Кара Дон Жуана - Володарская Ольга Геннадьевна - Страница 67

Когда Андрей подъехал к знакомому забору, у ворот уже стояла машина. Тоже «Мерседес», но не пижонский серебристый кабриолет, а мощный черный «шестисотый» с бронированными стеклами. Чуть поодаль был припаркован чернильного цвета «Лендкрузер» с алым драконом на передней двери. Рядом с джипом стояли четыре бугая с такими тупо-жестокими лицами, что на их фоне Лютый показался бы интеллектуалом-пацифистом с двумя высшими образованиями и маячившей на горизонте докторской степенью. Естественно, «мальчики» Хана были при оружии, при рациях и, похоже, при бронежилетах.

Как только Андрей вышел из своей машины, один из братков кинулся к двери «шестисотого», распахнул ее и подобострастно склонился, помогая Хану выбраться из салона. Остальные бугаи в это время приняли позу американских морских пехотинцев — грудь колесом, руки сцеплены за спиной, квадратная челюсть вперед, — дабы нагнать страху на предполагаемых врагов своими скалоподобными телами и зверскими физиономиями. Через несколько секунд к этой троице присоединилась еще парочка «одинаковых с лица» мордоворотов с короткоствольными автоматами в потных лапищах, выгрузившихся из «Мерседеса» вслед за боссом. Итого их оказалось шестеро, не считая водителя.

«Интересно, Хан для имиджа эту свиту с собой таскает, — подумал Андрей. — Или боится чего? Раньше, помнится, они с отцом только на стрелки и разборки с такой оравой ездили…»

— Этот флюгер когда-то венчал одну из крыш старой Риги, — было первое, что сказал Хан, выбравшись из машины. — Ему двести лет. Отличная работа по бронзе… Сейчас стоит очень приличных денег. А Хазар купил флюгер за гроши на блошином рынке Риги задолго до того, как он приобрел этот дом. Тогда у него никакого дома не было, мотался по съемным квартирам и парусник за собой таскал… Влюбился он в него, что называется, с первого взгляда, вот и купил… Хотя зачем бронзовый флюгер человеку, у которого нет крыши, на которую его можно водрузить? — Хан хмыкнул. — Хазар и дом-то, мне кажется, только для того выстроил, чтобы было куда свою любимую бригантину пристроить…

— Ты уже знаешь, что Хазара убили? — на всякий случай спросил Андрей, хотя догадывался, что да — не зря же старик нагрянул сюда именно сегодня. — Тебе Лютый сообщил?

— Да… Поэтому я тут. — Он взял Андрея за локоть и подвел к забору. — Там… — Хан ткнул пальцем в ворота. — Мы можем найти много интересного… И кое-что важное.

— «Кое-что» — это что? Дядя Арам, ты говоришь загадками…

— Сейчас все объясню. Пойдем в машину, там поговорим, а то на улице очень жарко…

После того как они забрались в прохладный салон «Мерседеса» и удобно устроились на его мягких кожаных сиденьях, Хан заговорил:

— Когда Альберт сообщил мне о смерти Хазара, я был шокирован.

— Почему? Тебе его жаль?

— Мне плевать на то, что его убили. Но не плевать, что на моей территории. Причем на сей раз не какую-то проститутку и не мелкого рабокурьера, а большого человека… Все ж таки Хазар личность очень известная…

— Была когда-то. Лютый, например, о нем слыхом не слыхивал…

— Лютый молодой еще, вот и не слыхивал. Но среди моих корешей есть люди довольно солидного возраста, и они были с ним знакомы. Они так же, как я когда-то, имели с ним дела… Его смерть не останется для них тайной. Завтра-послезавтра они узнают, что «тот самый» Хазар убит, и убит на территории Хана… Улавливаешь, Андрюша, мою мысль?

— Да… — Андрей кивнул головой. Он мог понять Хана. Старик так привык к тому, что все криминальные события в городе связаны с ним, что теперь не может поверить в то, что эти убийства не имеют к нему лично никакого отношения. — Она ведет все к тому же — «Акелла промахнулся! Нам нужен новый вожак!».

— Вот именно! — Хан вытащил из кармана брюк мятную таблетку, сунул ее в рот и, по-стариковски почмокивая, начал сосать. — Короче, обеспокоился я… Сильно. Вплоть до того, что решил на покой уйти. Лучше, думаю, самому, по доброй воле… А то ведь и убрать могут. Придать импичменту, как сейчас говорят, а проще, хлопнуть. Не то чтобы я за жизнь цеплялся, просто не хочу с позором на тот свет уходить и в заколоченном гробу лежать — взорвут ведь, как пить дать взорвут… На большее ума не хватит!

— Но сейчас ты передумал уходить?

— Решил, что большим позором будет, если лапки подожму… — Его глаза воинственно сверкнули. — Со мной такие штуки не пройдут. Я жизнью битый-перебитый, я все разборки, все разделы-переделы прошел. Со мной и московские, и ростовские считаются. Я уважение к себе зубами вырвал! Меня два раза под нож ставили, травили уксусом, машиной сбивали… В восьмидесятом из меня три пули вынули. Волчара, что меня заказал, уже пил за мою смертушку, да я выкарабкался и потом его своими руками придушил. С тех пор ни одна вша на меня не лезла… Все знали, с Ханом лучше не связываться. А вот теперь, видно, бояться и уважать перестали. Решили, старый волк все зубы растерял — не то что загрызть, тяпнуть не сможет… — Он свел свои седые брови на морщинистой переносице. — Не уйду, пока не выясню, кто за всем этим стоит, и пока этот кто-то не сдохнет… — Глаза его потухли, как фонарики, у которых кончился заряд аккумулятора. — Так я решил. И начал думать, что делать. И вот мне какая мысль пришла… Если Хазар последнее время крутился в Москве, значит, о нем должны были слышать тамошние авторитеты. Я не верю, что Вещеев совсем распрощался с криминалом и заделался честным предпринимателем…

— Отличная мысль тебя посетила, дядя Арам. Мне почему-то она в голову не пришла…

— А мне вот, как только пришла, я сразу стал думать, кому мне позвонить, чтобы о Хазаре узнать… Из старых корешей никого уж в живых нет, а с новыми «королями» я не в тех отношениях… Короче, одно имя всплыло — Гуня.

— Гуня? Что еще за фрукт?

— Это очень интересный фрукт. Экзотический. Идейный «петушок». Вечная тюремная жена. Четыре раза сидел, всегда за какую-то ерунду. На воле больше пяти лет не выдерживал, нет там таких сильных, жестоких мужиков, которые ему по сердцу. Рыхлые интеллигентики, клеившиеся к нему у памятника Пушкину (у него педики извечно тусовались), были ему отвратительны. — Хан усмехнулся. — На воле страдал Гуня от одиночества, был несчастен, из-за этого воровал по мелочи или в драку ввязывался, чтобы его обратно в тюрягу отправили… И там наступала для Гуни райская жизнь!