Егерь: заповедник (СИ) - Рудин Алекс - Страница 20

— Павел приехал со мной. Но я надеюсь, что протокол все же не понадобится. Когда собрание?

Тимофеев смотрит на часы.

— Через двадцать минут.

— Позови сюда Болотникова, Александр Сергеевич, — предлагаю я. — Попробуем дать ему последний шанс. Только не говори, что участковый приехал со мной.

Тимофеев непонимающе смотрит на меня.

— Почему? Ты же хочешь, чтобы Болотников забрал жалобу?

— Он ее заберет из страха, — говорю я. — А я хочу проверить, осталась ли у него совесть.

— Ладно.

Тимофеев решительно кивает и выходит из кабинета.

Через минуту он возвращается вместе с Болотниковым.

Болотников кивает мне и гаденько улыбается.

— Здравствуй, Андрей Иванович!

Глядя в его лицо, я понимаю, что никакой совестью здесь и не пахнет.

— Не хотите забрать свою жалобу, Болотников? — спрашиваю я. — Мы ведь оба знаем, как было дело.

Болотников бросает быстрый взгляд на Тимофеева. Он хочет убедиться, что я не сказал Тимофееву о протоколе.

Тимофеев делает вид, что ничего не знает.

— В самом деле, Болотников, — говорит он. — Ну, не поладили вы с Синицыным. Так поговорите, как взрослые люди, уладьте недоразумение.

— Уладить можно, — кивает Болотников. — по-хорошему-то оно всегда лучше, чем по-плохому. Правда, Андрей Иванович?

— Правда, — соглашаюсь я.

Мне и противно, и любопытно — куда клонит Болотников. По его хитрой ухмылке я понимаю, что у него тоже есть какой-то план. Чего-то он хочет от нашей встречи и радуется ей.

— Вот, и отлично, — кивает Тимофеев. — Значит, я могу сказать правлению, что вы забрали жалобу? Произошло недоразумение, но теперь все улажено. Так?

Он смотрит на Болотникова.

Болотников картинно разводит руками.

— Конечно, Александр Сергеевич! Только пусть Андрей Иванович извинится. Нехорошо ведь он поступил — охотника без охоты оставил.

Тимофеев даже не знает, что ответить на эту наглость. А Болотников торжествующе улыбается. Он уверен, что загнал меня в угол.

По его логике, раз я сразу не предъявил протокол, то уже этого и не сделаю.

— Перестаньте дурить, Болотников! — резко говорит Тимофеев. — Заберите жалобу, и покончим с этим.

— Извинитесь, Андрей Иванович? — спрашивает Болотников напрямую у меня.

Я качаю головой.

— Нет. Давай-ка выйдем, Болотников!

— Зачем?

На его лице — причудливая смесь страха и азарта. Сейчас он торопливо прикидывает, какой разговор у нас выйдет.

— Идем, — настаиваю я.

И поворачиваюсь к Тимофееву.

— Мы на минуту, Александр Сергеевич.

— Собрание через десять минут, — напоминает Тимофеев.

Я выхожу в коридор, Болотников идет за мной. Дверь соседнего кабинета открыта, оттуда доносятся деловитые голоса.

На лице Болотникова я вижу облегчение. Кажется, он всерьез думал, что я собираюсь бить ему морду.

— Чего ты добиваешься, Болотников? — прямо спрашиваю я. — Ты же знаешь, что у меня есть протокол, составленный по всем правилам. Кроме того, будут показания участкового.

— А почему же он сразу с вами не приехал? — улыбается Болотников, показывая мелкие зубы.

И сам себе отвечает:

— А я вам скажу, почему. Не станете вы протокол предъявлять. Не захотите Спицына с Федотовым подставлять. Так ведь?

— А если предъявлю? — прищурившись, спрашиваю я. — Тогда получится, что это ты их подставил. А они, вроде, твои друзья.

По презрительному взгляду Болотникова я понимаю, что никакой дружбы у них больше нет. Теперь он ненавидит Спицына и Федотова за то, что тогда на озере они встали на мою сторону. Ненавидит до такой степени, что готов сам пострадать, лишь бы им тоже было плохо.

— Гнида ты, Болотников, — откровенно говорю я.

Болотников злобно скалится.

— Осторожнее со словами, Андрей Иванович. А вдруг услышит кто? Я ведь могу и еще одну жалобу написать. А кто из нас гнида — это правление разберется. Вот покажете вы протокол и станете ничем не лучше меня.

Неожиданно Болотников мелко смеется.

Я возвращаюсь в кабинет.

Тимофеев все понимает по выражению моего лица.

— Не договорились? — спрашивает он.

Я резко качаю головой.

— Нет.

Тимофеев закрывает папку с документами и поднимается из-за стола.

— Что ж, идем, Андрей Иванович.

Небольшой актовый зал полон. Люди громко переговариваются, шумно хлопают откидными сиденьями кресел. Я замечаю Спицына и Федотова — они сидят рядом и напряженно смотрят на меня.

Что я буду делать, если они не решатся остановить Болотникова?

А ничего. Выговор — значит, выговор.

Переживу.

Зато поступлю по совести.

Но извиняться перед Болотниковым не стану.

Жалобу Болотникова разбирают в первую очередь. Не потому, что это такой уж важный вопрос. Но Тимофеев понимает, как неприятна мне вся эта тягомотина и дает возможность покончить с ней поскорее.

Сначала вызывают Болотникова. Он нагло врет, честно глядя в глаза собравшимся. Рассказывает, что я уже давно отношусь к нему с неприязнью — еще с тех пор, как мы с ним поспорили из-за собак.

— Я ведь как лучше хотел, — говорит Болотников. — Чтобы собачки работали, охотились.

— Что случилось на озере? — обрывает его Тимофеев.

Болотников разводит руками.

— А ничего. Не успели мы приехать, как егерь путевки у всех отобрал. И отправил нас в дальние домики. Да еще и лодок не дал. Обещал, что путевки принесет утром. А только не принес.

Все, теперь он отрезал себе все пути к отступлению.

— Что скажешь, Андрей Иванович? — спрашивает меня Тимофеев.

В его взгляде я вижу сочувствие — он прекрасно понимает мое трудное положение.

Я встаю, но ничего не успеваю сказать.

Спицын неожиданно вскакивает на ноги.

— Вранье! — кричит он. — Все вранье!

Глава 12

Тимофеев сердито стучит карандашом по графину с водой.

— Тише! — предупреждает он Спицына. — Чего ты вскочил?

Но не осаживает — дает Спицыну договорить.

— Болотников все врет, — упрямо повторяет Спицын.

Он смотрит прямо на бывшего друга.

— Мы там вместе были. Егерь нас предупреждал, чтобы не пили перед охотой. По-хорошему предупреждал, по-человечески. А мы напились и начали по бутылкам стрелять.

— Вы с Болотниковым? — уточняет Тимофеев.

— Да, — кивает Спицын.

Мельком смотрит на Федотова, но молчит.

Федотов поднимается сам.

— Я тоже с ними был, — с трудом говорит он. — подтверждаю все, что говорит Спицын.

— Значит, вы пьяные стреляли по бутылкам? — переспрашивает Тимофеев. — И путевок у вас не было?

— Не было, — кивает Спицын. — Это правда.

— Рассказывай дальше.

— Потом пришел егерь с участковым. Они составили протокол.

Тимофеев смотрит на меня.

— Есть протокол, Андрей Иванович? — спрашивает он. — Почему я его не видел?

Он обязан меня об этом спросить.

Я снова не успеваю ответить.

— Мы уговорили Андрея Ивановича не отдавать протокол вам, — признается Спицын. — Сами уговорили. А он пошел нам навстречу.

Спицын поворачивается ко мне:

— Прости, Андрей Иванович. Спасибо тебе!

Собрание шумит — не часто на скучном мероприятии разворачивается такая драма.

Тимофеев снова стучит карандашом по графину.

— Андрей Иванович, протокол при тебе?

Я отдаю ему сложенный вчетверо протокол. Тимофеев разворачивает его и внимательно читает. Потом передает сидящему рядом члену правления.

— Протокол составлен по форме. И подпись свидетеля есть. Что же вы, Болотников? Нарушили общественный порядок, да еще и врете?

Болотников молчит. Не от стыда — таким не бывает стыдно. Он упрямо сжимает зубы и прожигает меня ненавидящим взглядом.

— Прошу учесть, что Спицын и Федотов отработали трудодни, — говорю я. — Собирали кормовую картошку по договоренности с совхозом. Об этом есть отметки в их охотничьих билетах.

— Хорошо, — кивает Тимофеев. — Правление это учтет.