Князь Китежа (СИ) - Чехин Сергей Николаевич - Страница 51

— Крути бутылку, — сказал я. — Твой ход.

Яра крутанула так, что емкость с полминуты вертелась, как волчок, пока не замерла в направлении лешачихи. Та недолго подумала и сказала:

— Я не умею целоваться.

— Да ладно? — в воцарившейся тишине раздался хлопок — я махнул ладонью быстрее, чем нападающая кобра.

— Я не вру, — холодно ответила спутница. — В поместье были… попытки, но ничего серьезного — так, баловство. А в борделе мне обычно целовали сапоги, а не губы.

— Хм… — сердце почему-то забилось быстрее. — Докажи.

— Как пожелаете, хозяин.

Она подставила стул поближе и села напротив, не сводя с меня взгляда, от которого кожу пощипывал огонь.

— Вытяните руки, пожалуйста.

— Обалдеть… — Яра расплылась в змеиной ухмылке. — Сейчас будет представление.

Фрида же покраснела и отвела глаза, всем своим видом давая понять, что у нее с этим делом и попыток даже не было. Да и откуда им взяться, с такой-то жизнью и родителями.

— Так? — я сделал жест, словно сдавался страже и предлагал им надеть оковы.

— Да, — Айка осторожно взяла меня за пальцы, зажмурилась и подалась вперед.

Ее лицо приближалось медленно и плавно, словно челнок к космической станции. Я ощутил медовое дыхание, после чего наши губы соприкоснулись. Три секунды теплоты — и расстыковка. Да уж, ничего более невинного я в жизни не испытывал, и уж тем более не ожидал такого «мастерства» от куртизанки.

— Видите? — лешачиха отстранилась и натянула привычную маску отрешения и безразличия. — Полная неумеха.

С огромным удовольствием предложил бы ей пару уроков, да только время поджимало, и потому стоило сосредоточиться на основной цели, пока нам снова не пришлось искать жилье.

— Ну что, остался последний водящий, — я многозначительно посмотрел на Фриду, и та понурила плечи.

— Схожу за бутылкой, — Яра, покачиваясь, встала из-за стола.

— Уже, кстати, можно не крутить.

— Я и не собиралась. Мне выпить охота.

Решил не втирать о вреде алкоголя существу, которое ни топором, ни пулей не возьмешь. Но вам напомню — особенно, если вы не обладаете сверхсильной магией Света. Синька — чмо, и львиная доля всего дерьма в жизни случается именно на пьяную голову.

— Ладно, продолжим, — вперился в великаншу испепеляющим взором. — Признавайся, Фрида, дочь Фродгара, чего не умеешь?

— Да, собственно, всего. Точнее, ничего не умею.

— Так не бывает. В любом случае что-то получается лучше, что-то хуже.

— А можно переход хода? — взмолилась чернявая.

— Блин… — я постучал по запястью. — Если я не заберу избу, которую похитил твой батя, между прочим, мне придется ждать целый год до новых экзаменов. Надеюсь, не надо объяснять, как важна Академия для дворянина?

— Простите… — она сжала край юбки. — Я так волнуюсь… Давайте вы сыграете первым, а я — второй. Обещаю, что не нарушу правила.

— Хорошо… Выбора, похоже, все равно нет. Я… — постучал ногтями по столешнице, — не умею петь.

— Только и всего? — возмутилась йотунша. — Я думала, вы настроены серьезно. И раз уж подбиваете меня на столь… откровенную потеху, то и сами готовы приоткрыть душу.

А она не промах — сразу вывела на чистую воду. Да, я хотел закончить свой раунд побыстрее, и потому решил сфолдить — как оказалось, неудачно.

— Справедливо, — произнес в ответ. — Ладно, копнем поглубже.

И пока я размышлял, в мысли вклинился голос Ярославы:

«Когда ты копался у нее в памяти, я немного покопалась у тебя в голове. Не ради праздного любопытства — чем ты там удивить можешь, а чтобы прощупать способности девчонки. Так вот, у нее чрезвычайно мощный дар Тьмы. Сильнее твоего раз в десять, не меньше. Однако он… как бы так выразиться — в общем, заточен в яйце. Окружен толстенной скорлупой страха, через которую удается пробиться лишь крохотным тоненьким щупальцам — и то лишь по очень большим праздникам. К чему я вообще все это говорю. А к тому, что ты можешь без малейшего труда повлиять на ее разум. Просто подчини ее и заставь делать все, что нужно. Что в этом такого, в конце концов? Ты же не в постель потащишь, а просто прикажешь свести с Фродгаром — только и всего. Действуй, времени в обрез».

— Кажется, понял, — после затянувшейся паузы ответил я. — Что на самом деле не умею манипулировать людьми. От слова совсем.

— Это как? — насторожилась девушка.

«Что ты несешь? — насторожилась другая».

— Не умею подчинять своей воле, хотя имею на то все средства. Не умею давить и принуждать. Интриговать за спиной. Использовать ради личной выгоды. Хотя порой это жизненно необходимо.

Великанша облизнула пересохшие губы и с вызовом шепнула:

— Докажите.

— Возьми ложку и постучи себе по лбу. Только легонько.

Видимые лишь мне теневые жгуты пронзили виски йотунши и оплели позвоночный столб в основании черепа — так, чтобы Фрида сохранила частичный контроль над органами чувств и могла сама все увидеть. И несмотря на распахнутый рот и глаза по пять рублей, она покорно выполнила приказ.

— Убедилась? — ложка выпала из ослабших пальцев. — Я бы мог заставить тебя сделать все, что угодно. Но не поступил так, потому что иначе воспитан. — Встал и медленно пошел к выходу. — Приятно было познакомиться, госпожа. Но мне придется искать иной способ вернуть избу.

Туфля уже занеслась над порогом, когда сзади раздался резкий скрежет ножек и возглас:

— Постойте!

Я обернулся — Фрида стояла, как перед схваткой, тяжело дыша и сжимая кулаки.

— Я согласна. Теперь мой ход — как и договорились.

«Вот же балабол, — усмехнулась полудница. — Манипулировать он не умеете, ага. Да ты манипулятор, каких поискать!».

— Тогда рассказывай, — вернулся за стол.

— Язык отсохнет все перечислять, — брюнетка опустила голову, но тут же вскинула подбородок и сверкнула очами. — Поэтому выбираю желание.

Неожиданный поворот, но повышение ставок — это всегда интересно. А тут, похоже, леди и вовсе отважилась пойти ва-банк.

— Уверена?

— Да, — процедила сквозь стиснутые зубы — примерно так храбрятся дети в кресле стоматолога.

— Я ведь могу пожелать что угодно.

— Но в рамках приличия.

— Рамки приличия у всех разные, — я подмигнул. — У меня, например, весьма широкие.

— Сказала же — согласна, — в голосе неуловимой тенью скользнуло то, что я уже и не рассчитывал услышать — уверенность и злость.

— Ну, сама напросилась, — указал на лежащую подле спутницы ложку. — Сломай.

— С-сломать?

— Да.

— Это какая-то издевка?

— Нет. Я хочу, чтобы ты просто сломала ложку. Голыми руками.

Фрида сглотнула и взяла прибор большими и указательными пальцами. Осторожно попыталась разломить, но вырезанная из дерева ложка с круглой в сечении ручкой никак не поддавалась. Точнее сказать, она слегка прогибалась, а порой и гнулась до треска — когда великанша жмурилась чуть ли не до слез, но наотрез отказывалась сломаться. После трех попыток спутница положила ее на стол и смахнула пот со лба.

— Не получается. Кажется, я совсем ослабела.

Я взял свою и одним движением разломал надвое. Куски с гулким стуком упали в тарелку, а я развел руками — мол, ничего сложного.

— Попробуй еще раз.

Фрида попробовала — крутила и так, и эдак, и проклятое древко даже треснуло в паре мест, однако на этом все потуги закончились.

— Не понимаю… Мой отец подковы гнет, а я…

— А ты боишься, — новые обломки приземлились рядом с первыми. — Боишься оплошать настолько, что предпочитаешь вообще ничего не менять. Вся твоя жизнь — как эта ложка. Ты пытаешься подстроить ее под себя, но как только встречаешь сопротивление, сразу же ослабляешь нажим. Потому что думаешь — а вдруг не получится? Вдруг все это тщетно? Вдруг я сделаю только хуже?

— Я всегда делала только хуже… А папа потом ругался.

— Ты уже давно не ребенок. Что твой папа тебе сделает — накажет? Это несерьезно. Перестанет общаться? Да он и так уже справился. Выпишет из наследства? А какой в нем смысл, если ты побоишься им распорядиться? Тебе нужно выйти из его тени. Перестать каждый раз воображать, а что сказал бы папа. Или ты начнешь жить своей жизнью, или навсегда останешься в чужой. Потому что именно в глазах отца ты неумеха и бестолочь. А кто ты на самом деле?