– Нет, не известна, – ответил Такеши.

– А как вы думаете, Рю мог отомстить Икэде? Тот ведь обещал ему повышение по службе, но обманул.

Такеши потемнел лицом и торжественно произнес:

– Рю не может думать плохой. Рю не может делать плохой. Рю был очень проницательный. Поэтому он мертвый. Очень странные смерти. Очень!

Павлов тягостно вздохнул: японцы стали его «доставать».

– Что еще вы можете сообщить следствию? – спросил он без особого энтузиазма.

– Больше ничего, – ответил Такеши. Выпроводив из кабинета Такеши, следователь Павлов выпил чашку кофе, затем вызвал следующего. Этим следующим был Дрюля.

– Все говорят, что вы дружили с Рю Такахаси, – сразу взял быка за рога Павлов.

Однако Дрюля тотчас запротестовал.

– У вас неверная информация, – заявил он. – У японцев не принято дружить с русскими. Мы были немного приятели. Иногда пили пиво.

– Пусть так, – согласился следователь. – Вы твердили о каком-то ноже, который показывал вам Рю Такахаси. Напомните мне, что это был за нож?

– Ну... – Дрюля пожал плечами. – Старинный такой кинжал. Типа фамильный. Принадлежал деду, потом отцу, типа того. Утром того дня, когда Рю убили, он клал нож в портфель.

– Вы сами это видели? – уточнил Павлов.

– Ну, конечно! Я об этом уже тридцать три раза говорил.

– Кому? – сухо спросил Павлов.

– Как кому? – опешил Дрюля. – Да всем кому не лень. Всем этим вашим оперативникам. Кстати, вы нашли этот нож? Имейте в виду, у японцев все сложно с обрядами. Смерть Рю связана с пропажей ножа, я уверен.

Следователь хмыкнул и захлопнул папку с документами. Затем поднялся.

– Вы свободны, – сказал он Дрюле.

– Так вы будете искать нож? – спросил Дрюля, продолжая сидеть.

– Вы свободны, – повторил Павлов и сверкнул на программиста таким свирепым взглядом, что тот поспешно вскочил со стула и ретировался.

Когда в кабинет ввели Турецкого, следователь Павлов как раз закончил пить кофе и промокал мокрый рот салфеткой. При виде Александра Борисовича на его худом, костлявом лице появилась улыбка.

– А, Александр Борисович! Здравствуйте!

– И вам не болеть, – с усмешкой сказал Турецкий.

За несколько дней, проведенных в изоляторе, Александр Борисович заметно осунулся. Щеки его покрывала трехдневная щетина. Глаза блестели воспаленным, нервным блеском.

– Вижу, вы уже без наручников, – весело сказал Павлов.

Турецкий посмотрел на свои руки.

– Да, браслетики забрали. Сказали – поносил, отдай другому. Пришлось отдать.

– Не стоит переживать по такому пустяковому поводу, – все так же весело произнес следователь. – Главное, что вы пришли ко мне не как подозреваемый, а как гость. Если бы вы знали, как я этому рад!

– Могу себе представить, – сухо отозвался Александр Борисович.

– Может, коньячку? – предложил Павлов.

– Обойдусь.

– Ну, как хотите. Итак... – Следователь взял со стола бумагу, скользнул по ней взглядом, снова перевел взгляд на стоящего перед ним Турецкого и радостно произнес: – Свидетельские показания вашего клиента подтверждают ваше алиби. В общем, Александр Борисович, везет вам.

– И что теперь?

– Теперь вы можете быть свободны! Александр Борисович прищурил на следователя серые глаза и хрипло проговорил:

– Скажите, как убили второго японца? Павлов замялся. Видно было, что ему не по душе этот разговор, но, с другой стороны, он сам задал тон беседе, и тон этот был – дружеский, коллегиальный.

– Вообще-то, не положено... – Следователь еще немного помялся, после чего сообщил: – Не знаю, станет ли вам от этого легче, но ему сломали шею, а потом сбросили с моста.

Взгляд Турецкого стал еще холоднее.

– Вы думаете, это сделал русский? – резко спросил он.

Посуровел и Павлов.

– Я не уполномочен делиться с вами своими мыслями! – сказал он, недовольно повысив голос. – Вы свободны, Александр Борисович! Можете идти!

Турецкий по-прежнему стоял на месте и не спешил уходить.

– А моя жена? – спросил он, упрямо разглядывая скуластую физиономию Павлова. – Или вы думаете, что это она свернула шею этому вашему Рю?

– Мы...

– Она не владеет боевым искусством, – перебил следователя Турецкий. – И в атлетах никогда не ходила.

Павлов кашлянул в кулак, напуская на себя суровый вид, и сказал – холодным, официальным голосом:

– Сожалею, гражданин Турецкий, но у вашей жены по-прежнему нет алиби.

– А у вас, к сожалению, нет других подозреваемых, – устало произнес Александр Борисович. – И пока не появятся, вы будете держать ее в этом гадюшнике. Ладно. Я сам этим займусь, раз у вас нет времени.

Турецкий повернулся и направился к двери. Дождавшись, пока он выйдет, Павлов схватил из стаканчика карандаш, с хрустом переломил его и швырнул в закрывшуюся дверь.

– Займется он, – прорычал следователь. – Давай, занимайся! Допляшешься, что вернешься обратно на нары. Но на этот раз тебя никакое алиби не спасет!