Егерь: заповедник (СИ) - Рудин Алекс - Страница 49

— Я наших ребят на олимпиаду привез, — отвечаю я. — Из Черемуховки.

Тамара Ивановна молча ждет продолжения.

— Я теперь живу в Черемуховке, — добавляю я. — Работаю егерем, учусь в лесотехническом на заочном.

— Молодец.

Тамара Ивановна благосклонно кивает.

— А как твой брат? Ты знаешь, что он перевелся из нашей школы?

— Знаю, Тамара Ивановна. Он тоже приехал со мной. Будет участвовать в олимпиаде.

— Сергей? — удивленно спрашивает Тамара Ивановна. — У него за восьмой класс была тройка в полугодии.

Все-то она помнит.

— Сережа изменился, Тамара Ивановна, — говорю я. — Теперь учится хорошо. А вы все так же преподаете математику?

— Конечно, — кивает учительница.

Глядя на ее строгое лицо, я еще раз вспоминаю, как справедливо она относилась ко всем ученикам. Бескомпромиссная и неподкупная учительница.

И я решаюсь.

— Тамара Ивановна, я должен вам кое-что сказать. Но учтите — у меня нет никаких доказательств.

— Слушаю, Синицын.

Я подробно рассказываю Тамаре Ивановне о своих подозрениях и о подслушанном обрывке разговора. Все это время она внимательно смотрит мне в глаза.

— Из какой школы этот учитель? — спрашивает она.

И тут же качает головой.

— Неважно.

Ее взгляд падает на стопку листов, которая лежит на краю стола. Листы перевернуты обратной стороной вверх. В правом верхнем углу карандашом аккуратно проставлены номера. На верхнем листе стоит номер двадцать семь.

— Это задания для олимпиады? — проследив за ее взглядом, спрашиваю я.

Тамара Ивановна не отвечает. Молча берет стопку листов и убирает в верхний ящик стола.

Снова строго смотрит на меня и спрашивает:

— Ты ничего не придумал, Андрей?

— Я рассказал вам то, что видел и слышал, — говорю я. — Возможно, ошибся в выводах. Но мне хочется, чтобы у всех ребят были равные шансы.

— Переживаешь за брата?

Я качаю головой.

— Нет. Он вряд ли победит, хотя готовился очень старательно. Но есть девочка из нашей школы — у нее очень большие способности. А еще для нее это очень важно.

— Олимпиада важна для всех, — говорит Тамара Ивановна и строго поджимает губы. — Ладно, иди. Я разберусь.

— Только вы осторожнее, Тамара Ивановна, — прошу я. — Не хочу, чтобы вам влетело.

Тамара Ивановна неожиданно смеется.

— Ты меня учить будешь, Синицын? Иди отсюда, не мешай.

Уже дойдя до двери кабинета, я слышу:

— Зайди ко мне перед отъездом.

— Хорошо, Тамара Ивановна, — киваю я. — Спасибо!

Глава 29

Спустившись обратно в школьный вестибюль, я выхожу на улицу. Алексей Дмитриевич Воронцов нетерпеливо расхаживает по мокрому тротуару, поглядывая на часы. Таня и Сережка о чем-то негромко разговаривают. Да меня долетают слова «интеграл» и «функция».

Я решаю не делиться своими подозрениями ни с Алексеем Дмитриевичем, ни с ребятами. Все, что можно было сделать, я уже сделал.

Вслед за мной на крыльцо выходит представитель РОНО. Его круглое лицо лучится фальшивой улыбкой.

Он хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание.

— Внимание, ребята! Сейчас все организованно проходим в гардероб. А оттуда учителя проводят вас в классы. Уважаемые сопровождающие! Пожалуйста, подождите здесь. Подведение итогов районной математической олимпиады состоится в четырнадцать часов в актовом зале.

— Удачи, — говорю я Тане и Сережке. — Не волнуйтесь, у вас все получится.

И крепко жму Сережке руку.

— Я и не волнуюсь, — кивает он. — Все будет хорошо.

Ученики группками вливаются в вестибюль школы.

— Черт знает, что, — негромко возмущается Алексей Дмитриевич. — Ждать несколько часов на улице? А если дождь?

Я машинально смотрю на хмурое осеннее небо.

— Идемте ко мне, Алексей Дмитриевич, — говорю я Воронцову. — Я живу через дорогу. Попьем чаю и подождем.

Воронцов поднимается вслед за мной по лестнице на третий этаж. Наши шаги гулко отдаются в пустом подъезде.

На ходу я нашариваю в кармане ключи. Хорошо, что захватил их с собой. Дома сейчас никого нет — родители на работе, а младшая сестра в школе.

— Неудобно как-то, — нерешительно говорит Воронцов, когда я открываю дверь. — Может, я погуляю на улице.

— Проходите, Алексей Дмитриевич, — улыбаюсь я.

Приглашаю Воронцова на кухню, зажигаю газ и ставлю чайник на огонь. Воронцов с любопытством оглядывается. Подходит к окну, отодвигает тюлевую занавеску и смотрит на улицу — на железнодорожное общежитие и здание горкома партии, возле которого растут пушистые голубые ели.

— Уютно у вас, Андрей Иванович, — говорит он.

— Да, — с улыбкой соглашаюсь я. — Я отойду на минуту, ладно?

Пока закипает чайник, я выхожу в прихожую, где стоит телефон. Набираю номер маминой работы.

— Слушаю, — отзывается в трубке деловитый женский голос.

— Позовите, пожалуйста, Юлию Александровну, — прошу я.

— Минуту.

Я жду, слыша в трубке механический чум и лязг — это в цеху работает конвейер. Шумят электродвигатели, шуршит лента транспортера. Позвякивают на ней бутылки со свежим лимонадом.

На производстве, где работает мама, делают лимонад — бледно-соломенный сладкий «Буратино» с задорной длинноносой рожицей на этикетке и ярко-желтый «Дюшес», на этикетке которого нарисована краснобокая груша. Недавно появился зеленый «Тархун» с очень необычным вкусом и запахом.

На мгновение звуки становятся громче — это открылась и закрылась дверь, которая ведет в цех.

— Алло? — спрашивает в трубке мамин голос. — Кто это?

В груди разливается мгновенное тепло.

— Мама, это я. Привет.

— Андрей? — радуется мама. — Ты откуда звонишь?

Мое лицо поневоле расплывается в улыбке.

— Мама, я дома, — говорю я. — Мы с Алексеем Дмитриевичем привезли наших ребят из Черемуховки на районную олимпиаду. Теперь ждем, пока они решают задачки. Вот, зашли погреться и попить чаю.

— Андрюша, ты останешься до вечера? — спрашивает мама. — Что-то давно не заезжал. У тебя все в порядке?

— Работа, мам, — говорю я. — И сегодня не смогу остаться. Нужно ребят отвезти обратно.

— А как там Катя? Когда вы, наконец, соберетесь к нам в гости?

— Катя, как обычно, на учебе, — отвечаю я. — Приедет на выходные, и мы обязательно зайдем к вам.

— Вот и хорошо, — говорит мама. — Я буду рада, и отец тоже. Послушай, Андрюша! Там в холодильнике борщ в эмалированной кастрюле. Кушайте, не стесняйтесь. На верхней полке — колбаса и масло. Яйца — не дверце.

— Я помню, мама, — улыбаюсь я.

— Обязательно накорми гостя, — строго говорит мама. — И сам поешь.

— Непременно. Как дела у вас с папой?

— Хорошо, — торопливо отвечает мама. — Андрюша, мне надо бежать. На линии сироп заканчивается.

— До встречи, — говорю я.

— До встречи, сынок.

Эти регулярные созвоны — как позывные в океане жизни. Я где-то читал, что киты и дельфины обмениваются низкочастотными сигналами, даже находясь в сотнях километров друг от друга. Смысл этих сигналов очень прост:

— Я здесь, а ты где?

— А я здесь.

— У тебя все в порядке?

— Да. А у тебя?

Вот и людей так же. Неважно, о чем вы говорите. Важно знать, что у близкого человека все в порядке.

Я возвращаюсь на кухню. Алексей Дмитриевич уже снял с огня чайник. Я выливаю старую заварку, насыпаю в фарфоровый чайничек свежей и заливаю кипятком.

— Будем есть борщ, Алексей Дмитриевич, — говорю я. — Мама строго наказала вас накормить.

— Ну, если мама сказала, — смеется Воронцов.

Я разливаю по тарелкам разогретый борщ. Он не бледно-красный, каким бывает борщ в столовых, а насыщенного, ярко-бордового цвета. Я знаю секрет — чтобы борщ получился ярким, надо при варке добавить в него ложку уксуса или лимонного сока. Тогда свекла не вываривается и не делается бледной.

А в самом конце варки нужно добавить в кастрюлю ложку сахара — тогда у борща будет характерный кисло-сладкий вкус.