Двойная осторожность - Френсис Дик - Страница 6

— О'кей, — медленно сказал я, — только будь осторожна.

— То есть? — спросила Сара.

Я взглянул на Питера — тот отчаянно замотал головой. И все же казалось разумным принять хотя бы элементарные меры предосторожности.

— Не позволяй Донне выходить на улицу одной, — сказал я.

Донна сильно покраснела, а Сара немедленно вскипела. Я беспомощно промямлил:

— Я ничего... Я, собственно, имел в виду ее безопасность... чтобы ей никто не нахамил...

Сара решила, что это разумно, и успокоилась. И вскоре я собрался уезжать.

Я простился с ними в доме, потому что на улице все время стоял народ и жадно глазел на окна. В последнюю минуту Питер сунул мне три кассеты послушать в дороге, чтобы не скучно было ехать. Я мельком взглянул на них:

«Мы с королем», «Оклахома», «Вестсайдская история». Не последние новинки, конечно; но я все же поблагодарил Питера, поцеловал на прощание Сару — из вежливости, поцеловал Донну — по той же причине, и уехал — как это ни печально, заметно воспрянув духом.

Я уже проехал две трети пути до дома, когда решил все же включить «Оклахому». Тогда-то я и обнаружил, что Питер отдал мне вовсе не музыкальные записи.

Вместо «Какое прекрасное утро!» я услышал громкий вибрирующий скрежещущий вой, прерываемый короткими промежутками завывания на одной ноте. Я пожал плечами, немного прокрутил пленку вперед и снова нажал на кнопку. То же самое.

Я вынул кассету, перевернул ее на другую сторону и попробовал снова.

То же самое. Проверил «Мы с королем» и «Вестсайдскую историю». И там то же.

Я знал, что это за вой. Кто его однажды слышал, тот уже ни с чем не спутает. Скрежещущий вой создается двумя нотами, которые сменяют друг друга так быстро, что ухо едва успевает это улавливать. А завывание на одной ноте обозначает интервал, где ничего нет. На «Оклахоме» периоды скрежещущего воя тянулись от десяти секунд до трех минут, как это обычно и бывает.

Это звук, который издают записи компьютерных программ, когда их проигрывают на обычном магнитофоне.

Магнитофонные записи программ очень удобны и широко используются, особенно на небольших компьютерах. Можно записать на магнитофонную кассету множество самых разных программ и просто выбирать нужные и запускать их по мере нужды; но в то же время кассета остается обычной кассетой, и если проиграть ее на обычном магнитофоне, то услышишь вот этот самый вой.

Питер дал мне три шестидесятиминутные записи компьютерных программ. И нетрудно было догадаться, что это за программы.

Интересно, почему он отдал их мне столь странным образом? И почему он вообще мне их отдал? Я мысленно пожал плечами, запихнул кассеты вместе с коробками в бардачок и включил радио.

Школа в понедельник показалась праздником после оранжерейных эмоций в Норидже, и проблемы Луизы-лаборантки — детским лепетом по сравнению с тем, что творилось с Донной.

В понедельник вечером, когда я смотрел по телевизору то, что мне хотелось, и ел кукурузные хлопья со сливками, положив ноги на журнальный столик, мне позвонил Питер.

— Как Донна? — спросил я.

— Я даже и не знаю, что бы с ней было, если бы не Сара!

— А ты?

— Я? Нормально. Джонатан, ты слушал кассеты, что я тебе дал? — голос у него был неуверенный и слегка извиняющийся.

— Да, каждую понемногу.

— Ага... Я надеюсь, ты догадался, что это такое?

— Твои лошадиные программы?

— Да... Э-э... Послушай... Не мог бы ты немного подержать их у себя?

— Он не дал мне времени ответить и поспешно продолжал:

— Видишь ли, мы рассчитываем в пятницу, сразу после слушания, отправиться на катере. Нет, приговор, конечно, будет условным: даже самые неприятные из этих чиновников говорили, что при таких обстоятельствах иначе быть не может, — но Донна будет так выбита из колеи этим судом и всем прочим; поэтому мы уедем сразу, как только сможем, а мне не хотелось, чтобы эти кассеты лежали в офисе без присмотра, поэтому вчера утром я съездил и забрал их и отдал тебе. На самом деле я, конечно, не подумал... Можно было бы положить их в банк или еще куда-нибудь... Я, наверно, просто хотел избавиться от них, чтобы, если эти скоты явятся ко мне, я мог честно ответить, что кассет у меня нет, и пусть они едут к тому, для кого я их делал.

Мне не в первый раз пришло в голову, что для компьютерного программиста у Питера не слишком блестящая логика. Впрочем, в таких обстоятельствах у любого схемы полетят.

— Эти двое больше не появлялись?

— Пока нет, слава богу.

— Наверно, они еще не разобрались.

— Ну, спасибо тебе! — с горечью сказал он.

— Я твои записи буду беречь, — пообещал я. — До тех пор, пока будет нужно.

— А может, ничего и не случится. В конце концов, я не сделал ничего незаконного. И вообще ничего плохого.

«Да-да, если я спрячусь под одеяло, чудище уйдет, — подумал я. — А впрочем, может быть, он и прав».

— Но почему ты не сказал мне, что было, на тех кассетах? — спросил я. — Зачем эти вкладыши с «Оклахомой» и всем прочим?

— А? — Голос Питера звучал несколько озадаченно. Потом до него, видимо, дошло. — Просто, понимаешь, когда я вернулся, вы все сидели и обедали, и у меня не было случая увести тебя от девочек, а при них мне объяснять не хотелось, потому я и засунул их в эти коробки, чтобы отдать тебе.

Мне на миг сделалось не по себе, но я это подавил. В конце концов, с тех пор, как Донна украла ребенка, Питер оказался выброшен из мира здравого смысла и нормального поведения. В целом, для человека, на которого неприятности валятся со всех сторон одновременно, он вел себя вполне достойно. За эти выходные я, помимо дружбы, начал испытывать к нему некоторое уважение.

— Если ты захочешь прогнать эти программы, — сказал Питер, — тебе понадобится компьютер «Грэнтли».

— Я и не собирался... — начал я.

— Ну, может, Вильяму будет интересно. Он ведь помешан на скачках, разве нет?

— Да, пожалуй.

— Я потратил на них так много времени... Мне действительно хотелось бы знать, как они работают в деле. В смысле, от кого-то, кто действительно разбирается в лошадях.

— Ладно, — сказал я. — Но компьютеры «Грэнтли» на дороге не валяются, а у Вильяма экзамены на носу, так что если мы и пустим эти программы в ход, то не скоро.

— Мне тебя очень не хватает, — сказал Питер. — Все эти звонки, они меня буквально убивают! Послушай, а когда ты отвечал на звонки, тебе не звонили такие люди, буквально кипящие злобой в адрес Донны?

— Были и такие.

— Но ведь они ее никогда даже не видели!

— Просто неуравновешенные личности. Не слушай их, и дело с концом.

— А что ты им отвечал?

— Советовал обратиться к доктору.

Наступила несколько неловкая пауза, а потом Питер точно взорвался:

— Господи, лучше бы Донна действительно обратилась к врачу! — Он всхлипнул. — Я ведь даже не знал!.. В смысле, я, конечно, знал, что она хочет ребенка, но я думал, ну, раз мы не можем иметь детей, так что ж поделаешь... Мне и в голову не приходило!.. В смысле, она ведь такая тихая, мухи не обидит... Она никогда даже виду не подавала... Мы ведь очень любим друг друга, ты знаешь. Или, по крайней мере, я думал...

— Питер, прекрати.

— Хорошо... — Пауза. — Да, конечно, ты прав. Но так трудно думать о чем-то другом...

Мы поговорили еще немного, но все на ту же тему, и когда я повесил трубку, у меня почему-то осталось ощущение, что я сделал для Питера больше, чем был обязан.

Через два дня, вечером, Питер пошел на реку, на свой катер с каютой на два места, залить баки водой и топливом, установить новые газовые баллоны для кухни и вообще проверить, все ли в порядке.

Он мне говорил, что боится, что аккумуляторы садятся, и что, если он не купит новые, в один прекрасный день они сядут и утром будет невозможно завести мотор. Питер говорил, что однажды такое уже случилось. Он решил проверить, в порядке ли аккумуляторы. Аккумуляторы были в порядке. Когда они дали искру, вся корма катера взлетела на воздух.