Свадебный рэп - Смоктий Виктор - Страница 7

– Чего ты к ней привязался? – искренне удивился Валентин. – У меня таких вещей знаешь сколько?

С этими словами он открыт буфет; тот вместо посуды был под завязку набит виниловыми пластинками.

– Полторы тысячи без малого, – гордо сказал Валентин. – Хочешь «Лед Зегшелин», «Кровь, пот и слезы», «Роллинг Стоунз», «Доре», Далида, Джонни Холидей, Элвис? Здесь все, что душа пожелает.

– Вот ту, что сначала слушали, как ее?

– «Я выхожу замуж в следующий понедельник»! – теряя терпение, процедил хозяин. – Он что, действительно мудак или притворяется?

– У него был сегодня тяжелый день, – извинился Леня. – День принятия решения.

– Пойдем домой. Завтра рано вставать, – сказал Саша Лене шепотом.

– Куда я пойду? Ты слышал, Рая сказала, что на ней нет трусов, – горячим шепотом ответил Леня.

– Может, врет? – с надеждой спросил Саша.

– Девушки этим не шутят, – веско возразил ему Леня, и Саша согласно кивнул. – Ну, с отъездом, – сказал Леня, и все выпили.

Начались танцы.

Саша увлеченно копался в пластиках: все они были в идеальном состоянии, в двойных полиэтиленовых пакетах. Некоторые пластинки, перед тем как поставить их на диск, Валентин покрывал специальным составом, чтобы снять пыль. Саша попробовал встать с пола, но оказалось, что без посторонней помощи сделать это трудно: пол за вечер очень сильно раскачался, и Саша с него все время соскальзывал.

Валентин довел пьяного Сашу до туалета и, прислонив его к двери, ушел обратно к столу.

Дверь в туалет оказалась закрытой изнутри.

Саша постучал.

– Кто там? – спросил Леня из-за двери.

– Это я, твой лучший друг Саша, – ответил Саша.

– Чего надо? – спросил Леня.

Саша попытался жестом объяснить двери, что емунадо.

– Не понял, – сказал Леня из-за двери.

– Писать хочу. Пусти.

– Извини, друг, я с дамой.

– Писаете? – изумился Саша.

В туалете, оклеенном обложками и разворотами журналов «Пентхаус» и «Плейбой» вперемежку с винными этикетками, Леня темпераментно трахался с Раисой, Саша же своими вопросами мешал, отвлекая от дела.

– Лень, вы скоро там? – спросил Саша из-за двери.

– Ну, затрахал совсем, – сказал Леня девушке, ища сочувствия. – Писать, писать. Маньяк какой-то.

Девушка что-то неразборчиво простонала и нечаянно зацепила проржавевший проволочный спуск унитаза. Тот заурчал, спуская воду.

Потом Саша увидел себя в магазине. Там стояла длинная очередь за пластинками. Из очереди его окликнули. Это был Игорь. «Очередь всех уравнивает, – подумал Саша. – Вот Игорь, например, замминистра, большой человек. А убили его – и стоит в очереди как миленький».

Игорь улыбался Саше и приглашал встать перед собой.

– Ты какую пластинку хочешь купить? – спросил его Игорь.

«А что это за очередь такая?» – запоздало испугался Саша. Он очутился в подсобке магазина, где мужчина в черном костюме сортировал пластинки, нюхал их и с отвращением бросал в помойное ведро. «Надо будет потом когда-нибудь заглянуть в это ведро, – подумал Саша, – может, по ошибке что-нибудь хорошее выкинул».

Здравствуй, Хопкинс, Новый год...

«Вставай, страна огромная!»... Сашу оглушили могучие аккорды песни Лебедева-Кумача. Он открыл глаза и, с трудом сосредоточившись, сообразил, что это всего лишь мелодичный перезвон его мобильника. Саша отыскал телефон в ворохе одежды и нажал кнопку ответа.

– Сынок, – послышался в трубке встревоженный голос матери, – у тебя все в порядке? Мы с отцом беспокоимся, ты вчера ни разу не звонил.

– Дела, мам, – ответил Саша непослушным металлическим голосом.

– Ты не болеешь? Мне тут сон такой плохой снился. Помнишь, как ты отравился во время приема в пионеры и тебя тошнило на Красной площади?

– Умгм, – подтвердил Саша, лихорадочно оглядывая комнату в поисках какой-нибудь воды, чтобы плеснуть внутрь сгорающего от дезгидроза организма.

– И с тобой тогда опять был этот твой друг Леня.

– Ну и что? – спросил Саша наобум, поскольку совсем не следил за маминой логикой. Он добрался до холодильника, дрожащей рукой налил себе холодной минералки и залпом выпил. В нос приятно ударила прохладная волна содового раствора.

– Не спорь, Саша. Он очень негативно на тебя всегда влиял. И просто хорошо, что он уехал. Куда он уехал, я что-то забыла?

Саше очень трудно было с ходу вспомнить, куда в свое время уехал Леня, и он ответил, как на уроке географии ответил бы нерадивый ученик, который знает только то, что Центральный промышленный район находится наверняка в центре чего-то:

– Ну, в Европу, там ведь сейчас без разницы, где живешь. Европа, и все. И еще он ездит, – показал Саша сам себе рукой, как Леня ездит туда-сюда.

– Я ему не желаю ничего плохого, но он производил на нас с папой довольно неприятное впечатление – какой-то хитрый, скрытный. И ты со своей простотой. Он просто манипулировал тобой. Ведь это он научил тебя курить...

Саша-то помнил, что все было как раз наоборот. И с выпивкой он тоже стартовал раньше Леонида на полгода.

– Мам, опять, – укоризненно сказал Саша, постепенно обретая способность говорить и мыслить, – ну сколько можно об одном и том же? Что тебе дался этот Леня? Других неприятностей, что ли, нет?

– Ты знаешь, сынок, этот сон не идет у меня из головы. Держись от него все-таки подальше. Ты с ним переписываешься? Хотя сейчас и позвонить не проблема.

– Редко, так, по праздникам, иногда. В Новый год, на Пасху. У нас ведь теперь и праздники разные.

– Как у него, кстати, дела? – задала вопрос мама, использовав тонкий следовательский прием, когда об одном и том же спрашивают несколько раз, но по-разному.

Саша, посмотрев на бесчувственное тело друга, лежавшее поперек разложенного дивана, понял, что его биомасса находится на узкой грани, отделяющей живую материю от неживой, и сказал совершенную правду, что редко делал в разговоре с матерью:

– Хреново ему, мам.

– Жаль. – Голос матери не мог скрыть удовлетворения. – Будешь с ним разговаривать, передавай от нас привет. Когда ты к нам заедешь?

– Сегодня вечером могу, – сказал Саша, рассматривая в окно незнакомый пейзаж и гадая, где в Москве может стоять ветряная мельница. ВВЦ? А баржи, на которых живут, судя по всему, бомжи? Коломенское? Южный порт? «Быстро меняется облик Москвы, черт бы ее побрал», – с раздражением подумал Саша, рассматривая огромный рекламный щит, на котором голубоглазый петух, подмигивая и ухмыляясь, ел куриные яйца. Периодически над ним вспыхивала надпись на английском: «Четыре яйца в неделю мужчине вполне достаточно».

– Ну, хорошо, мы тебя ждем, до встречи, сынок. Да, вот папа передает тебе привет.

– Пока, – сказал Саша и нажал кнопку отбоя.

Он внимательно осмотрел незнакомую комнату, рационально обставленную простой, без всяких финтифлюшек мебелью. На низком комоде стояло несколько фотографий, на которых были запечатлены некая блондинка с Леней. Они были сняты на фоне пальм, в Венеции на пло – щади Святого Марка, на фоне египетских пирамид и в ресторане, на стенах которого угадывались большие фотографии с автографами. На столе лежала пластинка, запись концерта группы «Питер, Поль & Мэри», из которой торчал клочок полупрозрачной ткани. Саша потянул его и вытащил микроскопические женские трусики. Он тут же с омерзением бросил их и все вспомнил.

Он вспомнил, что он уже не в Москве, а в центре той самой Европы, а за окном не московский пейзаж (хотя и мог бы запросто им быть) – за окном была Заграница, рассадник капитализма, жертвой которого он стал в Москве.

«Мама моя, мама, – в ужасе подумал Саша, – когда и как я вам смогу сказать правду, и какой она будет, эта правда?»

Саша решил осмотреть квартиру, но по дороге обнаружил большой лист бумаги, приколотый канцелярским зажимом к Лениной простыне. На листе толстым фломастером было что-то написано.

Саша прочел начало записки: