Калифорния на Амуре - "Анонимус" - Страница 38

Нестор Васильевич замер, дыхание его пресеклось. Надворный советник был храбрым человеком, долгие годы занятий китайским ушу выжгли слабость из его тела и страх из его сердца. Он не боялся никого из людей, и не боялся никаких обстоятельств. Пожалуй, он не боялся даже смерти – если под смертью разуметь прекращение жизни. Но перед ним сейчас воздвиглась сама погибель и притом в самом страшном облике из тех, которые может помыслить человек.

Ах, если бы только он был свободен! Да, если бы только он был свободен, он, пожалуй, вооружился бы суковатой палкой, каких много в лесу, он использовал бы всю силу свою, всю нечеловеческую ловкость и дал бы тигру бой. Вероятно, он все равно бы погиб, но погиб в бою, а не безответно и покорно, как какая-нибудь жалкая мышь.

Увы, он был связан по рукам и ногам, он был беспомощен…

Словно поняв это, тигр негромко и страшно зарычал и, мягко ступая по толстому снежному ковру, сделал несколько шагов к Загорскому.

– Ну-ну, – преодолевая страх, проговорил Нестор Васильевич, – спокойно, дружище! Мы с тобой благородные мужи, мы не станем пользоваться слабостью соперника. Хочешь честной битвы – перекуси веревку, клянусь, у меня нет никакого оружия.

Тигр оскалился и сделал еще пару шагов к Загорскому. Это был могучий крупный зверь, но при этом еще молодой и гибкий. Вероятно, он весил пудов двадцать или около того. Но несмотря на такую тяжесть, по снегу он ступал почти невесомо – и оттого казался еще более страшным.

Тигр медленно подходил все ближе, время от времени останавливаясь и внимательно приглядываясь к жертве. Наконец он оказался почти рядом с Загорским, в каких-нибудь паре саженей, но не спешил с последним броском. Очевидно, тигр не встречал еще человека, который бы вел себя так странно. Человек не был мертв, он смотрел и говорил, но при этом сохранял неподвижность. Это и пугало, и раздражало зверя, он никак не мог решиться, с какого боку подойти ему к жертве и как взяться за дело. Однако нерешительность его продлится недолго, охотничий инстинкт все равно рано или поздно возьмет верх.

«Скорее рано», – безнадежно подумал Загорский.

Если ему повезет, тигр одним ударом могучей лапы снесет ему голову и прекратит его мучения. Если нет, он будет грызть его и рвать на части живьем. Болевой порог у Загорского высокий, и, возможно, перед тем, как навеки закрыть глаза, он еще увидит, как хищник вырвет у него из развороченной груди горячее трепещущее сердце…

Тигр был уже так близко, что Загорский ощущал смрадный запах, идущий из его пасти. От запаха этого и от вида желтых, острых как ятаганы клыков подкатила тошнота, сознание начало мутиться.

Но даже перед лицом смерти мозг его работал и работал лихорадочно. Что делать? Позвать на помощь? Шансы на то, что здесь поблизости есть охотники, ничтожны, и еще меньше вероятность, что они успеют до того, как тигр разорвет его на части. А крик может раздразнить зверя, подстегнуть его к нападению. Нет, кричать нельзя, так будет только хуже. Пусть он выиграет всего несколько мгновений, но как знать, не изменится ли что-то в мире за эти мгновения, не появится ли что-то такое, что вдруг переменит весь ход событий и спасет его от смерти.

Он вспомнил легенду, согласно которой тигр не может выдержать прямой взгляд человека. В этом взгляде проявляется духовная сила существа более высокого, чем дикий зверь, и тигр неизбежно отступает. Хорошая легенда, интересно было бы рассказать ее сотням китайцев, растерзанных великим князем тайги, почтенным тигром-лаоху́. Впрочем, попробовать все равно стоит, что, в конце концов, он теряет?

И надворный советник вперил взгляд прямо в желтые глаза зверя. Но то ли легенда была выдумкой, то ли после удара кастетом по голове Загорский не мог сосредоточиться, но тигр не попятился под его взглядом, напротив, зарычал и шагнул вперед. С некоторым опозданием надворный советник вспомнил, что многие дикие животные принимают прямой взгляд в глаза как вызов на бой. Кажется, его тигр был из таких.

Теперь зверь почти уткнулся носом в живот Загорскому. Надворному советнику очень захотелось закрыть глаза, но он сделал над собой усилие и удержался. Благородный муж не должен слишком уж дорожить жизнью, иначе все остальное потеряет всякий смысл.

Очевидно, тех же примерно взглядов придерживался и его хвостатый оппонент. Он поднял лапу и с маху ударил Загорского по животу – и тут же отскочил назад, как будто ждал ответного удара. Дубленая кожа куртки частично смягчила удар, однако лишь частично. На ветру затрепетали рваные полосы, теплый свитер на животе надворного советника стал медленно пропитываться кровью.

– Э, друг, мы так не договаривались, – морщась от боли, проговорил Нестор Васильевич. – Ты, я смотрю, склонен поиграть. Вот только, воля твоя, мне такие игры совсем не по душе.

Тигр рыкнул в ответ и снова поднял лапу. Похоже, убедившись в полной беспомощности жертвы, он действительно намерен был поиграть с ней, прежде чем отправить на тот свет.

– Вот только попробуй, – угрожающе сказал Нестор Васильевич. – Освобожусь – шкуру с тебя спущу и дома в кабинете постелю вместо коврика.

Кажется, зверю не понравилась интонация человека – в глазах его мелькнули злые искры, и он снова зарычал. Загорский зажмурился и приготовился ко второму удару, еще более болезненному, чем первый. Что ж, как сказал бы Ганцзалин, сколько веревочке ни виться, а все конец будет.

Однако удара почему-то не последовало. Вместо него совсем рядом с Загорским раздался звонкий лай. Загорский открыл глаза и скосившись в сторону, увидел, что справа от него прыгает и осыпает тигра отборнейшим брехом мохнатое чудо-юдо.

– Буська, – Нестор Васильевич изумленно глядел на нежданную защитницу. – Бусенька!

Собака повернула в его сторону голову и, кажется, даже подмигнула, как будто желая сказать: «Ничего, господин надворный советник, не робейте! Сейчас мы эту полосатую обезьяну утрамбуем в лучшем виде».

И сделала в сторону тигра быстрый ложный выпад, как будто собиралась куснуть его за бок. Оторопевший от такой наглости хищник даже отступил на шаг. Собака заскакала вокруг него, заливаясь лаем и делая вид, что хочет броситься.

Сердце Загорского дрогнула. Глупая Буська, куда же она лезет?!

– Не смей, – крикнул он, – назад!

Что же она делает?! Стоит тигру изловчиться и сомкнуть страшные клыки на лохматом буськином загривке, и жизнь ее, веселая жизнь таежной собаки прервется самым страшным образом.

Так оно и вышло. Тигр обманул бдительность Буськи каменной неподвижностью, а сам, улучив момент, бросился на нее и ударил лапой. Собака взвизгнула от удара и кубарем покатилась прочь, потом, скуля, поползла в сторону.

Тигр, не спеша, отправился за ней следом. Кончено, пропала Буська! Она явилась защитить Загорского, а теперь сама падет жертвой чудовищных когтей и клыков.

– Стой, гад! – рявкнул вслед хищнику Загорский. – Стой, мерзавец!

Но брань не помогла – тигр только ударил нервно хвостом по снегу, как бы говоря: жди, человек, сейчас придет и твоя очередь… Однако за пару секунд до того мгновения, как шея Буськи хрустнула бы под лапой зверя, быстрая хвостатая тень метнулась к тигру и перегородила ему дорогу, не позволяя подойти к собаке близко.

Надворный советник не верил своим глазам: откуда-то из чащи явилась тигрица и теперь глухо рычала, готовая броситься на тигра. На груди ее Загорский разглядел знакомое треугольное клеймо – это была Альма, неожиданно для всех участников этой драмы вставшая на защиту своей подруги Буськи.

Перед глазами Загорского разворачивался новый раунд смертельной схватки. Конечно, тигрица была куда более серьезной противницей для тигра, чем любая собака. У нее, как и у него, были острые клыки и чудовищные когти, она была ловка и быстра, как молния. Однако Альма была намного меньше тигра и очевидно уступала ему в мощи. Что будет, когда тигр разделается с Альмой, которой так не вовремя овладели дружеские чувства?

Тигрица между тем грозно рычала, отпугивая врага. Тигр сделал навстречу ей быстрый шаг, она страшно взревела и подняла переднюю лапу, предупреждая – не подходи!