Князь Китежа (СИ) - Чехин Сергей Николаевич - Страница 48

Мы с любопытством уставились на блондинку.

— У того чародея имелась огромная библиотека — раза в три больше, чем у тебя, Фрида. И тоже состояла сплошь из старинных фолиантов, но куда более древних и опасных. По одним из них старик меня учил, другие разрешал читать самой, а третьи строго настрого запретил даже трогать.

— И ты, конечно же, начала именно с них, — догадался я.

— Естественно, — с гордостью прозвучало в ответ. — Чего там только не было. Голые ведьмы, бестиарии, пытки народов мира, перечень наиболее мучительных и долгих казней, пособия по некромантии и демонологии, и все в таком духе.

— А какая была твоя любимая? — спросила лешачиха.

— Та, где больше всего картинок. Называлась она «Альманах» и вмещала в себя всего понемногу — и голых ведьм, и чудовищ, и пыток, и казней. Я зачитывалась ею до дыр, когда наставник отлучался по делам. И вот однажды во время очередного чтения я случайно толкнула чернильницу локтем и полностью залила разворот.

— Ничего себе, — сказала йотунша. — И что ты сделала?

— В первую очередь — испугалась. Такой страх обуял — словами не передать. И я не придумала ничего лучше, как просто закрыть книгу и вернуть на место. И надеяться, что старик никогда к ней не притронется и не обнаружит мою выходку.

— А он обнаружил?

— Нет, — холодно ответила Ярослава и уставилась в окно. — И уже никогда не обнаружит. Хотя порой мне очень этого хочется. Но урок не в этом. А в том, что лучше уж сразу во всем признаться, чем годами жить как на иголках. Как-то так.

Мы ненадолго замолчали, думая каждый о своем. Затем я сказал:

— Айка, твой ход.

Лешачиха взяла в руки чашку и сделала глоток. Я снова обратил внимание, что девушка держится за столом, будто шпагу проглотивши — идеальная осанка, приподнятый подбородок и прямой взгляд. Особенно разительно это выглядело на фоне других участников безумного чаепития.

Яра сидела, как пират на бочке рома, Фрида же — как провинившаяся ученица в кабинете директора. Я же привык к компьютерному креслу с гибкой спинкой, но за отсутствием возможности сесть полулежа меня так и подмывало положить локти на стол.

— Когда я жила в поместье, к господину Альберту иногда приходили гости. Большей частью соседи, которые со скуки ходили друг к другу чуть ли не каждый день. Чуть реже заглядывали ревизоры из города, наслышанные самых разных слухов о моем покровителе. Одни хотели узнать, не слишком ли он добр к врагам всего рода людского. Другие же мечтали приобщиться к тем воображаемым бесчинствам, молва о коих бродила по округе вслед за праздными дворянами. Тем более, что несмотря на купленную нечисть, дела у Альберта шли в гору. Все потому, что каждый из нас работал в полную силу — хотя бы для того, чтобы хозяин не разорился, и никто опять не оказался на невольничьем рынке. Ведь все прекрасно понимали, что у других владельцев ждет не только тяжкий труд, но и побои, унижения и… много чего еще.

Айка вернула чашку на стол, потому что та начала заметно дрожать — очевидно, воспоминание было не из приятных, но девушка добровольно пошла на душевную муку, чтобы помочь моему делу. Возможно, из-за того, что видела во мне реинкарнацию любимого хозяина. Возможно, из-за личной приязни. Так или иначе, я в очередной раз отметил эту жертву и по достоинству ее оценил.

— Уж не знаю почему, но господин Альберт всегда относился ко мне лучше, чем к другим. Может оттого, что лично принимал роды у мамы, а потом долго возился с больным и чахлым ребенком. Да, из-за отравы укрепилась моя воля, а вот тело очень долго хворало, и без должной заботы я в лучшем случае выросла бы калекой. Не исключаю, что именно из-за этого в отсутствии посторонних хозяин и вовсе проявлял ко мне чувства, которые вполне можно назвать… отцовскими. Баловал, веселил, учил всяким полезным вещам. Своих детей ему боги не послали, вот и…

В почти полной тишине послышались два звонких стука — по бесстрастной фарфоровой маске скатились две слезы и разбились об стол.

— Айка… — я осторожно коснулся ее плеча. — Если не хочешь — не говори.

— Я хочу, — лешачиха отточенным движением взяла салфетку и утерла влагу. — В общем, с самых ранних лет меня определили в горничные. Это уберегло меня от необходимости гнуть спину в поле и позволило проводить больше времени с мамой. Мы вместе готовили, вместе убирались и вместе наслаждались заботой доброго графа. Но когда приходили гости, Альберт не мог вести себя как прежде. Война еще не закончилась, и даже маломальское снисхождение к нечисти обошлось бы ему чрезвычайно дорого. Все понимали, чем грозит потеря покровителя, и старались подыграть, когда хозяин костерил лентяев или даже замахивался кнутом. Но если дворовых рабов просто шпыняли, то к горничным был иной подход.

Она остановилась, чтобы глотнуть чаю и собраться с духом. Уже не помню, кто это сказал — то ли известный политик, то ли батл-реппер, но совет такой — всегда носи на выступления бутылку воды. Если забудешь текст или охватит страх — сделай вид, что пересохло горло, и никто не обратит внимания на эту паузу. И пока рассказчица пила, я мельком глянул на других девушек — обе сидели, как завороженные, и ждали продолжения: Ярослава с нетерпением, а Фрида — с плохо скрываемым ужасом.

— Альберт учил, что пьяные гости порой позволяют себе лишнего. Распускают руки, бросаются скабрезностями — и все такое прочее. Но если мы ответим им как положено — дадим пощечину или врежем промеж ног, они сразу обо всем догадаются. Потому что служанкам не пристало вести себя, как вольной знати. Но хозяин повторял, что терпеть надо не только для того, чтобы себя не выдать. Но и потому, что эта мерзость не заслуживает нашего гнева. Гнев и ненависть — столь же сильные чувства, как и любовь. И чтобы их заслужить, нужно очень сильно постараться. А пьяные хамы — просто плесень, на которую не стоит обращать внимания. Мы же не лаем на собаку и не пытаемся ущипнуть в ответ гуся. Мы просто проходим мимо, вот и на выходки дворянчиков нужно отвечать с полным безразличием и холодной отрешенностью. Маска вместо лица, кукла вместо тела — вот и все, что они заслуживают. Ни больше ни меньше — это внедрялось мне в голову, едва я научилась ходить и внятно разговаривать.

Глоток и едва слышный выдох — столь долгая завязка была нужна только потому, что Айка очень боялась перейти к кульминации.

Но все же перешла.

— Я долго следовала этому правилу, хоть меня особо и не трогали — дети их, к счастью, интересовали мало. Другое дело — взрослая и весьма привлекательная женщина в коротком платьице с вырезом и кружевном переднике. На мою маму любили поглазеть, но дальше этого дело не заходило — Альберт всеми правдами и неправдами отводил от нее беду. И позволял прислуживать только тем гостям, которые не осмелились бы распускать руки — например, семейным парам. Впрочем, среди них встречались и такие, кто с удовольствием облапали бы рабыню вдвоем, но хозяину правдами и неправдами удавалось беречь маму от позора. Вплоть до одного дня.

Я услышал отчетливый хруст — Яра сжала кулаки. Фрида же выглядела так, словно вот-вот грохнется в обморок — если прислушаться, можно услышать бешеный стук сердца. И тем не менее, великанша не осмелилась прервать рассказ и с побелевшим лицом ожидала финала.

— В тот вечер к нам пожаловали очень высокие гости — сотрудник тайной канцелярии, чиновник из городской стражи и военный офицер. Я еще не особо разбиралась в рангах и званиях, но все трое выглядели очень важно и носили кители с россыпями медалей и орденов. Они долго бродили по усадьбе и расспрашивали рабочих, а затем приступили к плотному ужину — такие столы Альберт накрывал только на Новый год, но для таких гостей пришлось расщедриться раньше срока. Из-за обилия блюд мама одна не справлялась, и мне пришлось ей помогать. Хозяин тогда отвел меня в сторонку и предупредил, чтобы я вела себя именно так, как он научил — холод и маска, и ничего более. Поначалу все шло спокойно — после ужина гости пожелали поиграть в покер, а там где карты — там и выпивка. Я сбилась со счета, когда подносила им бутылки, а они все пили и пили — за былые и будущие победы, за царя, за отечество, за звезды на эполетах, за подвиги молодости и богатую пенсию. И в один момент агент канцелярии поймал мою маму, усадил на колени и обхвати грязными лапами грудь.