Седая целительница (СИ) - Солнцева Зарина - Страница 21

— Бежать мне надо, дел еще много.

Вацлав не был дураком и сразу заметил пронзительный взгляд, полный осуждения и злобы простых солдат. Только вот стоило зверью глянуть на них в ответ, как они мигом отвели злые взгляды. Лицеерные шавки.

Кивнув мне напоследок, волкадак сомкнул руки за спиной и пошел в одну сторону, а я в другую.

— Снежинка? Слава Макоши, нашла! А то по всему лагерю ищу, да не нахожу. Давай быстрее, односельчанин твой явился. Сказал, брат по ремеслу.

— Какой еще брат по ремеслу? — непонятно уставилась я на Яринку, которая перехватила меня аккурат возле нашего шатра.

Девушка удивленно округлила спелые вишневые губы и хлопнула ресничками.

— Добрый молодец, волосы золотистые, словно пшеница. Голубоглазый. Высокий и подтянутый. Говорит, из одного вы села, да и целитель он, похоже…

— Микита, что ли?

Подобрав подол юбки, я быстрым шагом направилась к входу. Добрый молодец совершенно не вязался с образом угловатого парня, худого, как веревка, что я запомнила. Наши дорожки с Микитой разбежались. И вот уже как две весны я его не видала. А этого оказалось достаточно, дабы парнишке превратиться в молодого мужчину с красивым станом, обернутым в черный кафтан, и мягкой улыбкой, покоряющей девичьи сердца.

— Микитка!

С тихим визгом я бросилась к нему на шею.

Друг и побратим по ремеслу едва ли успел встать на ноги да отвести в сторону на столе тарелку с местной похлебкой. Прежде чем распахнуть свои ручища и сжать меня в своих объятьях.

— Рад тебя видеть, Снежок!

Улыбнулся парень и, подняв меня над полом, закружил вокруг себя пару кругов.

— Легкая, как перышко.

Фыркнул он, а потом, поставив меня на место, снова обнял.

— Ой, как милуются, небось жених и невеста.

Прыснула с боку Наталка, на что я не злобно зыркнула на нее.

— Какая невеста, Натали? Брат он мне, некровный. Мы же с тобой, Микит, первые месяца воины бок о бок прошли. Один кусок хлеба на двоих делили. Все ужасы и кошмары вместе поведали.

— Все так, милая… — златокудрый красавец кивнул в ответ и присел снова на лежак, а я на лавку возле него. — И вот дождались, милая, воина кончается. Скоро домой пойдем. К мамкам.

— Это девочки мои, целительницы, как мы. — Показала на своих девчонок. И друг по-доброму улыбнулся. Потер шею.

— Да мы уже познакомились.

Протянув руку, я подтолкнула к нему тарелку ближе, да лепешек побольше.

— Это хорошо. Поешь, Микит. Не серчай, чем богаты. Да расскажи, кого из наших встречал, кто выжил, кто отошел к предкам? Из дома какие вести?

Парень оторвал кусок лепешки и снова взялся за деревянную ложку.

— Чего говорить, Снежка? Про дядьку Люмила ты и так знаешь. Погиб героем, когда печенеги напали. — Знаю. — Печально молвила, отпуская взгляд на свои руки, что прилежно сидели на коленях. — С дома, может, вестей есть? Как матушка твоя? Сестры?

Микита помрачнел. Оставил ложку в сторону и отпил из кружки родниковой воды.

— Уже два полных месяца от них вестей нет. Я же все это время на южном фронте был, с моряками. Вдоль и по середину молочное море сотряс на княжиских кораблях. Вернули мы господство Князя над ним, и меня отпустили с почестями домой. Скачу на своем жеребце уже третий день. А тут слышу лагерь, и двое мужиков балакают о седой целительнице. Ну я и подумал, с чем духи не шутят, авось это ты.

— А это я. — Улыбнулась я и по-сестрински прошлась пальцами по его золотистым волосам. Не такие длинные, как у Горана, и мягче, что ли. И к чему я это вспомнила? — А за мать и сестер не переживай, сейчас у всех проблема с почтой. Ни отправить весточку, ни принять.

Молча кивнув, парень вернулся к похлебке. Девки не пожадничали, поставили ему здоровый шмат оленины, да лепешек по румянее. Оторвавшись от еды, Микита призадумался. Оттого глубокая складка легка на высокий лоб парня. А потом кивнул.

— Так и сделаю. А что?

— Матушка моя там осела. В ткацкой мастерской трудиться. Слушай, Микит, я пару строчек ей начирикую, ты подкинешь? Очень молю, милый ты мой.

— Конечно сделаю. — доверительно изрек он. — Пиши и побольше, раз бумаги хватит.

— Сейчас. — Встав с лавки, я бросилась к своему спальному месту, достав из-под лежака свой походный мешок. Извлекла из него на свет скрученный кусок пожелтевшей бумаги, да недлинный уголек.

Оставив Наталку и Яринку болтать с видным молодцем, залетевшим в наше бабьё царство, я принялась чертить руны, которые еще матушка в детстве учила.

* * *

— Проводила?

Тихо спросила Матриша, как только я подошла к огню. Мой печальный вздох стал ей ответом. Микиту пришлось провожать под покровом ночи, да так, чтобы наши вояки не заметили. Я не обмолвилась ни словечком о том, что у нас происходит. Да и зачем? Помочь друг не сможет, лишь проблем себе наживет.

Да и его воина окончена. Пускай едет домой, обрадует мать, да сестер. Навоевался, он мира заслужил.

— Воевода, скотина такая, уже к Марфе присматривается. Сказал ей завтра с зарей встать, отправить на сей раз с солдатами какого-то раненого его родича лечить. Что охотился неподалеку, да на медведя напоролся.

— Да чтобы их всех медведь разорвал на лоскуты, — в сердцах выдохнула я, запутав пальцы в волосах.

— Что делать-то будем?

Матриша неспешно забросила в костер еще пару дров. Я уныло призадумалась. Можно было Марфу с Микитой отправить, только у него одна лошадь. Двоих долгое время не понесет. Да и куда он ее увезет. Марфа сирота круглая. Ни матери, ни отца. Один дед был, да помер весну назад.

Тем временем Матриша продолжила:

— Девка не дурная, сразу всё смекнула. Теперь сидит в палатке и ревет. Сказала, сбежит, уж лучше на дикого зверя нарваться и умереть от его когтей и клыков, чем полюбовницей купцу стать.

— Пускай глупости не творит, — жестко пресекла я говор старшей подруги. — Да ты за ней присмотри. Придумаем что-нибудь. В обиду не дадим.

А сама с грубо поваленного ствола встала, да к бурдюку потянулась. А там воды нет.

— Пойду из бочки наберу.

Потрясла голым бурдюком в воздухе и на воздух вышла. Не столь жажда меня мучила, чем дурные думы. Пройтись мне надо было, подумать, да решить, что делать дальше. Одно ясно: в лагере оставаться нельзя. Пойти к волкадакам и помощь просить? А вдруг они ничем лучше воеводы окажутся. Это Деян клялся, что женится, а духи его знают, правду говорил. Аль сладкий мед мне в уши лил.

А может сбежать?

Взять коней, провизии набраться и пуститься в бега? Ночью, когда все спят. А если заметят, пуститься за нас в погоню и порежут, как куропаток, или без церемонии сразу всех и продадут в рабыни.

В отличие от смекалистых и опытных воинов, мы плохо ориентировались в ночном лесу, да и наездницами были плохими. Так что сутки в седле не простоим.

Что же делать?

Что же…

— Ах! — кто-то неожиданно зажал мне рот со спины и потянул в сторону. Мгновение, и я оказалась прижата к траве за кустами малины.

Страх змеей сковал сердечко, и я завертелась ужом под крепким телом незнакомца. Навалившись на меня, мужик полностью обездвижил, а потом тихо шепнул над ушком:

— Да тише ты…

Это Горан.

Страх по непонятным причинам отпустил, я и правда смягчилась под ним и попыталась заглянуть ему в лицо. Но ночная тьма мешала что-либо рассмотреть. А вот самому мужчине она, кажется, не была помехой. Я чувствовала, как его взгляд обжигает мои щеки, губы, шею, груди.

Отпустившись лицом совсем близко, он прижался носом к изгибу шеи, где та граничит с плечом, и громко вздохнул запах моей кожи.

— Кто он? Как посмел касаться? Обнимать? Отвечай, Снежинка! Почему позволила?

Рычание волкодака ввело меня в тихое недоумение. Как он узнал, что я обнимала Микиту? Мы же целый день прятали его от лишних глаз. По одному аромату?

— Снежинка… — совсем близко выдохнул Горан, обжигая щеку своим дыханием. — Отвечай. Иначе не жить ему.

Краем глаз заметила сбоку в зарослях две массивные черные тени. Кажется, их очертание напоминало волков, огромных волков. Они сидели там и молча ждали.